- На мою помощь можете рассчитывать в любую минуту, - с ноткой торжественности сказал Чернов. - Спасибо. А что собой представляет Лапушенко? Чернов пожал плечами. - Шут его знает, что за человек… Особо я им никогда не интересовался. Мужик, как мужик, охотится, рыбачит и, по-моему, золотишко промышляет. Живет один, бобылем. - Какого возраста? - Лет сорока. - В деревне с кем держит связь? - Из мужиков ни с кем. Поздоровается, покурит, порою с кем-нибудь поговорит о том, о сем - и все. А из женщин похаживает к Мотьке Звягиной - пьянчужке тут одной. - Не слышно, к кому в селе бандиты приезжают? - Не слыхать. Расстались с Черновым мы поздно вечером. Тася была дома, сидела на кровати и читала книгу. При моем появлении она отложила книгу, внимательно посмотрела на меня и спросила: - Ну что у тебя? - Немного есть, - весело ответил я. Ев глаза блеснули добрым огоньком, губы улыбнулись. - Выкладывай, потом я, - предложила Тася. - Кто последний приходит, тот первый должен рассказывать. Я рассказал о нашем разговоре с Черновым. - А мне теперь и выкладывать нечего: я принесла то же самое, что и ты. В маленьком селе стоит поговорить с одним человеком и все узнаешь. Анна Терентьевна мне поведала то же самое, что тебе Чернов. В кухне послышалось покашливание деда Мироныча - он, видимо, вышел к печке покурить. Тася перешла на шепот. - Знаешь, Федор, терять времени нам сейчас никак нельзя. Придется тебе посидеть у дома Звягиной и понаблюдать: может, кто заявится, ведь не зря же говорят, что Лапушенко появлялся у нее с какими-то двумя типами. - Что ж, не возражаю. - А завтра с утра отправимся в зимовье к Лапушенко. - Ладно, мне ночи хватит на раздумья, а для тебя, как говорят, утро вечера мудренее. Пошел я. А старикам что скажем? - Скажу, что ты пошел гостить к Чернову. Ночь у дома Звягиной мне показалась длинной, благо, дом стоял на отшибе и деревенские собаки не надоедали мне своим лаем. А вот комары… те не давали никакого покоя. Кусали и руки, и ноги, умудрялись даже прокусывать рубаху. Так что дремать в эту ночь не пришлось, но ни к Мотьке, ни в село никто ни приезжал и не приходил. На следующий день утром мы с Черновым отправились на Елкинду в зимовье Лапушенко, а Тася - к Мотьке Звягиной. - Зачем сейчас беспокоить Звягину? - возражал я. - Что она нам может дать? Ведь пьяницы - они никогда не бывают правдивыми и самостоятельными, а потом… не исключено, что она связана с бандитами: не зря же у нее видели Лапушенко с двумя подозрительными… - Я думаю, - отвечала Тася, - что она столько же связана с бандитами, сколько Лапушенко, к которому вы сейчас направляетесь. А может, к нему тоже не ходить? - Но мы же не напрямую будем с ним говорить? - А я что, прямо так и собралась откровенничать? - Все-таки ни с того, ни с сего прийти к человеку… Можем так все дело провалить… - Рассуждать нам сейчас, Федор, некогда, время и бандиты нас ждать не будут, а тем более Огородников с Литвинцевым. Мы уже и так много времени потеряли, а толку пока никакого. Ходить вокруг да около можно еще месяц… А насчет того, как и где можем провалиться - говорить не стоит! Неудача настигнуть нас может в любом месте, надо надеяться на лучшее и действовать! - с жаром говорила Тася. Возражать я больше не стал: девушка была уверена в правильности своих действий и так горячо отстаивала свою правоту… И она была права, я убедился в этом, когда вернулся обратно. В зимовье мы побывали, но Лапушенко там не застали, по всей видимости, он давненько куда-то уехал. А может, ушел в банду… Тася же добыла неплохие сведения. Как ей удалось вызвать на откровенность Мотьку - не знаю, спрашивать не стал. Но порозовевшие щеки девушки, улыбка и чуть уловимый сивушный запашок говорили о том, что общий язык с женщиной она нашла за чаркой. - Заметно? - весело спросила она. - Иначе нельзя было: она не стала бы разговаривать со мной. Правда, выпила-то всего рюмку, а остальное под стол. Мы сидели на лавочке возле дома, старики копошились в огороде. Солнце клонилось к закату, дул легкий, теплый ветерок. - Да-a, крепко прячут они свое логово, - говорила Тася. - Где оно - не знает ни Мотька, ни ее Митрофан и никто другой. - Значит, Лапушенко не с ними? - Пожалуй, нет. Валандается кое с кем - берет для них у Мотьки самогонку, а больше ничем не связан. Так, по крайней мере, о нем Мотька говорит. Сама же она терпеть не может этих «волков» за их наглость и хамство. Похоже, что и Витюля Кудахтин здесь, Мотька зовет его «Городской». А если он здесь, то… Девушка вдруг сделалась серьезной и пристально посмотрела на меня… - Ты помнишь, Дюков намекал о моей еще одной возможности. Кажется, теперь я начал догадываться, о какой возможности девушки говорил тогда Дюков: Воронова и Витюля, значит, были хорошо знакомы. - Он знает, что ты работаешь в уголовном розыске? - спросил я. - Нет. Тася немного помолчала, о чем-то сосредоточенно думая, затем продолжала: - Звягина хоть и не знает, где находятся бандиты, но рассказала, что однажды шла от зимовья Лапушенко и забралась на сопку, чтобы с вершины крутяка поглядеть вокруг. Оглядевшись, она стала смотреть на Ундургу и вскоре увидела, как верстах в трех-четырех выше зимовья, против пади Бриллиантовая, через реку переправлялись два всадника. Она догадалась, кто это такие. А вечером они с Лапушенко появились у нее за самогонкой. Тася тронула меня за рукав. - Теперь ты понял, где надо искать банду? - Догадываюсь, - ответил я. - А где сейчас Лапушенко? Не узнавала? - Мотька говорит, что подался на Кару, золотишко намытое сдавать. На следующее утро мы снова пошли на «работу». Выйдя из села, углубились в пойму речушки и пошли в сторону Ундурги. Мы должны были осмотреть местность там, где, по словам Звягиной, переправлялись два бандита. Под видом обследования устья Елкинды и берегов Ундурги мы рассчитывали увидеть или «случайно» наткнуться на табор, а далее действовать, исходя из обстановки: уйти незамеченными, последить за табором или, на худой конец, в открытую подойти к нему. Шли мы долго, осторожно, вглядываясь в каждый куст: не появится ли кто. И когда из-за сопки выехал всадник, мы не удивились. Еще издали я заметил, что через плечо у него перекинута винтовка. - Кажется, это их человек, - тихо сказала Тася. Было заметно, что она чуть-чуть волнуется. - Кому же тут еще быть? - я старался говорить спокойно. Конечно, особо опасаться нам сейчас было нечего: документы у нас исправные, оружие мы спрятали в Такше и нас тут никто не знает. Кому мы нужны - геологи! Всадник направился прямо к нам. - Куда направляетесь? - не поздоровавшись, спросил он. Это был молодой розовощекий парень с маленькими, бегающими глазками. За плечами у него висела трехлинейка, а на боку «парабеллум» в деревянной кобуре и охотничий нож. «Да-а, здорово они тут вооружены», - подумал я. - В устье Елкинды едем, - ответила Тася. - Зачем? - Мы геологи и намерены разведать устье этой речушки и берегов Ундурги. С минуту парень о чем-то думал, затем почесал затылок под старой замусоленной кубанкой и спросил: - А документы есть? Тася зло сверкнула глазами. - Собственно, по какому праву вы нас допрашиваете и требуете документы?! Парень скорчил недоумевающую рожу. - А вот по такому, - вскинул он винтовку, - сейчас продырявлю ваши черепки - тогда будете знать, по какому праву. Делать было нечего - этот кретин мог привести свою угрозу в исполнение, и мы подали документы. Парень раскрыл, повертел так и сяк наши бумаги, потом аккуратно свернул и положил себе в карман.