И тут же из тьмы, не охваченной светом знака, вынырнула еще одна фигура – почти такая же высокая, как Евгений, но настолько тонкая и гибкая, что сомнений не было: под мешковатым комбинезоном скрывалась женщина, молодая и прекрасно тренированная. Она вскинула свое тело на первую, нижнюю из линий, подтянувшись, как гимнастка на брусьях, без разбега. Оттолкнула ногой опору, оказавшуюся ступенью, и та тут же растаяла. А женщина метнулась к дракону – вперед и вверх. Под ее легкими шагами исчезали ступени, но она неслась, не заботясь о спуске. И вот уже сполохи лилового пламени, гуляющие по драконьей коже, практически коснулись ее силуэта. – Кешера, – выдохнул стоявший перед Кариной и Митькой. Словесный знак завис, но, повинуясь дыханию создателя, полетел к женщине, балансирующей на тонкой полосе-ступеньке на расстоянии вытянутой руки от дракона. Только руку она простерла не к зверю, а к знаку, подхватывая его на кончики пальцев. Еще секунда, и она сбросит заклятие на зверя, тот рухнет, охваченный сном. Но не успело слово коснуться и ногтя, как вдруг дракон повернул морду в сторону Карины и… Вокруг нее изменился мир. Девочка была готова поклясться, что он посмотрел ей прямо в лицо. Его глаза горели огнем и сверкали аметистовыми звездами. Карина заморгала, понимая, что зрение ее не обманывает, – зверь вскинул бровь. А потом приветственно кивнул. Да еще усмехнулся в тонкие наросты-вибриссы на морде, заменявшие усы. И исчез. Сияние погасло. Женщина на верхней ступени слилась с чернотой неба. Но Карина кожей чувствовала пронзительный взгляд из этой черноты и не могла заставить себя отвернуться. Над полем недавнего боя повисла тишина. Не идеальная – кто-то вздохнул, кто-то ругнулся, кто-то невнятно заговорил с вопросительной интонацией. Да еще и налетевший порыв морского ветра загремел какими-то жестянками-железяками. – Эй, Юлли! – воскликнула вдруг женщина с высоты, и голос ее рассыпался трелью хрустального колокольчика. – Не атакуй, но посмотри, за тобой на пять часов!.. Один из стоящих перед Кариной и Митькой знаккеров резко обернулся. Митька пружинисто вскочил, заслоняя собой Карину. Но их действительно не собирались атаковать. – Отсюда не уйти, – спокойно сообщил Юлли из глубины своего капюшона, и Карина чуть не заныла, стараясь вспомнить, где же она слышала этот голос, доносившийся, кстати, как раз с высоты роста этого самого Юлли. – Дети, вам лучше следовать за мной, – добавил знаккер, – или за ней, – махнул он рукой в сторону женщины, – полагаю, вам ничего не грозит. – Полагаете? – проворчал Митька. – Оговорочка типа дань честности? Не двигайся, Карина, мы, ясное дело, за ним не идем. Юлли засмеялся: – Если хотите, ночуйте здесь, мне все равно. Он развернулся, намереваясь удалиться, но точнехонько перед ним, с чавканьем вбив сапоги в грязь, приземлилась женщина, та самая, что бежала к дракону по вспыхивающим в воздухе ступеням. Она что, с такой высоты спрыгнула? Там же этажа три было, никак не меньше… – Не слушаются детишки? – весело поинтересовалась она, и Карина просто внутренне сжалась в комок, потому что этот голос… этот голос она узнала. У этого голоса были особые интонации – хрустальные. Он звенел, как старинные (или просто старые?) бокалы, которые практически никогда не извлекались из серванта в их с Лариком доме. Но ведь хрусталь не звенит, если находится в покое и не ударяется о другой хрусталь. Значит, и голосовые связки должны быть определенным образом напряжены, иначе у речи просто не будет такого звучания. Сколько Карина себя помнила, она задавалась вопросом: «Может, у нее не в порядке эти самые связки?» Сколько помнила… если честно, о ней она помнила ничтожно мало. И эта малость постепенно переставала быть мучительно-драгоценной. – Да пусть их, – пожал плечами Юлли. – Куда им деваться с острова? Если молодой человек и барышня не хотят провести остаток ночи под крышей, это ни капли не мои проблемы. Однако со Сменой лет, моя дорогая. Ну и устроил нам этот дракон… На слове «барышня», таком распространенном в Трилунье, но при этом сказанном с какой-то особой интонацией, Карина встрепенулась. – Я вспомнила, где я вас видела, то есть слышала! – Она умудрилась прикусить себе язык и не ляпнуть «унюхала», что тоже было правдой. – Вы знаккер Кольдегар, я налетела на вас в Ратуше перед гонкой! Юлли отступил на шаг и еще глубже натянул капюшон. Ну и какой смысл? Один фиг, она его помнит. – Вы ошибаетесь, барышня, – холодно ответил он, – хотя бы потому, что я отнюдь не знаккер. Я символьер. Здесь вообще ни одного знаккера нет. Если вы, конечно, себя к таковым не причисляете. Кстати, на площадке (или это была поляна?), кроме Карины и Митьки, осталось всего трое недавних бойцов. Остальные как-то тихо-молча исчезли. – Им рановато, Юлли, – засмеялась женщина с хрустальным голосом, – а знаккер среди нас все же есть. Ты не забыл про нашего гостя? Евгений! Евгений Радов, хочешь с дочкой поздороваться? Тут Карина сама полезла прятаться за Митьку. Очень уж живым оказалось воспоминание о тонкой удавке на горле, о кровоточащей шее… О том, что отец, по сути, взял ее в заложницы и выкатил власть имущим трилунцам километр требований. И если бы не Диймар, то… о, стоп. Ни слова, ни мысли о Диймаре Шепоте! Евгений подходить не стал. Махнул рукой, не то приветствуя, не то прощаясь, и растворился в темноте. – Я, пожалуй, тоже откланяюсь. – По голосу Юлли Карина поняла, что тот улыбается. – Пристроишь их где-нибудь сама? Впрочем, если понадобится помощь, свяжись со мной. И ретировался. – Следуйте за мной, пожалуйста. Женщина развернулась и пошла немного не в ту сторону, куда смотался Юлли и следом за ним Евгений. Видимо, она не сомневалась, что ребята последуют за ней. И была, разумеется, права. Поняв, что убивать их пока не собираются, Карина и Митька, не сговариваясь, пришли к выводу: нечего ночевать на холоде в совершенно незнакомом месте, если есть возможность провести это время под крышей, пусть даже тоже незнакомой. – Тут должен быть город. – Метров через триста молчание стало тягостным, и Карина решила его нарушить. – Первый город луны. Но мы явно в другом месте. Женщина обернулась на ходу. – Вы там, где надо, – отозвалась она по-прежнему звонко, но хрустальные нотки в ее голосе сменились на стеклянные. – Что ты видишь вокруг? Своим волчьим зрением, я имею в виду. – Ты и сама знаешь, от волчьего зрения есть толк, если надо кого-то живого и шевелящегося в темноте высмотреть, – ответила девочка, не веря тому, что вот сейчас идет и разговаривает с ней о каких-то почти отвлеченных вещах. Спасибо, что не о погоде, хотя, может, и до нее доберемся. – Сейчас мы как люди и как волки почти одинаково видим какой-то пустырь. – Пустырь? Что ж, ты недалека от истины. Женщина остановилась. Тонкие пальцы затеребили браслет. Надо же, символьер, но не пренебрегла бусинами-зраками. Один из шариков взлетел, завращался, активируясь, внутри его разлилось неяркое свечение. Карине доводилось видеть экран, развернувшийся вокруг одного подобного зрака, и слышать голоса, доносящиеся из другого. Но тут все ограничилось светом. Этакий особо продвинутый фонарик, специально для крутых символьеров, не иначе. В тусклом освещении зрака стало видно, что они находились все же в городе. Вернее, в том, что от него осталось. Впереди, насколько хватало глаз, простиралась долина, покрытая развалинами. Редкое здание сохранилось выше половины первого этажа. В основном можно было догадаться по контурам стен (высотой Карине по колено), что вот тут был вход, тут комната, а тут начинался коридорчик. – Что здесь произошло? – в ужасе спросила Карина. – Война, – просто ответила женщина. – О, не жалей, это… история. Очень, очень древняя. Вряд ли ты станешь лить слезы над каким-нибудь римским Форумом или обломками Трои на Однолунной Земле. Да, пожалуй. Кстати, больше всего остатки города походили именно на фотографии Форума. Только прелесть Форума была отчасти в том, что он упирался в возвышенность Капитолийской площади и соответственно Капитолийский музей. На площади же, судя по фото, в любое время суток болтались сотни людей, как бы напоминая о том, что жизнь продолжается. Здесь же все было однозначно мертво. – Нам туда, – махнула рукой женщина, указывая вперед. – Мы удаляемся от моря вглубь острова. Если прибавим скорость, то доберемся меньше чем за четверть часа. – Я понимаю, что мы удаляемся от моря, – фыркнула Карина, – тут и волком быть не надо, чтобы унюхать. Та засмеялась: – Ты просто собирательный портрет всех Радовых. – И, погасив зрак, обратилась к Митьке: – Аты младший Заккараускас, верно? – Не совсем, у меня… – Митька запнулся, – еще сестра есть. – Да? Ой, в самом деле. Ты очень вырос, детеныш. «Выросший детеныш» невежливо хмыкнул и больше ничего не сказал. Так, в тягостном молчании, уже не пытаясь его разогнать, они и добрались до места назначения. Это был полудом-полускала, определенно заслуживавший более внимательного осмотра при свете дня. Провожатая толкнула входную дверь, и они оказались в просторном помещении с довольно низким потолком. Этакая пещерная версия внутреннего дворика – сплошной камень, но гладко отполированный, небольшой фонтан посередине, несколько деревянных кресел вокруг. Да еще деревянные двери, почему-то разных размеров, по всем стенам и на разных уровнях. К некоторым вели лесенки из пары-тройки ступеней, в этом случае притолока полностью сливалась с потолком. Женщина решительно прошла в глубину зала, распахнула очередную дверь. – Располагайтесь. Попытайтесь отдохнуть, не пытайтесь сбежать. Опасности нет, дороги отсюда тоже нет. Еды вам принесут, но, если еще что-то требуется, обходитесь своими знаккерскими навыками, тут не принято ныть и просить помощи. – А я к помощи и не привыкла, – огрызнулась Карина, развернулась спиной к хозяйке и направилась в предоставленное им жилище. Та хмыкнула и, не говоря больше ни слова, ушла. В крошечной гостиной не было окон, зато, как во внутреннем дворе-пещере, все стены в дверях. Одна в душ, одна в уборную и четыре – в совсем малюсенькие спаленки. Все комнаты пустовали. – Я буду спать там. – Карина повернула к первой попавшейся. – Карин, погоди, – тихо окликнул ее Митька. – Ну, чего еще? Кажется, начав огрызаться, она уже не могла остановиться. Да и не наогрызалась еще: она ведь только-только начала. Но на Митьку лучше не срываться, раз уж обещала не быть свиньей по отношению к нему. – Кто она такая? – спросил друг, буравя взглядом Каринкин затылок. – Я ее откуда-то знаю, только вспомнить по голосу не могу. Ты же ее стопудово узнала. Кто это? – Да так, ничего особенного… – Карина не удержалась и шмыгнула носом. – Это, Мить, была моя мама. Глава 5 Человек-дракон Карина прошлепала в комнатушку и грохнулась на кровать лицом вниз. Щека ощутила одновременную мягкость и жесткость покрывала из овечьей шерсти. Митька за ней не последовал, и она была паучертовски ему благодарна за это. Реветь, уткнувшись носом в лучшего друга, – однозначно спасение от всех бед. Только спасения-то ей сейчас совсем и не хотелось. Хотелось собраться в комок и пережить это – то, что она полагала пережитым и забытым. Возвращаться мыслями – все равно что расковыривать застарелую болячку. Бывает так: уже подсохло, уже чешется, как всякая заживающая ссадина, и ты сковыриваешь корочку, ожидая увидеть тонкую, чуть влажную, розовую-прерозовую свежую кожу… Но на тебя вдруг брызжет гной. И ты понимаешь – ничего не зажило. А заживет – так шрам будет. Навсегда. Такие болячки не стоит расковыривать прилюдно. Даже при самых-самых лучших своих друзьях. Сколько раз Карина прокручивала в воображении эту встречу? Не сосчитать. С того дня, как она обнаружила, что в куче документов умершей родни нет маминых, образ этой самой встречи претерпел ряд изменений. От «Почему ты меня бросила?» с потоком слез и соплей до «Привет, я в порядке, а ты?». Причем это мама должна была переживать и объяснять, какие ужасные обстоятельства вынудили ее покинуть Карину А Карина – сохранять вежливую холодность.