– В мое чутье перестали уже верить, умники? – снова недовольно спросил генерал. – Ладно, Петр, извини! – Гуров жестом остановил Крячко, пытавшегося пошутить. – Ты тоже нас пойми. Все на нервах, у Маши сорвалась премьера, травмпункт, месяц с ногой маяться, ночь не спали. Рассказывай, что там тебя смущает. Орлов несколько секунд смотрел на друзей, потом заговорил своим обычным тоном. Говорил, как будто рассуждал вслух, проверял собственные мысли на весомость. – Андрей Сергеевич Колотов ушел с госслужбы с должности главы департамента МИДа. Сейчас ему 84… Было. На заслуженном отдыхе он 12 лет, до этого долго не отпускали, привлекали к консультациям и аналитической работе. Но здоровье у старика было уже не очень, отпустили. Сердечно-сосудистая система, давление, атеросклероз. Короче, полный набор старческих хворей, плюс он был еще и астматиком. Как показало вскрытие, умер он, собственно, от удушья. Да и обследование места показало, что старик вовремя не дотянулся до ингалятора, когда ему вдруг стало плохо. – Прежде чем задавать вопросы по существу, – поднял руку Лев, – ты ответь на один вопрос: лично ты был знаком с Колотовым? – Если имеешь в виду мой личный интерес в этом расследовании… – насупился Орлов, но Гуров его перебил: – Нет, я не об этом! Ты лично знал Колотова? Встречался с ним, можешь его охарактеризовать как человека, знаком с его жизнью на пенсии, с его привычками? – Честно говоря, пару раз я с ним встречался. В последний – год назад примерно. Он меня хорошо помнил. С головой у старика все было нормально. И в остальном он был в порядке. Одевался чисто, не выглядел брошенным запущенным стариком, хотя и жил один. – В каком департаменте он работал? – вставил свой вопрос Крячко, делая какие-то пометки в блокноте. – Огорчу, Станислав. Это департамент по связям с субъектами Федерации, парламентом и общественными объединениями. Скучная работа. Никакого тебе терроризма, никаких кризисных районов и тому подобного. – Тогда квартира и накопления, – деловито заключил Крячко. Громко пискнул коммуникатор. Орлов поднял трубку и коротко разрешил пригласить. В кабинет вошел молодой капитан с папкой в руке, доложил о том, что затребованное дело по факту смерти гражданина Колотова доставлено, и положил на край стола папку. Гуров оживился и сразу поинтересовался, не занимался ли капитан этим делом. Но когда узнал, что тот просто завез по пути документы, махнул рукой. – Все, забирайте! – Орлов пальцем сдвинул папку на край стола. – Сегодня вам время на ознакомление, а завтра утром после планерки жду ваших соображений. Гуров и Крячко вернулись в свой кабинет. Станислав направился к журнальному столику в углу кабинета и включил чайник. Насыпая в чашки кофе, он продолжал рассуждать: – Я Петру верю. У него интуиция просто невероятная, он настоящий сыщик. И если он что-то в этом деле увидел, то стоит задуматься. – Ты сейчас меня или себя уговариваешь? – задумчиво проговорил Гуров, листая дело. – Ну да. – Крячко замер с ложкой в руке. – Хотя я просто размышляю вслух. Ведь причин смерти может быть только две: естественная и насильственная. Болезни или несчастный случай – для нас это не тема. Да и Петр бы не стал забирать дело к нам из МУРа из-за этого. А вот если смерть насильственная, то причины желать смерти этому старичку лежат в его прошлом, настоящем или будущем. Правда, настоящее и будущее я бы объединил в одно. Что ценного у старика? Недвижимость, накопления. Вот и все. Помочь умереть и присвоить. Так что либо черные риелторы, либо дальние родственники. Налив в чашки кофе, он подошел к столу, поставил одну перед Гуровым и уселся на свое место за столом напротив. – Рассказывай, что интересного там уже есть. Что накопали в МУРе? – Интересен сам факт возникновения этого дела. – Лев взял один из листков бумаги и откинулся в кресле, перечитывая текст. – Так бы, наверное, никто и не обратил внимания на смерть 84-летнего больного старика. Но поступило заявление от некой гражданки Светловой Елизаветы Николаевны, 1954 года рождения. И эта гражданка просит очень серьезно разобраться в деле о смерти гражданина Колотова. Она считает, что его убили. – Упс! – Крячко замер, так и не поднеся чашку к губам. – Вот это поворот! И что, у нее есть основания так полагать? Или конкретные подозрения? – Толком ничего в заявлении нет. – Лев бросил лист на стол и взял следующий. – Видимо, опера не успели ее допросить по какой-то причине, хотя живет она в Москве. А вот соседей опросить успели. Ага… ходили к старику люди. Незнакомые. – Объяснения от соседей? – Нет. Только рапорт оперативника, в котором он докладывает, что опрашивал соседей и что ему удалось установить. Оболтус! Это не работа, а попытка свести все к «отказному». А вот запрос о родственниках сделан. Ну, хоть что-то толковое сумели сделать. А это у нас… Результаты вскрытия. Так… Ну, как и говорил Петр, ничего криминального медики не нашли. – Тогда давай по обычной схеме, – допивая кофе, заявил Крячко. – Выводы нам делать не на чем, для любой версии не хватает исходного материала. Ни для дедуктивной методики, ни для индуктивной. – Хорошо, давай разберемся с показаниями. Ты езжай к соседям покойного пенсионера, пообщайся с народом, при твоей общительности и твоем обаянии тебе там работы на пару часов. А я попробую разыскать эту Светлову. – Гуров потянулся к телефону. – Кто у нее заявление принимал, почему без подробностей все записано? Отмахнуться хотели, что ли? Она была красива даже сейчас, в свои 54 года. И она знала это. Женщина была одета в облегающую юбку, стильную блузку. И ее шаг в туфлях на высоком каблуке сразу наводил на мысль о подиуме. Возраст немного выдавала кожа на шее и руках, но как она держалась! Гуров не без удовольствия оглядел вошедшую в кафе женщину с ног до головы и сразу представил, как она выглядела в двадцать или в тридцать лет, когда работала секретаршей у Колотова. Тут же возник вопрос, а не были ли они любовниками со своим шефом. Вопрос ни в коем случае не пошлый или неуместный. Для сыщика в данной ситуации он имел важное значение. – Здравствуйте! – Гуров поднялся и отодвинул для женщины кресло у столика. – Это я вам звонил. Меня зовут Лев Иванович. – Я помню, – одарила полковника очаровательной улыбкой Светлова. – У меня профессиональная память секретарши. Вы знаете, что самое главное в работе секретарей? Наверное, думаете, что подавать шефу кофе? – О кофе я подумал в последнюю очередь, – с уважением склонив голову, ответил Лев. – Правильно. Секретарь должна все знать и все помнить. Она – хранилище информации для своего шефа, причем активное хранилище. Секретарь всегда напомнит и шефу, и его сотрудникам обо всем, что должно иметь место, произойти или не произойти. «Беда, – подумал Гуров, – если она патологический философ, то я погиб: рисуясь передо мной, заболтает. Кажется, ей скучно сейчас живется, но мне не очень хочется оказаться ее развлечением. Один плюс – такие любители философствовать и просто болтать обо всем часто могут сболтнуть лишнего, чего и не собирались делать. Попробуем на этом сыграть». – А сколько вы проработали секретарем у Андрея Сергеевича? Светлова сразу стала серьезной и как будто постарела лет на десять. Нет, возразил сам себе Лев, разглядывая женщину и оценивая ее странную реакцию на такой простой вопрос, она не пустая болтушка, она играет эту роль, чтобы скрыть свое отношение к Колотову. Для нее его смерть, кажется, и правда большая боль. – Двадцать шесть лет, – ответила Светлова, бросив мельком взгляд на руки официантки, ставившей на стол чашки с кофе. – Не считая перерывов. Мне нравилось у него работать. С Андреем Сергеевичем было интересно, он заражал своей энергией, работоспособностью, желанием постоянно учиться. Он был умен, а работать с по-настоящему умным человеком всегда приятно и интересно. На работу идешь с желанием, и уходить домой не хочется. – Вы сказали о перерывах в работе, – напомнил Гуров. – Вы увольнялись, переходили на другую работу? Или была другая причина? – Дважды я уходила в декрет. Я ведь была замужем. Или вы думаете, что между секретарем и ее шефом отношения всегда перетекают из чисто служебной плоскости в интимную? Это был вызов, Гуров сразу почувствовал, как женщина внутренне напряглась, готовая сражаться за своего шефа. Любила она его или это просто уважение, любовь чисто служебная? – Знаете, Елизавета Николаевна, – улыбнулся он открытой улыбкой человека, которому нечего скрывать и который ведет разговор искренне, – моя профессия как раз способствует тому, чтобы видеть в людях главное, видеть отношения между людьми, понимать мотивацию поступков. Но, увы, большая часть моего общения происходит как раз с преступниками и людьми, склонными к совершению преступлений и правонарушений. Надеюсь, вы меня не станете судить за то, что негативное мне в голову может приходить раньше, чем позитивная оценка? – Вы сейчас оправдываетесь тем, что для вас привычно думать о людях плохое? – усмехнулась Светлова. – Нет, – покачал головой Лев. – Просто за годы работы в уголовном розыске у меня сформировалась своеобразная привычка первым делом обращать внимание на плохое в людях. Если в человеке неожиданно откроется хорошее – это станет приятным сюрпризом. Хуже, если будешь обращать внимание на хорошее, а потом для тебя станет сюрпризом нечто скверное. Вы не согласны? Сам Лев так не думал, но ему сейчас было важно спровоцировать реакцию женщины на свои слова. Как она отнесется к такой философии, каков уровень цинизма в ее душе, умеет ли она вообще любить, относиться с человеческим теплом к кому-то, кроме себя. Уж очень она ухоженная и на руки официантки успела посмотреть, проявив недовольство неухоженными ногтями девушки. – Не согласна? – переспросила Светлова. – Я даже немного шокирована! Разве можно с таким отношением к людям жить? Боже мой, видеть только плохое и ждать, проявится ли само в них хорошее. Неужели все полицейские такие циники? Я вам не верю! У вас слишком умное лицо для человека, исповедующего подобную пошлую философию. Лучше вы уж прямо спрашивайте все, что хотите узнать. Я верю вам, в вашу порядочность. – Тогда и мне остается поверить вам, – улыбнулся Гуров. – Раз уж мы с вами договорились об откровенности, начну вас расспрашивать по порядку. Почему вы решили, что Андрея Сергеевича убили, что его смерть не была естественной смертью пожилого больного человека? Сначала Лев решил, что Светлова его не расслышала, так как лицо ее вдруг приняло какое-то отстраненное выражение. Но потом понял, что на Елизавету Николаевну накатили воспоминания, и не стал торопить ее с ответом. – Не знаю, поймете ли вы меня, Лев Иванович, – заговорила наконец женщина. – Можно ответить, что это интуиция, но что вам проку от нее, когда вам нужны факты и доказательства. А у меня их нет. Но вы не торопитесь! Я сейчас вам еще кое-что скажу. Андрей Сергеевич был одиноким человеком. Родственников практически нет, жена умерла давно, а женщин у него не было, он слишком любил свою покойную супругу. Вы наверняка собирались задать мне вопрос: а была ли я любовницей Колотова? Не была, конечно. И не могла быть. Ни я, ни кто другой. Я иногда навещала его на протяжении этих двенадцати лет. С днем рождения поздравляла, с Днем работника МИДа. – Есть такой праздник? – удивился Гуров. – Есть, – грустно улыбнулась Светлова. – С 2002 года есть. 10 февраля. Это связано с историей возникновения первого внешнеполитического ведомства России – Посольского приказа. В документах Российского государства упоминается дата 10 февраля 1549 года. – Колотов радовался вашим визитам? – А вы проницательный человек, – усмехнулась она и опустила голову. – Нет, не радовался. Он стыдился того, что из года в год становится все более немощным, что стареет. Честно говоря, и мне было больно смотреть на него такого, но я старалась не показывать вида. Все-таки столько лет проработали вместе. Никто с ним не был так долго, как я. – И все же! Почему вы решили, что его убили? – Потому что неожиданно к нему стали ходить какие-то люди. Никогда никто не ходил, по крайней мере так часто. А в последнее время я вдруг узнаю, что к нему постоянно кто-то приходит. Стала расспрашивать его, но Андрей Сергеевич отмалчивался. Может быть, это соцработник, а может, и нет. Соседи видели, как приходила девушка, молодой человек, может, и не один. Вы ведь лучше меня знаете, как у стариков выманивают квартиры. Я думаю, что здесь имел место как раз такой случай. Квартира не маленькая, в престижном районе, в старом элитном доме. – Может, с возрастом у Андрея Сергеевича появилась потребность в общении? Вы полагаете, что это невозможно? – Не знаю, – задумчиво произнесла Светлова и стала смотреть в окно. Потом решительно потрясла головой, будто отгоняя ненужные мысли, и ответила: – Нет, Лев Иванович, это невозможно. Нет, он свыкся с одиночеством, он хотел одиночества, я это чувствовала. – Вы его любили, – неожиданно решившись, произнес Гуров. – Так? Женщина уставилась на него своими большими, все еще красивыми глазами. В них было напряжение, какая-то затаенная грусть или даже тоска. Потом взгляд стал мягче, а потом она опустила глаза, помешивая ложкой остывший кофе, и прошептала: – К чему теперь скрывать? И какое это уже имеет значение? Любила. И сейчас, наверное, еще люблю. Хотя я вышла замуж, родила двоих детей. У меня хорошая семья, я ею дорожу. Но мой муж совсем простой человек, я к нему убежала, как в спасительную пещеру от всего мира. Я, правда, когда возвращаюсь домой, как будто отгораживаюсь от всего, в том числе и от прошлого, толстенной стеной. Любила, только это была, наверное, не такая любовь, о которой все говорят. Это безграничное уважение к мужчине, я его боготворила. И если бы он захотел переспать со мной, то я бы его не оттолкнула. Это была бы своего рода дань за ежедневное общение с ним, дань за возможность поработать вместе с таким человеком. А ведь я не развратная женщина, не подумайте. – Я и не думаю, – серьезно ответил Гуров. – Больше скажу, я вас прекрасно понимаю. Жизненный опыт мне подсказывает, что это возможно и такое отношение встречается довольно часто. Спасибо вам, Елизавета Николаевна! – Мне? – Светлова удивленно посмотрела на Льва. – Да за что же? Я ведь вам не сказала ничего конкретного, только поделилась догадками и предположениями. Больше даже – страхами. – Спасибо за доверие! – улыбнулся он и положил свою руку на ее кисть. – Это сегодня такая редкость, когда доверяешь незнакомому человеку или доверяют тебе. Многие, знаете ли, разучились. А вы – нет! Ни утром, ни днем побеседовать с Орловым так и не удалось. И только вечером, когда улицы наполнились светом фонарей, Петр Николаевич пригласил к себе старых друзей. Выглядел генерал уставшим. Такое с ним бывало всегда, когда он занимался административной работой. Оперативная работа скорее давала ему не усталость, а усталое удовлетворение. Орлов был профессионалом и мог своим делом заниматься сутками без сна и отдыха. Он черпал силы из своей работы. Но вот административная деятельность изматывала его основательно. Тем более в такие вот напряженные дни, как сейчас, когда шла подготовка к очередному заседанию Общественного совета при МВД, когда согласовывались доклады и выступления, заготавливались заранее резолюции. Увидев входящих в кабинет полковников, Орлов решительно бросил на бумаги авторучку, поднялся, потягиваясь, снял китель. – Садитесь, ребята, я вас сейчас угощу хорошим чаем! Лучше бы коньяком, но мне еще работать и работать. Да и вам тоже. – Что, нелегка генеральская служба? – осведомился с улыбкой Крячко, усаживаясь на мягкий уголок у окна и разглядывая новые чашки. – Откуда сервизик с таким откровенным восточным орнаментом? – Орнамент кавказский, – подсказал Орлов, усаживаясь напротив. – И чай тоже. Лучший сбор. Подарок от старого знакомого. Вчера только виделись. – Думается мне, в подарке от кавказского друга был не только чай, – усмехнулся Стас. – И вино там было домашнее или чача. А может, и коньяк, о котором ты так вскользь упомянул. Но! Мы с Львом Ивановичем не претендуем. – Ну а если не претендуете, то пейте чай! Чай был и правда превосходный. Темно-коричневый напиток наполнял чашки, а заодно и воздух кабинета ароматами солнечных склонов Кавказских гор. Трое друзей потягивали его из тонких чашек хорошего фарфора и говорили о погоде, об отпусках, кто и где бывал недавно, какие впечатления до сих пор не оставляют, о рыбалке и хорошей ухе, под которую нет ничего лучше отечественной хорошей водочки.