Бишоп свернула за угол, и Мэтью прокрался за ней по крышам до ограды Нового колледжа, а потом соскользнул вниз. Зная расположение корпусов, он догадывался, где находятся ее комнаты. Когда она начала подниматься по лестнице, он уже спрятался в нише напротив. Она зажгла везде свет, отворила окно в кухне и скрылась из глаз. Хорошо. Не придется бить стекла или вскрывать замок. Мэтью быстро пересек двор и без труда вскарабкался по старой стене, цепляясь за медный водосток и разросшиеся побеги плюща. Отсюда он хорошо чуял запах колдуньи и слышал шелест переворачиваемых страниц. Вытянув шею, он заглянул в окно. Бишоп читала. Ее спокойное лицо выглядело совсем по-другому. Кожа, можно сказать, идеально облегала костяк. Вот голова ее медленно наклонилась, с тихим усталым вздохом колдунья откинулась на подушки. Вскоре по ровному дыханию Мэтью определил, что она спит. Он запрыгнул в полуоткрытое окно кухни. Давно он уже не забирался вот так в комнаты, где обитала женщина, да и в прежние времена делал это редко, разве что в пылу страсти. На сей раз им двигало нечто совсем другое, но пришлось бы долго объясняться, если бы кто-нибудь застал его здесь. Мэтью нужно было узнать, не у нее ли «Ашмол-782». Ее стол в библиотеке он не успел обыскать как следует. Среди заказанных ею на сегодня рукописей нужного тома, насколько он видел, не было, но какая колдунья, особенно Бишоп, выпустит такую книгу из рук? Мэтью бесшумно прочесал небольшую квартирку. Ни в спальне, ни в ванной книги не обнаружилось. Он подкрался к дивану, на котором спала колдунья. Ее веки дрожали, как будто она смотрела видимый ей одной фильм, одна рука сжалась в кулак, ноги то и дело дергались, словно в танце, – но, несмотря на все то, что вытворяло тело, лицо оставалось безмятежным. Что-то здесь не так – он почувствовал это сразу, увидев Бишоп в библиотеке. Мэтью разглядывал ее, скрестив руки, и никак не мог разгадать. От нее не пахло обычными кодовскими запахами – беленой, полынью и серой. Что-то она скрывает, думал он, дело тут не просто в пропавшей рукописи. Стол, который она использовала как письменный, был завален книгами и бумагами. Скорее всего, там и лежит похищенный том. Мэтью сделал шаг к столу и замер, почуяв запах электричества. Тело Дианы Бишоп излучало бледно-голубой, почти белый свет. Он окутал ее прозрачным саваном, и на мгновение она словно замерцала. Мэтью, уже несколько веков не видевший, чтобы с колдунами происходило подобное, потряс головой. Но его ждало неотложное дело, и вампир возобновил поиски. На столе книги не было. Мэтью сердито провел рукой по волосам. Запах колдуньи отвлекал его, сбивал с толку. Бишоп заворочалась, подтянула коленки к груди, и снова заструился загадочный свет, вспыхнул, угас. Мэтью нахмурился. То, что он подслушал вчера вечером, не совпадало с тем, что он видел собственными глазами. Две колдуньи сплетничали о третьей, заказавшей «Ашмол-782». «Эта американка не пользуется своей магической силой», – говорила одна, но Мэтью наблюдал эту силу как в библиотеке, так и теперь – она буквально сочилась из спящей Бишоп. Эта женщина, скорее всего, пользовалась магией и для научных изысканий. Многие, о ком она писала, были друзьями Мэтью: Корнелиус Дреббель[12], Андреас Либавиус[13], Исаак Ньютон. Бишоп удалось весьма достоверно описать все их мании и чудачества – разве способен современный историк без помощи магии так понимать людей, живших давным-давно? Быть может, она и его, Мэтью, сумеет разглядеть с той же дьявольской зоркостью? Трижды пробили часы, и он вздрогнул. В горле пересохло. Мэтью осознал, что уже несколько часов стоит неподвижно, глядя на спящую, на то, как вздымаются и опадают волны колдовской силы. Не утолить ли жажду, отведав колдовской крови? Это может навести его на след книги и раскрыть прочие ее тайны. Но вампир сдержался. «Ашмол-782» – больше ему ничего от этой загадочной Бишоп не нужно. Раз книга не у нее, значит в библиотеке. Вампир выскользнул в кухонное окно и растворился в ночи. Глава 4 Так я и проснулась четыре часа спустя – на застланной кровати, с телефоном в руке. Правая нога свесилась, тапка с нее упала. Бросив взгляд на часы, я ахнула. Придется отменить греблю, а заодно и пробежку. Я наскоро приняла душ и, прихлебывая обжигающий чай, стала сушить свои соломенного цвета волосы длиной до плеч. Расчесывай – не расчесывай, они у меня непослушные, как у большинства колдуний. Сара винила в этом избыток магии в организме и твердила, что регулярное ее применение способствует понижению статического электричества. Почистив зубы, я влезла в джинсы, свежую белую блузку, черный жакет. Знакомый ритуал, привычная одежда – почему же сегодня мне кажется, что все сидит на мне как-то не так? Я одернула жакет. Ну, скверно сшито, что ж тут поделаешь. Из зеркала на меня смотрело лицо матери. Не помню, когда это сходство установилось полностью – в колледже, что ли? Никто его не замечал, пока я не приехала домой с первого курса на День благодарения, но с тех пор от всех, знавших Ребекку Бишоп, я только о нем и слышу. Какая я бледная – это от недосыпа. На белом лице веснушки, унаследованные от отца, выделялись предельно четко, но темные круги под глазами их переплюнули. Даже нос с подбородком как-то выдались и удлинились. Интересно, как выглядит по утрам безупречный профессор Клермонт? Вероятно, не хуже, чем вчера вечером. Негодяй. Я скорчила зеркалу рожицу. В дверях я остановилась и оглядела квартиру. Что-то не переставало меня беспокоить. Что-то важное. Забытая встреча? Невыполненное задание? Мне стало не по себе, в животе что-то сжалось, но потом прошло. Проверив ежедневник и скопившуюся на столе почту, я списала странные ощущения на голод и вышла на лестницу. По дороге любезные дамы с кухни дали мне тост. Они помнили меня еще аспиранткой и каждый раз, когда я выглядела расстроенной, пытались накормить яблочным пирогом. Тост и булыжник на Нью-Колледж-лейн убедили меня в том, что события прошлой ночи мне просто приснились. Волосы цеплялись за воротник, дыхание слегка белело на холодке. Утренний Оксфорд, с его мокрыми мостовыми, косыми лучами солнца в тумане, фургонами, доставляющими еду на кухни колледжа, и запахом пригоревшего кофе, воплощал собой все, что есть на свете нормального. Вампиры в таких местах не водятся. Служитель Бодлианской библиотеки, в синем форменном пиджаке, рассматривал мой читательский билет так, словно видел меня впервые и подозревал во мне прославленную книжную воровку, но наконец пропустил. Достав бумажник, блокнот и компьютер, я поставила сумку в одну из клетушек у двери и поднялась по винтовой деревянной лестнице на третий этаж. Библиотечный запах – древний камень, пыль, жуки-древоточцы, старая тряпичная бумага – всегда поднимал мне настроение. В лучах лившегося в окна солнца плясали пылинки, пятна света ложились на древние стены и потрепанные объявления о прошлогодних лекциях. Очень скоро, когда откроются шлюзы и орды студентов затопят такой умиротворенный сейчас город, здесь появятся свежие объявления. Тихонько напевая, я кивнула бюстам Томаса Бодли и короля Карла I, охраняющим арку входа в читальный зал герцога Хамфри, толкнула створки, вошла и тут же услышала голос заведующего, в котором угадывалось отчаяние: – Придется посадить его в Селден-Энде. Библиотека только что открылась, но у персонала уже возникли проблемы. Раньше я наблюдала подобную суету лишь в случае визита особо именитых ученых. – Он уже там. Сделал заказ и ждет. – Вчерашняя девушка-библиотекарь, державшая в руках стопку книг, нахмурилась при виде меня. – Это тоже его – принесли из зала Нью-Бодлиан. Там хранилась восточноазиатская литература: не моя тематика – так что я сразу потеряла интерес к загадочному посетителю. – Отнесите ему и скажите, что заказанные рукописи поступят в течение часа. – С этими словами взбудораженный мистер Джонсон скрылся в своем кабинете. Шон закатил глаза. – Привет, Диана, – приветствовал он меня. – Выдать то, что оставлено за тобой? – Да, пожалуйста, – прошептала я, предвкушая встречу с манускриптами. – Похоже, у вас важный посетитель? – Да уж, – сухо отозвался Шон, а потом исчез в комнатке, где книги запирались на ночь, и вернулся с моими сокровищами. – Держи. Номер места? – А4. Я всегда сидела там, в юго-восточном углу Селден-Энда, где естественное освещение было лучше всего. – Видите ли, доктор Бишоп, – тут же подскочил мистер Джонсон, – место АЗ занял профессор Клермонт. Возможно, вам будет удобнее на А1 или А6. – Заведующий, нервно переминаясь с ноги на ногу, поправил очки. Его глаза моргали за толстыми стеклами. – Профессор Клермонт?! – Да. Он работает с записями Нидема – ему нужен свет и пространство, чтобы их разложить. – Джозеф Нидем, историк, изучающий китайскую науку? – У меня заклокотало где-то в области солнечного сплетения. – Да. Он тоже был биохимиком, отсюда и интерес профессора Клермонта. – Озабоченность мистера Джонсона возрастала с каждой секундой. – Ну так как же? Вы согласны занять А1? – Лучше А6. Сидеть рядом с вампиром, хотя бы и через одно место, мне как-то не улыбалось, но сидеть напротив было и вовсе немыслимо. Попробуй сосредоточиться под таким взглядом. Будь столы в средневековом крыле поудобнее, я уселась бы под одной из горгулий, стерегущих узкие окна, и уж как-нибудь вытерпела бы неодобрение Джиллиан Чемберлен. – Превосходно. Спасибо, что отнеслись с пониманием, – облегченно вздохнул мистер Джонсон. Войдя в светлый Селден-Энд, я прищурилась. Клермонт выглядел ничуть не хуже вчерашнего, но его кожа поражала бледностью по контрасту с черными волосами. Сегодня на нем был серый с зеленым свитер с открытым воротом, чуть приподнятым сзади, а также – как обнаружилось при взгляде под стол – серые брюки, носки в тон и черные ботинки, стоившие явно больше, чем гардероб какого-нибудь ученого. Ощущение беспокойства вернулось. Почему он сидит в библиотеке, а не у себя в лаборатории? Я даже не думала ступать тише обыкновенного, но вампир, углубившийся в чтение, меня как будто не замечал. Он сидел по диагонали, за дальним столом. Я шлепнула пластиковый пакет и книги на место А5, обозначив границы своей территории, – лишь тогда он с явным удивлением вскинул брови: – Доктор Бишоп! Доброе утро. – Профессор Клермонт… Он, вероятно, слышал все, что говорили про него на выдаче при входе в зал, – слух у вампиров как у летучих мышей. Не глядя ему в глаза, я вынула из пакета свое имущество и воздвигла на столе целую крепостную стену, отгородившись от чужих взглядов. Клермонт дождался, когда я закончу, и вновь углубился в чтение. Я подсоединила к компьютеру шнур и залезла под стол, чтобы воткнуть его в розетку. Когда я выпрямилась, вампир все так же читал, старательно сдерживая улыбку. – На северной стороне вам было бы куда как удобнее, – пробурчала я, пытаясь найти свой книжный список. Клермонт поднял на меня глаза, которые из-за расширенных зрачков казались очень темными. – Я вам мешаю, доктор Бишоп? – Нет, что вы! – торопливо отозвалась я; у меня свело горло от внезапного резкого аромата гвоздики. – Просто удивляюсь, что это вы выбрали южное крыло. – Неужели вы верите всему, что написано в книгах? – Черная бровь выгнулась вопросительным знаком. – Думаю ли я, что вы тут же загоритесь, если на вас упадет луч солнца? Нет, не думаю. – Вампиры не сгорают на солнце, и клыков у них тоже нет. Все это мифы, придуманные людьми. – Но я ни разу не видела, чтобы кому-то из вас нравилось греться на солнышке. Клермонт не шелохнулся, но я могла бы поклясться, что он подавил смех. – А какой у вас опыт общения с такими, как я, доктор Бишоп? И откуда он знает, что такого опыта у меня почти нет? Чувства у вампиров, конечно, острые, но ничем сверхъестественным вроде чтения мыслей они не владеют. Такое под силу лишь колдунам и изредка даймонам. «Так в природе устроено», – объясняла мне тетя, когда я в детстве никак не могла заснуть, потому что боялась, что вампиры унесут через окно мои мысли. Я внимательно всмотрелась в своего собеседника: – Мне кажется, профессор Клермонт, что даже многолетний опыт не дал бы ответа на вопрос, который я себе сейчас задаю. – Буду счастлив ответить, если смогу. – Клермонт закрыл книгу. Он вел себя терпеливо, как учитель, обращающийся ко вздорному и не слишком способному ученику. – Чего вы, собственно, хотите? Он непринужденно откинулся на спинку кресла, положив руки на подлокотники.