– Нет. Советчик ты так себе. Грант Я приподнял голову и чуть не зашипел: кожа со щеки, по ощущениям, осталась на жестком пластике. Я приподнялся на локте и огляделся: я находился в какой-то приемной спартанского вида, но, хоть убей, не помнил, как сюда попал. – Вы в психиатрической лечебнице Паттон, – сказал кто-то рядом низким баритоном. Паттон?! Какого дьявола я забыл в этом трижды проклятом месте? Повернув голову на источник звука, я увидел хорошо одетого человека, сидевшего через несколько кресел. Он закрыл медкарту, которую читал, и сложил руки на коленях. – Я доктор Бут. Фамилия показалась мне знакомой, но вспомнил я не сразу: голова просто раскалывалась. Я сел и впервые понял, что спал на складных стульях с эргономичными пластиковыми сиденьями. Рука сама поднялась к виску. – Я что, попал в аварию? – Об этом мне ничего не известно. Я могу предположить легкое алкогольное отравление в результате переупотребления спиртного. Блин, голова сейчас точно лопнет. Какого я, блин, ловлю в Паттоне? – Вы не знаете, как я сюда попал? – Об этом вас спросил наш охранник. Вы ответили – на такси. Я машинально кивнул, и движение вызвало взрыв боли под черепной коробкой. Я напрягал память, силясь воскресить вчерашний вечер. Так, сначала я пил в баре, потом какой-то мужик запер бар и довел меня до машины. Джо? Вроде его звали Джо. Точно, это был бармен, я вышел вместе с ним, когда бар закрылся. Черт, то есть я пил до четырех утра?! Неудивительно, что у меня отшибло память. – А мы с вами раньше встречались? – спросил я доктора Бута. Он улыбнулся. – Нет, это наша первая встреча. Вы приехали примерно в пять тридцать утра и попросили о свидании с одной из моих пациенток. Любые визиты разрешены только с одобрения лечащего врача. Охрана видела, что вы пьяны, и вас не пропустили, но они позвонили мне и уведомили о происшествии. Я попросил дать вам отоспаться в приемной – по крайней мере, до полудня, когда начнутся посещения. Вообще сюда пускают круглосуточно, но коррекционное отделение следует протоколу государственных тюрем, когда речь идет о посетителях. – А сколько сейчас времени? Врач взглянул на часы. – Четверть одиннадцатого. Я пригладил волосы (даже волосы трогать было больно). – Я так понял, вы – психиатр Лили? Доктор Бут кивнул. – Да. Первые четыре года пребывания у нас Лили упорно добивалась встречи с вами, но вы не ответили ни на одно из моих сообщений и ее писем. Мне стало любопытно, что же привело вас сюда сегодня. Когда я пришел, вы крепко спали. – И вы сидели тут четыре часа, дожидаясь, пока я просплюсь? Врач улыбнулся. – Нет. Когда я увидел ваше состояние, я ушел на утренний обход, попросив охрану скинуть мне на пейджер, когда вы проснетесь. А потом я вернулся и заполнял истории болезни… – Он показал глазами на толстую стопку пухлых коричневых папок на соседнем стуле. – Почему? – Что – почему? Почему я попросил охрану дать вам выспаться или почему работаю тут с медкартами? Я встряхнул головой. – И то, и другое. – Я уже сказал, меня заинтересовала причина вашего появления. Лили по-прежнему моя пациентка, у нее отмечается значительный прогресс, но от членов семьи пациента я нередко узнаю важную информацию, которая помогает в лечении. При поступлении к нам Лили подписала разрешение обсуждать течение ее болезни с вами. Каждый год мы с ней пересматриваем подписанные ею документы. Прошло уже семь лет, а она так и не отозвала свое разрешение, поэтому юридически я имею право рассказать о ее состоянии. У меня ощущение, что это поможет мне понять, отчего вы захотели ее увидеть. – Когда она впервые поступила сюда, вы сказали? Ее не в больницу упекли, ей дали двадцать пять лет, черт побери! А вы ее здесь держите в полной расслабухе! Она заслужила тюремную камеру, как любой убийца! – Понятно. Вы приехали поговорить с ней? Я кашлянул. Во рту было ужасно сухо. – Нет. Я не хочу ее видеть и не желаю ей помогать. Не знаю, что на меня нашло ночью… или под утро, когда я сюда приперся. Доктор Бут некоторое время вглядывался в мое лицо и кивнул. – Ясно. Но мы-то с вами можем поговорить. – Он встал. – Какой кофе вы предпочитаете? Позвольте предложить вам кофеина и тайленол – у меня впечатление, что вам не помешает и то, и другое. Мысль подняться на ноги вызвала непроизвольную тошноту. Нечего было и думать о том, чтобы доковылять до такси и перетерпеть получасовую дорогу до гавани. Я потер затылок и шею. – Ладно, так и быть. Кофе я бы выпил. Черный, если можно. Док исчез и скоро вернулся с двумя пластиковыми стаканами и пакетиком тайленола. – Спасибо. Врач присел напротив меня и молча смотрел. – Я вообще не пью. Со мной такого не случалось с самого колледжа… – Значит, вас что-то расстроило и послужило триггером? Я имею в виду, подтолкнуло вас к употреблению алкоголя и приезду сюда? – Лили к этому отношения не имеет. А может, только моя бывшая жена в этом и виновата. – Мы можем говорить о чем хотите, необязательно о Лили. Я фыркнул. – Но вы наверняка подвергнете мои слова психоанализу и свяжете с ней. Разве не так работают психиатры? Готовы объяснить что угодно, лишь бы отвести обвинение от своего пациента! Нарик убивает мужика при ограблении – так ведь его отец растлил, значит, отец виноват, а не крэк, которого выродок накурился за час до преступления! Женщина убивает собственное дитя – ах-ах, ее нельзя обвинять, у нее, видите ли, депрессия! У нас у всех на каком-то этапе жизни бывает депрессия! Доктор отпил кофе. – Я не собирался устраивать вам сеанс психоанализа. Я рассудил, раз вы приехали, вам есть о чем поговорить. Я не ваш врач, но я человек, и вы тоже человек, оказавшийся в трудной ситуации, вот и все. Мне стало неловко. – Извините. – Все нормально. Поверьте, меня нелегко обидеть – издержки профессии. Большинство наших пациентов оказались здесь вопреки своей воле. Их поместили к нам либо суд, либо родственники. В первые пятнадцать минут сессии мне нередко кричат отвалить на хрен, потому что я сволочь. Я улыбнулся. – Нет, первые полчаса беседы я, как правило, еще вежливый. Доктор Бут тоже улыбнулся. – Можно задать вам личный вопрос? Я пожал плечами. – Не обещаю, что отвечу. – Конечно, как захотите. Вы женаты? – Нет. – В серьезных отношениях? Я подумал об Айрленд. Был в серьезных. Или я по-прежнему в отношениях? Блин, я не знаю. – Да, я кое с кем встречаюсь. – Вы счастливы? Новый каверзный вопрос, на который сразу и не ответишь. – Трудно быть счастливым, когда потерял ребенка. Да, Айрленд делает меня счастливым… Впервые за семь лет, черт побери.