Часть 1 из 28 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Глава 1
Зазвенел будильник, невозмутимо и пронзительно. Надо было отключить его много часов назад, но тогда она еще терпеливо ждала сон, который так и не пришел. Вместо него подкрался сереющий рассвет. Он-то и разбудил утихший за ночь страх. Страх, что предстоящее собеседование окажется очередным провалом, что все в ее жизни по-прежнему останется окрашенным одним цветом — серым. Словно припорошенное пылью зеркало, криво висящее в коридоре.
Женщина подошла к нему, коснулась и медленно провела линию. Закруглила ее внизу и двинулась вверх, чтобы темная дорожка образовала овал. Добавила щелочки глаз, палочку для носа, изогнутые червячком губы. Оставшееся пространство заполнили нетугие пружинки. Хороша!.. Смахнула все одним широким жестом ладони и отвернулась.
Зачем смотреть на себя настоящую? Что нового там увидит? Обыкновенная она, на улице таких пруд пруди. Мелких, бледных, с глазами неопределенного цвета: то ли голубовато-стальными, то ли дымчато-серыми. Одним словом, мышиными. А волосы, наоборот, отличились, по-другому не скажешь. Умилительные кудряшки для окружающих оборачивались для нее настоящим наказанием. Они отвергали любой намек на прическу, и потому каждое утро приходилось плотно зажимать их резинками и заколками. А короткая стрижка отошла к списку неосуществимых желаний: кому хочется выглядеть безумным светловолосым облаком?
Откуда на зеркале столько пыли скопилось? Будто ее туда специально стряхивали…
В ванной женщина провела мылом вдоль каждого пальца. Вниз, вниз, смывая грязь… Аккуратно, чтобы не забрызгать манжет блузки. Вытереть все капли не спеша, хотя в комнате разрывается будильник. Она всегда не чувствовала времени, и, чтобы избежать опозданий в школу, в их семье ввели правило «двух звонков». Часы заводятся дважды, и после второго сигнала пора на выход.
Холодная вода помогла успокоиться. Но теперь, чтобы из спального района успеть на собеседование в центр, придется ловить такси и тратить деньги. А значит, откладывается покупка нового мобильного телефона. Старый падал так часто, что экран покрылся трещинами и лихорадочным миганием предупреждал о близком конце. Ладно, проживет и без телефона, все равно некому звонить. Да и вряд ли рука поднимется выбросить этого бедолагу: все-таки мамин подарок. А на такси никуда не опоздает, и колготы останутся целы.
От сквозняка дверь захлопнулась сама, но ключ долго не проворачивался в замке. Когда же раздался щелчок, женщина ощутила, что заперла не просто квартиру, а всю свою прошлую жизнь.
У соседнего подъезда стояло свободное такси. Добрый знак. Хорошо бы, чтобы и на Слободскую они доехали благополучно, без задержек.
За окном пролетали известные с детства улицы, но сейчас казалось, что знакомыми от них остались лишь названия. И почему раньше эти перемены были ей неважны? Ведь замечала же, как разрастался город с каждым днем. Безликие высотки теснили тихие, спокойные дворики. Дороги неуклонно расширялись, словно их растягивали выползающие из гаражей машины. Деревья, наоборот, скукоживались или же причудливо выгибались, чтобы не задеть струны проводов.
Но только в эту минуту ей стало ясно, что людская суетливость пропитана дымом и гарью. Жаль, что должно было произойти столько всего, прежде чем она поняла, что невозможно втиснуть в один день накопленные годами дела. Не получится мчаться всю жизнь. Да и не стоит оно того. Лучше остановиться: вдруг за спиной человек, который ждет, когда на него оглянутся. Она невольно обернулась. Никого, только забрызганное стекло в машине.
Только она давно уже никуда не летит. Скорее, тащится кое-как, будто окончательно завязла в чем-то липком и противном. В собственном прошлом, если уж признаваться начистоту. Как там писали в какой-то книжке? «Отпустите вину, иначе она бетонной плитой придавит вас». Легко этому умнику было бросить свое «отпустите». А как это сделать, как, если сил едва хватает, чтобы дышать? Если обреченность наваливается с первой минуты рассвета? Если в аптеке, куда она ходит за успокоительными, впору выписывать ей карточку постоянного клиента и наливать настойку пустырника в литровые бутыли?
Боже, о чем она думает?! Да уж, достойная тема для размышлений прямо перед собеседованием.
Такси остановилось у края лужи, и пассажирке пришлось потрудиться, чтобы выбраться из машины и не испачкать туфли.
Своевольные пряди волос мгновенно потянулись за налетевшим ветерком. Предатели!
На рукав плаща слетел кленовый листик насыщенно-красного цвета с ясно очерченными оранжевыми прожилками. Бегущие линии жизни. Какая же из них ее собственная?.. Ласково расправив лист рукой, она зачем-то спрятала его в карман плаща и оглянулась.
Слободская, четырнадцать. Это здесь. Даже не нужно сверяться с табличкой на стене. Все в городе знали, что у строительно-инвестиционной компании «Центринвест» незатейливым было только название, но никак не офис. Невысокое, всего в четыре этажа, здание бизнес-центра среди своих прилизанных соседей выглядело чужеродным сооружением. Казалось, будто нерадивые строители готовились убрать с крыши лишние куски арматуры и громадные обломки стекол, для чего и собрали все в кучу, да потом забыли. И груда мусора неожиданно превратилась в украшение в стиле хай-тек.
М-да, спорный дизайнерский прием. А уж что говорить про зеркальный фасад, высмеивающий все вокруг? Ее любимый серый плащ выглядит нелепым перекрученным цилиндром. Хорошо хоть, что она не повязала на шею яркий платочек, как думала сначала: в отражении он бы точно стал подобием удавки. А за такие издевательства придушить следовало бы архитектора.
Так, надо выбросить глупости из головы. Вдох-выдох, сосчитать до пяти и толкнуть входную дверь…
— Черт, русским же языком написано: «Тянуть»! — Выходящий человек потер кисть. — Неужели так сложно прочитать?
— Извините, я не специально…
Вряд ли подходящие слова, чтобы сгладить неловкость, но другие на ум не пришли. И, чтобы окончательно не смутиться, женщина решительно шагнула к ресепшену, стойка которого почти полностью скрывала фигуру секретаря. Девушка тут же взгромоздилась на очень высокий стул без спинки. Вероятно, она никогда не задавала себе резонный вопрос, удобен ли тот для работы или уместен все же в баре. Зато наверняка знала, что от такого маневра ее пышная грудь, плотно обтянутая блузкой, неизменно становится объектом внимания. Ее волосы были забраны в высокий длинный хвост, конец которого заканчивался в районе талии. Бедняга, сколько же времени она тратит на уход за такой копной!
— Егор Викторович, вы что-то забыли? — Секретарь кокетливо поправила бейдж на груди.
— Я вспоминаю. А вы, Любочка, пока с посетительницей разберитесь.
Пострадавший мужчина остался в холле и покачивал ушибленную руку.
— Здравствуйте. Меня зовут Татьяна Вышковец. Мне назначено собеседование по поводу должности маркетолога.
— А-а, так вам к Екатерине Дмитриевне. Второй этаж, кабинет двести четырнадцать. Лифт по коридору налево.
— Спасибо.
Таня отходила от ресепшена, когда краем уха услышала негромкое:
— Любочка, как она сказала? Вышковец?! Этого не может быть… Пожалуйста, соедините меня с Екатериной Дмитриевной. Я задержусь еще на полчаса.
Начальник отдела кадров полностью оправдывала свое царское имя. Одна в просторном кабинете, она восседала на внушительном стуле, как на троне, и величественным жестом руки пригласила Таню пройти.
Собеседование проходило странно. Дородная Екатерина Дмитриевна не давала Тане и рот раскрыть, задавала вопросы и сама же на них отвечала. Ох уж эта страсть к самолюбованию! Но при всей неправильности беседы Екатерина Дмитриевна ни разу не ошиблась в деталях биографии Тани или ее предыдущем опыте работы. Роль Тани свелась к скупым кивкам и качаниям головой. Лишь когда упомянули, что она несколько лет преподавала в школе, Таня удивилась: это-то как связано с должностью маркетолога, на которую она претендует?
Наконец начальник отдела кадров решила, что аудиенция завершена:
— Ну хорошо, Татьяна. Мы с вами свяжемся. Думаю, в ближайшие дни.
Стандартная отмазка, когда кандидат не подходит. И опять придется звонить по объявлениям, кусать от волнения губы и ненавидеть бессонные ночи…
У лифта Таня натолкнулась на мужчину. Все тот же, из холла, и так же пристально разглядывает ее.
— Простите, вы Татьяна Евгеньевна, из пятой школы, верно?
Танина рука повисла в воздухе у кнопки вызова.
— Вы меня не помните? Егор Княжев из 10 «Б». Вы у нас вели математику два года. Не помните?
В этом высоком элегантном мужчине невозможно было узнать школьника из далекого прошлого. Короткие русые волосы на затылке и висках и кажущаяся небрежной челка; светло-карие прищуренные глаза; прямой нос с небольшой горбинкой; чуть узковатые, приоткрытые в улыбке губы, через которые виднеются белые зубы; квадратный подбородок с еле заметной щетиной, подчеркивающей хорошо выверенный неформальный стиль; легкий загар на лице; ухоженные руки с внушительными часами, выглядывающими из-под манжета пиджака; лаконичный темно-серый костюм без галстука, верхняя пуговица на вороте сорочки не застегнута, привлекая внимание к слегка выпирающему кадыку; неброские черные туфли без единого пятнышка…
Нет, не таким она запомнила того Егора.
— Извините, я вас не знаю.
Но пальцы Тани, словно опровергая слова хозяйки, непроизвольно дернулись, и она сжала их в кулак.
— Вы действительно забыли? Все-все? И даже то, что я был… влюблен в вас?
И нет сил отвести глаза, не пустить воспоминания о том роковом дне, после которого жизнь ее осыпалась бесцветными осколками.
***
Она пришла в школу еще в педагогическом университете: осталась подрабатывать после обязательной студенческой практики на старших курсах. Про таких говорили «одержимая». Уважительно и даже завистливо. Ведь не у каждого есть сумасшедшее увлечение работой, когда проклинаешь наступающий вечер, что гонит тебя домой, а руки лихорадочно пытаются доделать то, что не хочется оставлять на завтра.
Ее душой владела не любовь к профессии, а какой-то болезненный азарт: научить даже отстающих, заинтересовать самых равнодушных. Новую тему преподнести так, чтобы в душе учеников осталась тоска от того, что не могут решить все; чтобы они пытались доказать теоремы, над которыми годами ломали головы лучшие умы. Она постоянно придумывала интересные задачи, необычные способы подачи материала, искала связь между преподаваемой математикой и другими предметами. Возникающие преграды лишь смешили и раззадоривали. Жизнь казалась насыщенной, бесконечной и очень счастливой…
Закончился урок. Она складывала вещи в сумку и мысленно прикидывала, сколько времени уйдет на проверку огромной стопки тетрадей, когда открылась дверь в кабинет. Вошел Егор Княжев.
Вежливый, спокойный, умный мальчик. Его фанатичное стремление учиться неизменно обсуждалось на каждом педсовете с заключительным вздохом: «Вот бы у всех школьников было так…» И обязательно какая-нибудь учительница в старомодных букольках и вязаном жакете шепотом добавляла: «А вы заметили, как он невероятно улыбается? Даже у меня дрожат коленки. Нет, Виталий Владиславович, это не от артрита — от чувств. Будущий Казанова, попомните мое слово…» Таня прыскала в кулак, но мысленно соглашалась. Да, когда Егор осознает свое немыслимое обаяние и научится им пользоваться, вряд ли кто-то сумеет устоять…
А потом… Они стали слишком часто сталкиваться в коридорах и на улице. Егор сиял. Таня, напротив, безудержно, совсем по-девчоночьи краснела и досадовала на себя за глупое смущение. Уроки в злосчастном 10 «Б» и вовсе превратились в пытку. Егор с порога атаковал Таню вопросами, причем исключительно на математические темы. А когда наконец сорок пять минут оканчивались, Таня ощущала себя одной большой дырой, пробуравленной глазами Княжева…
— Здравствуй, Егор. — По телу Тани пробежала легкая дрожь. — Тебе что-то… нужно?
Он прислонился к косяку и кусал губы, а потом будто кинулся в омут с головой:
— Татьяна Евгеньевна, я вас люблю.
— Что?
Она почувствовала, как губы, будто чужие, растягиваются в издевательскую улыбку. Та всегда наползала на лицо в самые неподходящие моменты.
— Я вас люблю, — внятно повторил Егор. — И мне никто не нужен, кроме вас.
Шли секунды. Он впился в нее взглядом, а она совсем по-идиотски ухмылялась. Потом нащупала на столе бутылку воды, от неуклюжего глотка закашлялась и вытерла рот ладонью.
— Егор, подожди. Сядь, давай поговорим. — Он сел на парту у двери, тогда и Таня опустилась на стул. — Ты еще молод, очень молод. В это время легко спутать чувства, подменить одно другим. Тебе кажется, что ты любишь, а вместо этого в душе просто уважение, восхищение. Пройдет время, и ты поймешь себя. Все станет на свои места…
— Я не путаю любовь к вам с просто уважением.
Он сидел на самом краю, будто готовый вскочить по первому зову, и упрямо смотрел прямо в ее лицо.
— Егор, — Таня потерла лоб и выхватила первую крутившуюся мысль из воцарившегося в голове хаоса, — я старше тебя. Люди тянутся к тем, кто знает больше. Так правильно и так… неправильно. Не в этом случае! Я учитель, ты ученик. Ты же все прекрасно понимаешь. Поверь, ты перерастешь это.
— При чем тут возраст? Какие-то глупые пять лет… Посмотрите, вы же выглядите точно, как мои одноклассницы, если не моложе…
Он качнулся вперед и, оттолкнувшись пальцами от парты, встал ровно. Чем это простое движение так напугало ее, что сердце ухнуло куда-то вниз? Почему руки скользнули по юбке в поисках спасительных карманов? Бесполезно, там их не было. Тонкий свитер обрисовал намечающиеся мускулы Егора, и когда она поймала себя на том, что невольно облизнула снова пересохшие губы, то чуть не хлестнула собственную щеку. Что за наваждение! Он же еще мальчик, пусть и выше ее на голову. Но только не в силах она выдержать пристальный взгляд этого подростка, взгляд, в глубине которого плещется откровенное желание. Лишь бы он не шагнул к столу!.. Пусть бы он шагнул к столу!.. Черт, что за бред!
Схватив оставшиеся тетради, Таня принялась судорожно заталкивать их в сумку. Уголки страниц загибались, а она все запихивала и проталкивала рукой внутрь. В коридоре кто-то протопал мимо двери. Гулкое эхо звонка возвестило о начале следующего урока, и она наконец осмелилась поднять глаза на Егора.
Он стоял уже у двери, все так же глядя на нее. Но взгляд его изменился: стал спокойным и ровным. Привычным. Потом Егор отвернулся к дверной ручке, а через секунду негромко сказал:
— Я не требую ничего в ответ. Просто хотел, чтобы вы знали. Чтобы, если будет тяжело, вы вспомнили, что вас любят, и тогда точно станет легче. А я для вас сделаю все. Если дадите мне шанс.
Он ждал ее ответ, не поворачивая головы, и через свитер виднелись слегка выпирающие лопатки. Взглянув на эти по-детски угловатые косточки, Таня мысленно обозвала себя извращенкой и потянулась к часам на столе: она всегда снимала их перед уроком и клала сбоку. Так было удобнее следить за прошедшими минутами и не отвлекаться, чтобы отогнуть рукав пиджака. Ремешок никак не хотел застегиваться, и она ляпнула, скрывая за раздражением досаду на мелькнувшую дурость:
Перейти к странице: