Часть 3 из 27 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Но ребенок просто кричал и пытался вырваться.
— Фото ее матери, стоит на тумбочке, — вспомнила Мелисса.
Эта маленькая девочка была счастливица, как считали остальные. Она знала свою маму, и у нее даже было фото. У нее было прошлое, чего были лишены многие. И вот теперь это прошлое могло кануть в небытие, как и прошлое остальных детей. Все беспомощно смотрели на девочку не в силах помочь. Порыв помочь мог быть только у Мелиссы, но она не могла ослушаться и поступить вразрез с прямым указанием воспитателя. Поэтому только беспомощно всплеснула руками.
— Где фото? — это был Арес. Он подошел вплотную к Мелиссе.
Она недоуменно смотрела не него и не понимала, кто это и что он от нее хочет.
— Где стоит фотография?
— Третья тумбочка справа, — ответила Мелисса.
Больше ничего не говоря, Арес решительно пошел в комнату.
— Арес Коулд, немедленно остановись, — закричал мистер Брукс, но он сам понимал всю тщетность таких окриков. Скорее они могли только раззадорить Коулда, а не остановить. Тем не менее, ему ничего не оставалось, как продолжать кричать вслед непослушному Аресу:
— Немедленно остановись, там опасно, ты будешь наказан… — и так далее.
Войдя в горящее помещение, Арес все равное его уже не слышал, потому что огонь довольно громко шумел, а внимание мальчика было сосредоточено на том, как его миновать. Он пробежал первую комнату, в ней только-только появлялось пламя. С одной из кроватей он сорвал покрывало и замотался в него. Комната воспитателей пылала огнем, ярко-оранжевым, завораживающе красивым. Арес никогда не видел ничего подобного. Он знал, конечно, что огонь причиняет боль, но особой опасности не осознавал. Его знаний окружающего мира было недостаточно, чтобы оценить опасность сполна. Одеяло он накинул чисто интуитивно, доверившись древним инстинктам. Залюбовавшись огнем, он рассмотрел прорехи в некоторых местах, куда огонь еще не добрался и ловко стал пробираться через них. Одеяло задымилось, и в легкие попал дым, Арес закашлялся, но упорно пробирался вперед. Во второй комнате тоже огонь был не столь силен и даже сквозь дым Арес без труда нашел тумбочку и фотографию на ней. К тому же это была единственная фотография в этой комнате. Осмотревшись по сторонам, Арес не увидел больше ничего, что стоило бы спасать. Но он замер еще на миг, стараясь понять, где же кровать Мелиссы. Все выглядело одинаковым в этой сумятице и дыму, поэтому Арес поспешил прочь.
Весь его поход занял от силы три минуты, и он появился в дверях с видом победителя. Мальчишки захлопали в ладоши, когда Арес появился в дверном проеме, скидывая с себя одеяло и размахивая фотографией. Мистер Брукс подскочив к нему, стал трясти Ареса за плечи и кричать что-то в лицо. Потом он понял, что ведет себя неподобающим образом и отпустил ребенка. Девочке вручили фотографию и она, всхлипывая, прижимала ее к груди. Арес очень гордился собой. Он сделал это не ради незнакомой ему девочки, а ради Мелиссы, которая теперь-то уж точно его запомнит.
Найдя ее взглядом, Арес увидел не столько радость в ее глазах, сколько недоумение. Когда они все вместе спускались по лестнице, она, оказавшись рядом, спросила:
— Как ты мог ослушаться? Ведь этого нельзя делать.
Арес вспыхнул. Вот тебе и герой, подумал мальчик. Он не нашелся, что на это ответить, и насуплено молчал. В голове роились мысли и варианты ответа, но все было неподходящим. Он два года мечтал привлечь внимание Мелиссы и вот привлек. И что? Она совершенно не оценила его стараний. Может они не такие уж и одинаковые? Что именно она запомнит теперь? Мысль о том, что он сделал доброе дело, даже не посетила его маленькую голову. Это было совершенно не важно. Добрые дела — удел Мелиссы, а он только хотел ее внимания.
Дети высыпали во двор, все окончательно проснувшиеся. Стояло лето, и они в летних пижамах чувствовали себя вполне комфортно. Старшие с восхищением наблюдали за пламенем, вырывающимся в окно, ведь это все же было приключение. Хоть какое-то разнообразие, так как их жизнь была практически лишена развлечений. Малыши уже не плакали, только сонно потирали глаза. Когда приехала пожарная машина, началось веселье. Все загалдели, старались подойти поближе и рассмотреть пожарных. Мистер Брукс и тетя Мери с ног сбились, сгоняя детей в одно место, а они все равно разбредались кто куда. Пожар ликвидировали довольно быстро, и он не успел причинить существенного вреда. Комната воспитателей была, конечно, загублена и спальни девочек тоже, а в остальном больше ничего не пострадало. Тетя Мери крестилась и возносила молитвы небу, благодаря бога за то, что все дети остались живы и здоровы.
Пожарные сказали, что завтра придет инспектор, чтобы провести расследование, что послужило причиной пожара, но Мередит это совершенно не волновало. Подобные вещи не могли вывести старую женщину из равновесия. Главное, что с детьми все в порядке. А то, что она могла лишиться работы ей и в голову не приходило. Это было просто невозможно. Разве не она посвятила приюту двадцать лет жизни?
Арес угрюмо стоял в стороне от остальных. Его не интересовала пожарная машина и люди в форме, у него были свои мысли. Неожиданно он почувствовал прикосновение к руке. Подняв глаза, он увидел Мелиссу. Она незаметно подошла к нему и взяла за руку. На ней была длинная белая ночная рубашка, а свет летней луны золотил волосы, и она была самым красивым существом на свете. Арес завороженно смотрел на это чудо. А Мелисса крепко сжала его руку и сказала:
— Ты наш герой. Ты помог маленькой Кейти. Спасибо.
И Мелисса, встав на цыпочки, поцеловала Ареса в щеку. Вот так просто и бесхитростно можно завоевывать сердца.
8. Талант
Для приютских детей начались веселые денечки. В связи с ремонтом девочек переселили на мужскую половину. Мальчишек всех разместили в одной комнате, а девчонок в другой. Эти новшества внесли в размеренную жизнь приюта столько веселья и сумятицы, что воспитатели сбились с ног. Дети нашли прекрасный повод, чтобы лишний раз ослушаться и повеселиться, а воспитателям ничего не оставалось, как махнуть на все рукой. К тому же начались летние каникулы, и дети все время проводили в стенах приюта. Конечно, они продолжали посещать кружки и спортивные секции, но этого было мало, и они резвились, как могли. Умещаться всем в одной комнате было нелегко, и их положение напоминало полевой военный лагерь. Никакого порядка добиться просто не удавалось. Мальчики с девчонками постоянно пробирались к друг к другу в комнаты. Когда ухмыляющиеся мальчишки появлялись на пороге, девочки устраивали такой визг, что стекла дрожали. Самим девчонкам просто нравилось визжать и бросаться подушками в непрошенных гостей.
Таким дружными дети еще никогда не были. Казалось, разрушился некий барьер, и они все подружились, как в детском летнем лагере. Вечерами жгли костер на улице (под присмотром только мистера Брукса, так как тетя Мери наотрез отказалась видеть огонь), пели песни и иногда даже устраивали танцы. Старшие стеснялись танцевать, зато малышки носились вовсю. Приют св. Патрика словно ожил, будто его посетил некий семейный дух и все дети и взрослые на время стали семьей. Во многом этому поспособствовало отсутствие регламентированных действий. Дисциплина страдала, зато дети сдружились. Тетя Мери получила строжайший выговор, но осталась на прежнем месте. Как она и предполагала, на ее выходку закрыли глаза. Старушка, часто сидя с мистером Бруксом вечером во дворе и наблюдая изменения, произошедшие с детьми, спрашивала:
— Как вы думаете, мистер Брукс, останется ли все так и дальше?
— Не думаю, Мередит, не думаю, — озадаченно качал головой мистер Брукс. На своем веку такого в детских приютах он еще не видал. И не думал, что это надолго.
— Но вы только посмотрите на них, — умилялась Мередит, глядя на играющих в догонялки детей.
— Эти дети на время забыли кто они, но они вспомнят. Вспомнят ту боль, что живет в душах, страхи, неуверенность в завтрашнем дне. Мы можем стараться изо всех сил, но они навсегда сохранят обиду в душах. Их предали, бросили…
— Они могут построить свои семьи. Обрести любовь, — спорила тетя Мери.
— К сожалению, статистика вещь упрямая. Большинство из них становятся преступниками, наркоманами, бьют детей и сдают их в приюты…
— Не хочу я верить в эту статистику. Статистика это не люди, а цифры. А наши дети будут любить. Вот посмотрите на Мелиссу.
Но мистер Брукс только грустно качал головой.
Мелиссу не особо радовала сумятица, в которой приходилось теперь жить. Она совсем недавно стала отходить от детских воспоминаний, и пусть на поверхности их не осталось, но подсознание било тревогу. В голове постукивала тихонечко мысль, что это неправильно, опасно, что так быть не должно. Для нее четкая регламентированность и режим были очень важны, без них она не могла чувствовать себя в безопасности. Поэтому она не участвовала в шумных детских играх и старалась все время уединиться.
Арес же напротив чувствовал себя как нельзя лучше и выходил из-под контроля все сильнее. Ох, как проказничал этот мальчишка! Чего только не вытворял! Он исследовал все крыши в приюте и соседских домах; наловил голубей и засунул их в большую сумку тети Мери, и когда старая женщина хотела достать оттуда вещи на нее выпорхнули перепуганные птицы. Тетя Мери чуть не лишилась чувств, а Арес хохотал, а за ним еще несколько мальчишек, которые неотрывно ходили за ним хвостом. Ночью они разрисовали мистера Брукса, пририсовав тому усы, как у Гитлера и все утро весь приют умирал со смеху, пока тот не заметил проказы. Второму воспитателю повезло и того меньше. Мальчики его терпеть не могли. Они наловили мух и заменили этими мухами изюм в булочке воспитателя. Это была тонкая работа, и больших усилий стоило не расхохотаться в столовой, наблюдая, как воспитатель ест булочку. Он съел половину, и одна муха вывалилась на стол. Воспитатель, наконец, заметил и булочку начиненную мухами и взгляды всех детей, устремленные на него. Он побагровел и вот тогда раздался жуткий хохот, потрясающий стены. После этого случая воспитатель уволился, а дети торжествовали. Они поняли, что тоже могут управлять ситуацией. Никому было непозволительно относиться к ним плохо.
Вместе со всеми проказами Арес пытался все же найти общий язык с Мелиссой. Он знал, что она любит вечером посидеть одна. Она облюбовала себе большой пень от спиленного дерева, его было почти не видно со двора, где вечерами играли дети. Мелисса уходила туда и просто сидела, наблюдая за птичками, букашками, и еще не понятно чем. Аресу было непонятно ее поведение и однажды он, не сдержавшись, пошел к девочке. При его приближении Мелисса вздрогнула, но потом, признав Ареса, успокоилась.
— Привет, — сказал мальчик.
— Привет.
— Чего ты тут сидишь одна? Может тебя кто-то обидел?
Казалось, Мелисса удивилась:
— Обидел? Нет. Кто меня может обидеть? — сама мысль показалась ей странной.
— А чего ты тогда не играешь?
— Не хочу.
— Можно посидеть с тобой?
Мелисса подвинулась, пень был большой, и двоим детям было легко уместиться на нем.
Арес присел рядом и, не зная, что еще сказать, просто молчал.
Мелисса тоже молчала, но ее не тяготила тишина. Она не считала, что должна о чем-то говорить. Потом она взяла вишневую веточку и стала что-то царапать на земле. Поначалу Арес боялся пошелохнуться и спугнуть мгновение идиллии воцарившейся между ними, но любопытство взяло вверх, и он наклонился посмотреть. Под ногами была сухая земля, смешанная с песком и Мелисса рисовала на ней веточкой. Арес изумился, как красиво у нее получалось! Простоя земля и песок, а он совершенно отчётливо разобрал очертания их приюта, небо, закат. Он посмотрел в строну приюта и не увидел солнца, оно давно уже скрылось. Оставалось солнце только в воображении Мелиссы. Потом она легко и без сожаления провела ногой по рисунку и стала рисовать другую картину. Появилось крупное лицо ребенка, шея, руки. В них Арес различил фотографию, которую ребенок прижимал к груди. Аресу стало ясно, что Мелисса изобразила Кейти и поразился сходству. Значит, она не забыла. И этим рисунком хотела сказать об этом Аресу? Он ничего не говорил, все больше ощущая умиротворение, какое он мог ощущать только рядом с этой загадочной девочкой. Мелисса уже стерла картинку и рисовала собаку. Какие четкие линии и пропорции, удивлялся Арес. Сам он мог нарисовать только рожицу, и может еще снеговика. Вроде как все дети и хотел поначалу рисовать, брал краски и карандаши, но когда понял, что у него ничего не выходит, бросил это занятие. А Мелиссу он никогда и не видел склонившейся над альбомом.
— Где ты так научилась? — все же спросил он.
— Да нигде. Вот тут сижу и рисую. Земля твердовата, на песке лучше.
— Так пойдем в песочницу.
— Да ну, ты что. Сам посмотри туда.
Арес привстал, вытянул шею в направлении песочницы. Там с десяток малышей устраивали баталии.
— Я их разгоню, — вскочил Арес.
Мелисса так на него посмотрела, что ему стало не по себе.
— Они же маленькие. Мы должны защищать их.
Арес вовсе так не думал. Никого он не хотел защищать, кроме Мелиссы, но вслух конечно этого не сказал.
На следующее утро, когда все спали, Арес еще с двумя мальчишками перемахнув забор, направился на соседнюю стройку. Он некоторое время лазил там, все время норовя свалиться куда-то либо получить кирпичом по голове, но потом мальчик все же нашел, что искал. Это был большой прямоугольный лист фанеры. Мальчишкам было невдомек, зачем Аресу понадобилась фанера, но в предвкушении новых шалостей, они без вопросов погрузили лист себе на спины и притащили его в приют. Там Арес расположил его рядом с пнем, который облюбовала Мелисса, прибил к нему бортики, позаимствовав материалы из кабинета труда. Потом Арес принес песок в ведре и высыпал на получившуюся платформу. Песка ему показалось недостаточно, и он принес еще пару ведер. Ну, вот вроде все.
А вечером он сам подошел к Мелиссе и, взяв ее за руку, привел к старому пню.
— Теперь ты можешь рисовать, и никто тебе не помешает, — сказал Арес.
Мелисса в недоумении смотрела на сооружение.
— Это ты сделал?
— Да, тебе нравится?
— А где ты все это взял? Нас не будут ругать?
— Да какая разница, — разозлился Арес, — не нравится так и скажи.
— Что ты, тише, — Мелисса взяла его за руку и гнев тут же испарился. — Это… очень нравится. Никто для меня ничего не делал.
Арес воссиял. Он и сам не думал, что может вот глупо улыбаться. Пытался подавить улыбку и не мог, а девочка глядя на него, поняла, что доставила радость. Поэтому тоже засветилась и заулыбалась.
— Давай рисовать.
И они весь вечер просидели вместе, создавая картины. Рисовала Мелисса, а Арес просил, нарисуй то, нарисуй это. Мелисса и его упрашивала попробовать, но Арес стеснялся.
Проводить вечера у их импровизированного мольберта вошло у детей в привычку. Каждый вечер они спешили туда, как на свидание. Рисовали, смеялись, рассказывали друг другу, что произошло за день.