Ее все называли Грымзой. Это было обидно. Потому что слово «грымза», согласно словарю, означает: старая, ворчливая женщина. А Станислава считала себя дамой в самом расцвете лет – она едва седьмой десяток разменяла. Да, характер у нее был не сахарный, но и не сказать что кошмарный. Сложный. Как-то ее бабой Стасей назвали, так она обиделась, раскричалась, с тех пор превратилась в Грымзу. Станислава до пенсии преподавала в железнодорожном техникуме. Держала в узде учащихся в нем парней. Они боялись ее и уважали. Нарекли Локомотивом. Для женщины не самое приятное прозвище, конечно, но все лучше, чем Грымза. После ухода на заслуженный отдых Станислава решила покинуть город. Перебралась на дачу, завела кур, кроликов, поросенка. Жила в деревне круглый год. Зимой печку топила, на лыжах до поселка ходила, если что-то из продуктов кончалось (или в банк, на почту надо). В Жмуринке только в садово-огородный сезон магазин работал. Из-за нескольких аборигенов солидного возраста, что жили в ней, держать постоянного продавца владелец единственной лавки не желал. Когда аборигены узнали о том, что к их старой гвардии примкнул еще вполне молодой солдат, Станислава, обрадовались. Решили, что она будет затариваться для всех. И поручения выполнять. Явились толпой к Стасе с записочками. Кому что купить, что отправить, что выяснить. Как будто у Станиславы не лыжи, а как минимум снегоход. А то и вертолет! Тетушка с забавным именем Афиногения (для деревенских – Фина) даже не попросила – потребовала привезти ей новую пятидесятилитровую флягу. Старая, видите ли, прохудилась. Станислава всех послала подальше. Только для одной бабки сделала исключение – согласилась привезти детские ботинки. Звали ее Зоей. И была она чуть старше Стаси. Но выглядела на все восемьдесят: зубов нет, на голове платочек, на ногах чёсанки. Бабуля. Дочка на нее своего последыша сплавила, Васятку. У нее старший был от одного мужа, средний – от другого, этот – от третьего. Но она нашла четвертого, молодого вдовца, у которого двое своих, и Вася оказался лишним. Сейчас мальчишке было семь. Осенью в школу пойдет. Не в городскую, в сельскую. Как до нее будет добираться, никто не думал – ни мать, ни бабка. А о подготовительных курсах они будто и не слышали. И решила Стася с мальчиком заниматься, чтоб хотя бы писать и читать научился. Ему она возила книжки, тетради, кое-какие недорогие игрушки. Вася учился с неохотой, но, поскольку родился смышленым, грамоту освоил быстро. У Станиславы были хорошие прогнозы на его счет, но сосед Николай подарил мальчишке велосипед – и все… С учебой было покончено. Васька только и делал, что носился на своем драндулете. И ладно бы хорошо катался, а то постоянно падал. Стася соседа за это костерила. Если видишь, что ребенок неспортивный, так подари ему нормальный велик, пусть и подержанный, без рамы, маневренный, с ручным тормозом. Убьется же, падая! Свое мнение она высказывала вслух, но не в глаза соседу. Просто будто сама с собой разговаривала, когда он мимо проходил. Николай на нее не обращал внимания. Не специально. Просто он был погружен в свои мысли так глубоко, что редко кого замечал. Поэтому не догадывался о том, что четыре бабенки в деревне по нему сохнут. В том числе Стася. Ох как нравился ей этот чудаковатый, но добрый, интеллигентный и красивый мужчина! Внешность привлекала не меньше остального. Николай оставался подтянутым, густоволосым. Ему очень шли очки и седые усики. Стася свою симпатию к Николаю скрывала. А остальные, напротив, всячески демонстрировали. И всех активнее – Фина. Когда-то давно она слыла первой красавицей не только деревни – округи. И даже спустя несколько десятилетий себя таковой ощущала. Надо отдать ей должное, выглядела Афиногена прекрасно. Гораздо лучше Васиной бабки, которая была лет на семь старше. Во флягах своих она ставила брагу, потом перегоняла ее и изготавливала из самогона дивные настойки. Летом продавала их дачникам. Шли на ура. Николаю Гавриловичу она их дарила. Только он был трезвенником и презенты раздавал. Кроме Фины в Панкратова были влюблены две дачницы, мать и дочь. Шестидесяти и тридцати девяти лет. По возрасту Николаю больше подходила старшая, а по темпераменту – младшая. Тихая, мечтательная, подбирающая выпавших из гнезда птенцов и кормящая всех котов в округе. Мать, Алена, родила ее в браке, но супруга – пьяницу и дебошира, выгнала почти тут же. Девочка росла без отца и, наверное, поэтому прониклась к соседу в летах. А Алена всегда мечтала о порядочном, хорошо образованном, непьющем мужчине, но поскольку работала на стройке крановщицей, ей попадались совсем не такие. Мама с дочкой тоже наведывались к Николаю Гавриловичу. Алена ему гвозди забивала да лампочки меняла, а ее чадо, Сонечка, цветочки сажала, травки приносила для чая, и обе норовили с Панкратовым его испить, но он если из вежливости их к столу и приглашал, то довольным не казался. Ему нравилось одному сидеть за самоваром и витать в облаках. С соперницами своими Стася общалась мало. Афиногена ее не любила, как и все аборигены, включая бабу Зою. Той бы быть благодарной за то, что кому-то на ее внука не наплевать, но где там! Только и знала, что кости ей с товарками перемывала. С дачницами же Стася поругалась, едва они появились в Жмуринке. А все из-за Сонечки. Та, увидев кроликов, без спросу вошла во двор, чтобы их погладить, и в итоге была покусана одним из них. Ее мать тут же бросилась выяснять отношения с хозяйкой грызунов, но получила отлуп. Месяц Стася и Алена друг с другом не здоровались даже, но все же заговорили. Помогла настойка Афиногены. Станислава поминала мать, сидя на крылечке, закусывая «клюковку» недозрелыми яблоками, Алена мимо шла, приостановилась. Поздоровалась впервые за долгое время. Спросила, не случилось ли чего. Стася объяснила что. И женщины стали поминать покойницу вместе. Тогда-то Алена и проболталась о том, что увлечена Николаем Панкратовым. Как будто Станислава сама не догадывалась. Она за объектом своей симпатии приглядывала и все отмечала. – Дочка твоя тоже к нему неравнодушна, – сообщила она Алене. – Да что ты такое говоришь! – фыркнула та. – Он ей в отцы годится. – И что? Многим молодым нравятся мужчины постарше. – Но у него уже внуки. – Вот и хорошо, у тебя готовые будут. А то Сонечке твоей почти сорок, а детей все нет. – Вот не зря тебя Грымзой называют! – рассердилась Аленка. – Злобная ты баба! – А что я такого сказала? – За своими детьми следи, чужих не тронь! Или бросили они тебя? Слышала я, у тебя и сын, и дочка… Только никто не видел их тут. – У них – своя жизнь. Слава богу, пристроены. А не как твоя престарелая принцесса у маминой юбки все… – Да пошла ты!.. – и матюгами облаяла. Но преподаватели железнодорожного техникума не хуже строителей матерятся… И полился трехэтажный сразу из двух уст. Услышав ругань, Васька с велика свалился и бросился к забору, чтобы посмотреть да поучиться. Его глаза горели удивленным восхищением. Вот бабки дают! Ругающихся утихомирил Панкратов словами: «Как вам не стыдно при ребенке!» Женщины тут же замолчали. Но не перед Васяткой совестно стало, его бабка пусть не так виртуозно ругалась, но часто, обыденно, – а перед Николаем Гавриловичем. От него слова дурного не услышишь, а тут женщины, которым он нравится, при нем, как сапожники… Стыдно. С тех пор прошло четыре дня. Алена со Стасей опять не разговаривала. Зато Сонечка начала. Увязалась за ней, когда та пошла клевер для кроликов собирать. – А почему вы именно туда за ним ходите? – спросила после того, как обсудила погоду. – Где самый сочный клевер растет, туда и хожу. – Не боитесь? – Чего? – не поняла Стася. – Проклятого места. Женщина рассмеялась. Деревенская страшилка передавалась из уст в уста уже век. За озером, на лужочке, было место, где сожгли ведьму. Случилось это в восемнадцатом году двадцатого века, и повинна женщина была во многом, в том числе в голоде. Не коммунисты, что отбирали по продразверстке зерно, а колдунья. По ее вине и мужики из Жмуринки страдали, а ведь богатой деревней она была когда-то, кулаков несколько имелось – кого просто без штанов оставили, а двоих расстреляли. Когда же вся скотина полегла в деревне, тут уж сомнения отпали – порчу на нее навела колдунья. Сожгли женщину. А через некоторое время в колодце, где воду набирали для живности, нашли разложившееся тело. Выходит, отравились коровки трупными водами. Но все на это глаза закрыли. А кто-то даже пустил слух, что именно она человека убила и скинула в колодец. Якобы он к ней похаживал, но жену бросать отказался, вот ведьма и расквиталась с ним. Забылась бы эта история, если бы не два обстоятельства. Первое: на том месте, где погибла колдунья, перестала расти трава. И снег ровным белым слоем не лежал. Летом – черное пятно, зимой – серое. Кругом клевер дивный, трава по пояс… Или сугробы. А на проклятом месте – черно да серо. Но это еще не так страшно. Хуже другое: за сто лет в деревне произошло два убийства. Смертей множество было, что естественно, но насильственных – лишь две. И в обоих случаях убийцы не были найдены. Будто призрак лишал людей жизни. С тех пор деревенские обходят проклятое место стороной. И всем дачникам советуют. Но Стася смеялась им в лицо и ходила к проклятому месту регулярно. Вокруг него на самом деле рос самый лучший клевер. От него ее кролики жирели и плодились… как кролики! А что касается самого черно-серого участка… Так мало ли каких природных аномалий не бывает? Может, этот круг всегда там был? А история с сожжением колдуньи – просто деревенская легенда? – Нет, вы правда не боитесь? – повторила свой вопрос Сонечка. – Я не верю ни в колдуний, ни в призраков, ни в проклятые места. Глупости это все. – Нет, зря вы. Я вот к гадалке ходила в прошлом году. Так она мне всю правду рассказала: и про прошлое, и про настоящее, и про будущее. – То есть что она спрогнозировала, стало сбываться? – Да. Она была уверена, что я встречу свою судьбу этим летом. Описала внешность мужчины, его характер, и… – Сонечка зажмурила свои невыразительные глаза, цвет которых трудно было определить. – И, кажется, я понимаю, о ком шла речь. «Я тоже», – подумала про себя Стася. Гадалка, как хороший психолог, быстро прочитала старую деву Сонечку, что-то ей накидала, а та уж сама остальное додумала. – А каковы успехи? – поинтересовалась Стася. – В завоевании мужчины мечты? – Мы никуда не торопимся, – промямлила барышня. – Не станет он твоим! – Кто? – Он. – Вы знаете, о ком я? – О судьбе твоей… Нагаданной, – туманно ответила Стася. Не стала озвучивать своих мыслей о том, что Николай Гаврилович никогда не выберет Соню. Пусть она и самая молодая из всех его поклонниц и вроде по характеру и темпераменту ему подходит, но ему как раз более энергичная женщина нужна. Как говорят, был он под каблуком у своей жены-покойницы. Значит, Станислава просто создана для него. На второе после себя место она поставила бы Алену. На третье – Афиногению. У Сонечки же, по ее мнению, вообще шансов не было. – Почему? – Венец безбрачия на тебе, девонька. Вижу его… – и сделала пассы над ее головой. – Да? И гадалка не заметила его? Как так? Станислава пожала плечами. Прикалываться над Софьей ей надоело. И общество ее стало напрягать. За разговором они дошли до места. Стася присмотрела несколько пышных кустов клевера, поставила рядом с ними ведро и присела, чтобы начать сбор корма для своих питомцев, но Софья не отставала: – Вот вы говорили, что не верите в ведьм. А сами? – Что? – Вы же только что мне сказали о венце безбрачия, который видите. – Да я пошутила. Или поиздевалась? Не знаю, как лучше сказать. – А между прочим, о вас ходят по деревне слухи. – Какие? – Шепчутся, что вы колдуете. А кур убиваете ради кровавых обрядов. Потому что не едите их – выкидываете. Стася знала, о каких курах речь. Трех курей задрали собаки, когда они за калитку выбежали. Она их в мусор и кинула. Но, оказывается, это действие не осталось незамеченным. И уже обросло слухами. – Иди уже отсюда, Соня, – махнула на нее рукой Станислава. – Вы ступали когда-нибудь на проклятое место? – Нет. Зачем? – Боитесь? – Чего мне бояться? – Говорят, кто на него встанет и вокруг своей оси обернется, умрет. Те двое, кого нашли, так и погибли. – Ой, не знала бы я, что ты высшее образование имеешь, приняла бы за деревенскую дурочку. – Но только ведьма после этого выживет. И даже сильнее станет. И изменится внешне. – «Битва экстрасенсов» по деревне плачет, – пробормотала Стася. – Если вы такой скептик… Попробуйте. – И ты после этого отстанешь? – Да.