Что всех прощу и каждой вере Отдам почтительный поклон… Я избран королем поэтов — Да будет подданным светло! Дореволюционный Игорь Северянин – это вечера, поэзоконцерты, встречи, рестораны. И море удивительных стихов – изысканные сюрпризы, капризничающие слова. Долой условности, да здравствуют чувства с призывом: Вонзите штопор в упругость пробки, — И взоры женщин не будут робки! Или: «Ананасы в шампанском», «Ты пришла в шоколадной шаплетке…». И еще: От грез кларета – в глазах рубины, Рубины страсти, фиалки нег. Можно привести эпизод, когда один из знакомых Северянина приехал в гости к нему на его мызу, где всюду цвела сирень. Дача сиреневая, песок сиреневый, сирень – в кадках. Входит Северянин в сиреневом пиджаке, выводит женщину в сиреневом платье и говорит: «Знакомьтесь! Моя 116-я!» Разумеется, звонкая гипербола, в духе Игоря Васильевича. Об этой мызе в Эстонии он писал: Здесь царство в некотором роде, И оттого, что я – поэт, Я кровью чужд людской породе И свято чту нейтралитет. Блеск огней, вино, женщины. Всё вращалось, как карусель, вокруг «короля поэзии» Игоря Северянина: Домик. Нежно и уютно. Упоенье без оглядки. Валентина безрассудна! Валентина влюблена!.. Упоенье жизнью, сплошной гедонизм, и лишь иногда прорывалось разочарованье: В деревне хочется столицы… В столице хочется глуши… И всюду человечьи лица Без человеческой души… В мае 1915 года Северянин признавался: Я тяготился отчего-то, Себя пытаясь обмануть. Халатность это или лень — Я не задумывался много И, положась на милость Бога, Всё верил в поворотный день. И вот этот поворотный день, а точнее 1917-й год, настал. Сначала Февраль с его обещаниями разных свобод, а потом грозный Октябрь с грабежами, насилием и растаптыванием только что полученных свобод. Революция Игорю Северянину, как и многим российским интеллигентам и литераторам, виделась как очищающая гроза: вся грязь будет сметена, и расцветут яркие цветы. И, как провозглашал поэт, И невозможное возможно В стране возможностей больших! Но реальность обернулась разгулом террора, насилием, новым варварством. Сегодня «красные», а завтра «белые» — Ах, не материя! ах, не цветы! — Людишки гнусные и озверелые, Мне надоевшие до тошноты… Новые времена – новые песни: Нет табаку, нет хлеба, нет вина, — Так что есть тогда на этом свете?! Красный конь революции на бешеном скаку выбросил из седла всадника с тонким, нервным, вытянутым в рюмочку лицом. Революционные бури застали Северянина в Эстонии, в местечке Тойла, там он и остался на берегу Финского залива. В Россию он больше не вернулся, хотя хотел и рвался. Прошлое мгновенно улетучилось, а вместе с ним и легкая, поющая, ироническая поэзия. Северянин стал иным, иными стали и его стихи. Сначала он возмущался: С ума сойти – решить задачу: Свобода это иль мятеж? Казалось, всё сулит удачу, —