– Он не знает, кто в него выстрелил? – Нет, просто сказал, что выстрелили. Уорден берет у Джеймса фонарь и выходит на улицу с патрульным. – Это ты приехал первый? – Нет, – говорит патрульный. – Это был Родригез. – Где он? – Уехал с вашей жертвой в травматологию[15]. Уорден пронзает патрульного взглядом, потом подходит обратно к двери и наводит фонарик на пол крыльца. Ни кровавых следов. Ни крови на ручке двери. Детектив осматривает со светом кирпичный фасад. Ни крови. Ни свежих повреждений. Одна дырка – да и та вряд ли от пули. Скорее всего, кто-то просверлил давным-давно, чтобы повесить светильник. Уорден проходит с фонариком по дорожке к улице. Возвращается в дом и проверяет комнаты наверху. Все еще никакой крови. Детектив спускается и слушает, как Джеймс допрашивает шестнадцатилетку. – Куда, говоришь, побежал твой брат, когда пришел домой? – перебивает Уорден. – Наверх. – Наверху нет крови. Пацан смотрит себе под ноги. – Что тут творится? – надавливает Уорден. – Мы все помыли, – говорит пацан. – Помыли? – Ага. – А, – Уорден закатывает глаза. – Тогда пошли наверх. Пацан скачет через ступеньку, потом сворачивает в бардак типичной комнаты подростка, украшенной постерами с моделями в бикини и нью-йоркскими рэперами в дизайнерских спортивных костюмах. Не дожидаясь просьб, пацан достает из бельевой корзины две окровавленные простыни. – Это где было? – На кровати. – На кровати? – Мы перевернули матрас. Уорден переворачивает матрас обратно. Добрую его четверть покрывает красно-бурое пятно. – В какой куртке был твой брат, когда пришел? – В серой. Уорден берет с кресла дутую куртку и внимательно проверяет снаружи и с изнанки. Крови нет. Он идет к чулану и проверяет все зимние куртки до последней, бросая их на пол, пока Джеймс медленно качает головой. – Вот что случилось, – говорит Джеймс. – Вы игрались со стволом и случайно подстрелили брата. Если теперь начнешь говорить правду, тебя не посадят. Где ствол? – Какой ствол? – Да господи. Где хренов ствол? – Не знаю ни про какой ствол. – У твоего брата был ствол. Давай сразу с ним разберемся. – Деррика подстрелили на автобусной остановке. – Хрена с два, – закипает Джеймс. – Он тут развлекался, а ты или твой брат, или кто-то еще случайно его подстрелил. Где хренов ствол? – Нет никакого ствола. Классика, думает Уорден, глядя на пацана. Золотая классика. Наглядный пример первого правила из справочника по расследованию убийств, первый пункт из букваря детектива: Все врут. Убийцы, аферисты, насильники, наркодилеры, наркоманы, половина свидетелей тяжких преступлений, политики всех убеждений, продавцы подержанных машин, подружки, жены, бывшие жены, оперативные сотрудники полиции званием выше лейтенанта, шестнадцатилетние школьники, которые случайно подстрелили своего старшего брата и спрятали ствол, – для детектива земля вертится на оси отрицания по орбите обмана. Блин, да иногда и сами полицейские не лучше. Последние шесть недель Дональд Уорден выслушивал долгую череду показаний от людей в униформе, в которой и сам провел целую жизнь; выслушивал, как они на ходу правят свои версии и объясняют, почему в принципе не могли оказаться в том переулке рядом с Монро-стрит. Джеймс идет к двери спальни. – Можешь говорить, что хочешь, – ожесточенно бросает он. – Когда умрет твой брат, мы вернемся и обвиним тебя в убийстве. Пацан продолжает молчать, и оба детектива выходят за патрульным из дома. Уорден терпит, пока «кавалер» не выезжает обратно на Гринмаунт. – Что еще на хрен за Родригез? – Видимо, у тебя есть для него пара ласковых. – Даже больше. Первый полицейский охраняет место преступления. А они что делают? Едут в больницу, в штаб, на обед – заходи и бери, что хочешь. Понятия не имею, чем он там поможет в больнице. Но Родригеза в больнице нет. И нет для Уордена утешения в короткой беседе с рассеянной матерью жертвы, сидящей в комнате ожидания травматологического с двумя детьми и комкающей в руках салфетку. – Я честно не знаю, – говорит она детективам. – Я сидела с другим сыном, смотрела телевизор и вдруг что-то услышала – вроде петарды или звона разбитого стекла. Брат Деррика, Джеймс, пошел наверх и потом сказал, что Деррик возвращался с работы и в него выстрелили. Я попросила его не шутить. Уорден перебивает. – Миссис Аллен, буду говорить откровенно. Вашего сына подстрелили у него в комнате, скорее всего – случайно. Кроме кровати, крови больше нигде нет, даже на куртке, в которой он пришел домой. Женщина смотрит на детектива и не видит. Уорден продолжает, рассказывает о попытке ее детей скрыть место преступления и о том, что оружие, из-за которого ее сын угодил под нож хирурга, наверняка еще у них дома. – Никто никого не собирается обвинять. Мы из убойного отдела, и если это случайный выстрел, тогда мы зря тратим время. Нам надо разобраться. Женщина кивает с отрешенным видом. Уорден спрашивает, может ли она позвонить домой и попросить детей сдать оружие. – Если хотят, пусть хоть на крыльце оставят и дверь закроют, – говорит Уорден. – Нам важно только забрать оружие. Мать спихивает ответственность. – Лучше вы, – отвечает она. Уорден выходит в коридор и видит, что Рик Джеймс общается с санитаром. Деррик Аллен в критическом состоянии, но стабилен; скорее всего, жить будет. А офицер Родригез, сообщает Джеймс, уже в убойном, пишет рапорт. – Давай я высажу в офисе тебя. Если вернусь туда сейчас, устрою сцену, – говорит Уорден. – Лучше съезжу еще раз за стволом. Не спрашивай, почему меня волнует, останется у них эта хрень или нет. Через полчаса Уорден снова обыскивает спальню Деррика Аллена, находит и отверстие в окне, выходящем во двор, и пулю на заднем крыльце. Показывает пулю и окно шестнадцатилетнему брату. Тот пожимает плечами. – Видать, в Деррика стреляли, когда он был в комнате. – Ствол-то где? – Не знаю ни про какой ствол. Божественная истина: все врут. И из этой аксиомы есть три следствия: А. Убийцы врут, потому что должны. Б. Свидетели и другие фигуранты врут потому, что думают, что должны. В. Все остальные врут ради чистого удовольствия и простого принципа: ни при каких обстоятельствах не давай точных показаний копу. Брат Деррика – живое доказательство второго следствия. Свидетель врет, чтобы защитить друзей и родственников, даже тех, кто без разбора проливает кровь. Врет, чтобы замести свою связь с наркотиками. Врет, чтобы скрыть свои предыдущие приводы или тайную гомосексуальную ориентацию или что вообще знал жертву. А главное – врет, чтобы дистанцироваться от убийства и возможного требования выступить в суде. В Балтиморе, когда коп спрашивает, что ты видел, обязательный ответ – даже непроизвольный моторный навык, развившийся у населения за многие поколения, – это медленно качать головой, прятать глаза и говорить: – Я ничего не видел. – Да ты же в упор стоял. – Я ничего не видел. Все врут.