Часть первая. Детство 1. Что это за место? Малышке было всего около трех. Она удивленно смотрела большими синими глазами по сторонам и не понимала, что это за место. У нее почти не было воспоминаний, а все что осталось, лучше было бы забыть маленькой девочке. Природа устроена так, что ей посчастливится, и она действительно все забудет. Уже забывала. Помнила постоянные крики, грохот, почему-то билась посуда все время, иногда осколки долетали и до нее. Поэтому на руке у нее был порез, который уже заживал, но не давал ей пока забыть о том, что она была в каком-то неприятном месте. А это странное место отличалось тем, что здесь было тихо. Для нее было это настолько необычно, что будь она постарше, то могла подумать, что она оглохла. Она очень долго ехала в каком-то фургоне, ее укачало и тошнило. Ее кожа все еще имела зеленоватый оттенок, но уже становилось лучше. Привела ее сюда тихая женщина, аккуратно, но твердо взяв за руку. Сопротивляться и проявлять волю малютка не привыкла, поэтому шла безропотно. Женщина привела ее в комнату и сказала посидеть на стуле. Раз сказали, она так и делала, боялась шелохнуться и слезть с этого стула. Потом женщина появилась снова и дала ей мятную конфету. Девочка в недоумении смотрела на этот дар, пока женщина не развернула обертку и не сунула конфету девочке в рот. Такое великолепное ощущение на языке, такое необычное, что у девочки округлились глаза. Женщина улыбнулась и опять отошла. Потом она вернулась в комнату в сопровождении еще одной женщины. — Показывайте, кто тут у нас сегодня? — спросила вторая. Тоже на удивление тихим и спокойным голосом. Девочка не различала возраста, но женщине было около сорока, строгое узкое лицо с интересом вглядывалось в девочку. — Бросили возле приюта. С собой ничего нет, ни вещей, ни записки. — Как тебя зовут? — спросила женщина. Девочка молча смотрела на нее. — Ты умеешь говорить? Где твоя мама? Девочка молчала. Она боялась, когда к ней обращались, знала, что надо тихо сидеть: не мешать, не ходить, не плакать. Иначе побьют и будут кричать. То, что могли ударить, было не так страшно, а вот криков она боялась. Она не понимала большую часть слов, это был просто шум и от этого она постоянно вздрагивала. Поэтому девочка молчала и изо всех сил старалась не расплакаться. Ведь интонации у женщин были мягкие, голоса тихие и участвующие, а это во все времена могло вызвать детские слезы. — Не бойся, мы хотим тебе помочь. Ты знаешь, откуда ты или как зовут маму или папу? Девочка, наконец, молча покачала головой из стороны в сторону. — А как зовут? Опять покачала головой. — Ладно, будем оформлять, — грустно сказала женщина, села за стол и взяла какие-то бумаги. — Так как же тебя записать? Она вопросительно глянула на собеседницу, но та только устало покачала головой. Фантазия ее иссякла еще несколько лет назад. Женщина взяла толстую книгу с полки: — Тогда наугад, — открыла, посредине, — Мелисса. Так-так-так… Самос. Она начала оформление бумаг. — Ну что ж, Мелисса, пойдем, — протянула ей руку вторая женщина и девочка пошла за ней. — Хорошее имя, очень хорошее. Сейчас будет обед. И она повела новоиспеченную Мелиссу пустым длинным коридором. Девочка просто шла за ней следом, не озираясь, уставившись в пол. Казалось, ее ничего не интересует, только этот зеленый пол. Наконец они дошли до большой комнаты, в которой вкусно пахло едой. Может кому-то запах казённой пищи и не показался бы вкусным, но в животе у девочки заурчало. Она не ела слишком давно, а то, что ела, вкусным не было. В комнате никого не было, только стояло множество маленьких столиков и стульчиков, по четыре возле каждого стола. Девочку привела в восторг такая маленькая мебель, сделанная, словно специально для нее и в глазах у нее загорелся огонек. Еще очень слабый, намек на надежду, искорка радости. Женщина, которая вела ее за руку, как-то неловко резко повернулась, дернув малышку за руку и огонек погас, сменившись испугом. Многолетний опыт женщины позволил ей увидеть все перемены, произошедшие с девочкой, и она ласково заворковала: — Смотри, какой столик, это для деток, таких же, как и ты. Садись на стульчик и будешь кушать. Тут тебе будет очень удобно. Сейчас принесу покушать. — Она ушла в дальний конец комнаты и исчезла за дверью. Девочка, не шевелясь, сидела на стульчике и ждала. Через несколько минут женщина появилась снова, в руках у нее был поднос. Она дошла до Мелиссы и поставила еду перед ней. — Давай я тебя покормлю. Или ты умеешь сама? Девочка молчала, и только в глазах был тихий призыв о помощи. Она умела есть хлеб, овощи, но супа она никогда не ела. Женщина присела рядом на маленький стульчик, еле уместившись на нем, но она явно делала это не в первый раз и, зачерпнув ложку супа, протянула ребенку. Мелисса послушно открыла рот и проглотила суп. Вкус был необычный и восхитительный. Детскому организму не хватало именно этого. Она доела все с ложечки, не пролив ни капли. Потом таким же образом она съела котлету и овощное рагу. Остался компот и кусок яблочного пирога и тогда Мелисса протянула руку к пирогу и взяла его сама. Женщина не мешал ей, и пока ребенок ел, она с ней разговаривала: — Меня зовут Мередит. Но все дети вокруг зовут меня тетя Мери, бог его знает почему. Тебе у нас понравится. У нас много игрушек и других деток, будете разучивать танцы и песни. — Она спохватилась, — если не хочешь, можешь и не петь. Никто тебя здесь не обидит. Доела? Вот и хорошо, мы пойдем сейчас в комнату, где ты будешь спать. Они опять пошли рука в руке по длинному коридору. Мелисса не понимала, в какую сторону они идут. Коридор был бесконечный и пустынный. Иногда она слышала звуки, может голоса детей, разобрать было сложно. Да и опыта общения с детьми у нее почти не было. Несколько раз она играла во дворе с какими-то ребятами, но очень кратковременно. Да и игрой это было не назвать, так, знакомство. Она протянула свой хлеб мальчику, а он фыркнул. Потом дал ей солдатика и убежал. Еще через пару дней прибежал и забрал солдатика. Она не плакала (нельзя) просто смотрела ему в спину. Его перехватила какая-то женщина, что-то сказала, тряхнув за плечи, и он побежал назад, сунул солдатика ей в руку и опять убежал. Больше не приходил. Была еще девочка постарше, она показывала ей свою куклу, которую катала в коляске. Мелисса не понимала, зачем она это делает и не видела интереса в такой игре. А солдатика она любила. Его можно было быстро спрятать в карман, и никто не знал, что он у нее есть. Тетя Мери и Мелисса, наконец, дошли до комнаты, и женщина пропустила девочку вперед. Это была большая комната в ней рядами стояли кровати, Мелиссе показалось, что их очень много, но их было всего восемь. По четыре с каждой стороны. Яркие покрывала, тумбочки возле каждой кровати. Мередит подвела девочку к одной из кроватей и сказала: — Вот здесь ты будешь спать. Запомнишь? Детки сейчас на занятиях, но скоро придут. Вот возьми вот этого зайчика. — Она достала с полки в углу плюшевого зайца и протянула Мелиссе. — Посадишь его на кроватку и будешь знать, где твоя. Мелисса безропотно взяла зайца и села на кровать. — Да уж, проблем с тобой не будет, — вздохнула Мередит и погладила мягкие белокурые волосы девочки. 2. Я здесь не останусь Мелисса прижилась в новом доме довольно быстро. Она никогда не капризничала и не плакала, а так как не говорила, то и не спорила. Если кто-то из детей хотел ее игрушку, она молча отдавала, не жаловалась и начала улыбаться. Вопреки ее тихому нраву, дети не обжали ее, а наоборот старались чем-то обрадовать. Приют св. Патрика был небольшим, и дети здесь были разных возрастов, в основном те, кому не удалось найти приемную семью. Мелисса была бы прекрасным претендентом на удочерение — она не болела и была очень милой — но она молчала, и это смущало приемных родителей. Никто не знал, насколько изранена ее душа и что там творится. Если бы они видели ее в обычной жизни, то ни у кого не возникло бы сомнений, что лучшего ребенка просто не найти. Она всегда и всем спешила помочь. Если дети разбросали игрушки в игровой комнате, то пока они спорили чьих рук это дело, она шла их убирать. В столовой помогала накрывать на стол. Персонал знал ее желание помочь и ей давали несложные задания: разложить ложки или хлеб, расставить салфетки, принести стульчик. Казалось, ей была необходима эта работа, и отказать ей не могли. На занятиях наоборот не проявляла себя, она просто молча сидела, словно выполняя повинность. Привлечь ее к выполнению несложных заданий не удавалось. Вместе с тем у воспитателей не возникало мыслей о том, что она отсталая, просто пока не пришло ее время. За год проведенный в приюте она так и не заинтересовалась ни пением, ни танцами, не играла в активные игры с детьми, зато с удовольствием наблюдала как они бегают вокруг нее и тихонько улыбалась. Летом на улице дети несли ей цветы, найденные на лужайке, и она пыталась плести веночки. Все сокровища, найденные, где бы то ни было, дети несли Мелиссе, зная, что у нее они будут в сохранности. Воспитатели относились к девочке с двойственными чувствами. С одной стороны они боялись ответственности за нее, за ее молчание и хотели бы снять с себя этот груз, с другой — более тихого и беспроблемного ребенка было не сыскать, и всем хотелось ее приласкать. Конечно, привязываться к детям персонал себе не позволял, выработав раз и навсегда для себя правило: относиться к детям, как к работе. Потому что никакой, даже самой широкой души не хватит на всех. Дети приходили и уходили, и привязываться к ним не имело смысла. Никто бы не продержался долго на такой работе, привязываясь и теряя непрерывно. К тому же дети еще имели свойство просто попадать в передряги, а многие ненавидели весь белый свет. Вот такого вот мальчишку и увидела этим утром Мелисса. Она шла по коридору к кабинету директора. У нее было очень ответственное задание — донести директору не расплескав горячий чай. Никому другому ее возраста такое бы не доверили, но Мелисса заслужила доверие и прекрасно это понимала. Благополучно добравшись до двери в кабинет, она осторожно поставила поднос на пол и открыла дверь. Из глубины кабинета тут же донеслись крики, и Мелисса в нерешительности остановилась. Ей было очень страшно — кричат это плохо. Но потом она подумала, что все-таки должна отнести чай и, превозмогая страх, она медленно пошла вперед, держа дрожащими руками поднос с чаем. Пройдя вглубь кабинета, она увидела мальчика лет шести, которого держал за руку воспитатель-мужчина. Мальчик изо всех сил пытался вырвать руку и кричал: — Я здесь не останусь. Слышите, ни за что. Сволочи, отпустите. Воспитатель изо всех сил старался удержать мальчика, а директор сидела с каменным лицом за столом. — Я вас всех ненавижу, отпустите, — мальчик с такой силой рванул руку, что ему удалось освободиться от цепкой хватки воспитателя, и он по инерции отступил назад и налетел на Мелиссу. Он угодил прямо в горячий чай, который вылился на него, большей частью на голую руку. Чашка упала на ковер, а Мелисса со страхом уставилась на это. В ее голове была только одна мысль, что она не справилась с заданием и теперь ей больше не поверят. Она медленно подняла глаза на мальчика и увидела в его глазах слезы. Кипяток сделал свое дело и на руке ребенка уже появлялся волдырь. Мальчик крепился изо всех сил, чтобы не заплакать, но слезы сами потекли из его глаз. И увидев это, Мелисса протянула к нему руку и сказала: — Тебе больно? Она взяла другую его руку и нежно провела по ней пальчиками стараясь утешить. Эта маленькая ласка перевернула всю жизнь мальчика. Он ощутил такое в этот момент, чего не ощущал никогда в жизни: ласку, заботу. Он и не предполагал, что такое вообще возможно. У него по коже побежали мурашки, и он забыл об обожженной руке и о директоре и обо всем на свете, сосредоточившись только на приятном ощущении мягкой ручки Мелиссы. Она продолжала его гладить, сама забыв о разлитом чае, впервые найдя свое призвание — утешать. Поверх голов детей, директор и воспитатель с изумлением смотрели друг на друга. Мелисса заговорила! Нормально и полноценно, словно говорила так всю жизнь. Конечно, мальчик не знал, что девочка не говорила целый год, но он притих в ее руках, не отстранялся и больше не кричал. Он как завороженный рассматривал ее ручку, маленькие пальчики, ноготки коротко и аккуратно подстриженные. Они медленно и плавно пробегали по его руке сверху вниз, а потом опять и опять. Малыш не решался оторвать взгляд от ее руки, в страхе, что тогда она прекратит. Но все же он посмотрел на девочку. Мелисса тоже заглядывала ему в глаза снизу вверх, и их взгляды, наконец, повстречались. Два одиноких ребенка нуждающихся друг в друге. Мелисса хотела помочь, а мальчик жаждал этой помощи. Потом девочка сказала мягким детским голосочком: — У нас очень хорошо. Много игрушек и интересных игр. А еще есть двор и там песочница и много цветов летом. Директор поняла, что Мелисса взяла на себя роль взрослых и повторяла их слова. Но то, что она пыталась объяснить только что этому мальчишке, он и слушать не хотел, а слова Мелиссы возымели действие. — Ладно, я остаюсь, — сказал он. — Очень хорошо. Давай запишем твои имя и фамилию, — обрадовалась директор. Воспитатель просто молча стоял рядом, боясь спугнуть ребенка. — Арес Коулд. Воспитатель содрогнулся, ну и имя, подумал он, проблем с этим мальчишкой не оберёшься. — Очень хорошо Арес. Я директор приюта миссис Джонас. Это твой воспитатель мистер Брукс. Арес промолчал. Мелисса продолжала держать его за руку, и ему не надо было больше ничего на свете. Хотя мальчуган все же хотел показать, что слово осталось за ним, и что терять свою независимость он не собирается. Арес вырвал руку из маленькой ручки Мелиссы и гордо сложил руки на груди. — Мистер Брукс, проводите детей, а мне нужно оформить бумаги на Ареса Коулда. У директрисы не было предрассудков относительно имен воспитанников, она никогда не придавала этому значения, но имя Арес Коулд и у нее вызвало внутреннюю дрожь, это было не то предчувствие, не то интуиция, она и сама не понимала. 3. Арес