– Куда? Не знаю, дядя Никифор, а откуда… Вот отсюда, – Мишка щелкнул по оловянному кубку с вином. – Когда наливал, думал о моем возрасте? Не думал? Так куда же все катится? – Язва ты, племянник. – Язва не язва, а пятину с каждой куны, которую у тебя оставит посетитель, ты мне отдашь! Дальше беседовать будем? – Будем! – Никифор плеснул в свой кубок вина и залпом выпил, плеснул еще, но Мишке предлагать не стал. – Вещай, отрок, внимаю с почтением и содроганием, ибо мудрость твоя сравниться способна только с бесстыдством твоим же! Перст Божий в сем прозреваю, указующий на скорый и непременный конец света, ибо каждое новое поколение, пришедшее в сей мир, оказывается греховнее предыдущего! Так еще дед мой говорил, а конца света все нет. Видать, тебя, Михайла, дожидались! – Рад стараться, Никифор Палыч, готов положить живот свой ради скорейшего наступления сего знаменательного события, однако же сомнениями терзаюсь каждодневно и ежечасно, понеже греховность людская ни границ, ни пределов не имеет, а посему наступление конца света отодвигается от нас во тьму времен отдаленных. Утешиться же можем мы единственно лишь тем, что грядущие колена рода людского, как и прозрел твой дед, низвергнутся в такие пучины грехопадения, что мы по сравнению с ними просто ангелами покажемся. Аминь! – Тьфу, чтоб тебя… – И тебе не болеть, Никифор Палыч. Дядя и племянник глянули друг на друга и, рассмеявшись, звякнули кубками. Мишка понял, что Никифор наконец-то принял его таким, каков он есть. Это, конечно же, не исключало дальнейших попыток материного брата проникнуть в Мишкину тайну, однако общаться теперь с Никифором можно было с гораздо меньшим напряжением, чем раньше. В конце концов, торговые партнеры у такого купца, как Никифор, случались самые, мягко говоря, разнообразные. Одним больше, одним меньше… – Это все была присказка, дядька Никифор, сказка впереди. – Давай, давай, Михайла, завлекательные у тебя сказки, я прямо заслушиваюсь. – Представь себе: приезжает купец в незнакомый город. Что ему в первую очередь надо? Жилье, склад для товара, место для торговли. Так? – Не все назвал, но… так, так. Дальше! – А если все это собрано в одном месте и предлагается внаем? Лавка, позади нее склад, над ними жилье. Все это сделано аккуратно, красиво, есть места, приготовленные и для сарацинов, и для нурманов, и для прочих. С привычными для них обстановкой, едой, посудой, всем остальным. И все эти места для купцов выстроены в один ряд, например, вдоль реки, чтобы и на ладьях подходить можно было, и обнесены тыном, чтобы ночью спокойно спать можно было. Знаешь, как это называется? Гостиный двор! Как ты думаешь, будут в таком Гостином дворе места пустовать? – Ха! Еще и очередь занимать будут! А кое-кто так и вообще себе место на несколько лет откупит! – Хватит у тебя мошны такой Гостиный двор в Турове отстроить? – Ну… Можно же не сразу весь, пристраивать понемногу еще и еще. Главное – землю купить. – А есть возле Турова такая земля? – Найдем! Гостиный двор… Красиво! – А теперь, дядюшка, слушай очень внимательно, потому что я тебе сейчас скажу самое важное про Гостиный двор. – Ну? – Представь себе, что, в какой бы крупный город на Руси купец ни приехал, везде его ждет такой же Гостиный двор, как и в других городах. На своей земле, за прочной стеной, со своей стражей. Каково? – Михайла… Змей ты. Искуситель из сада эдемского! – Ну яблоками я не торгую… – Да пошел ты… Это ж… По всей Руси, в каждом городе. Как ты измыслил-то? – Не понял ты ничего, дядюшка, зря я перед тобой распинался. – Что?!! – Не шуми, по всей реке слышно. По всей Руси, по всей Руси… Гордыня обуяла? Ну-ка прикинь, что подумают князья, когда узнают, что некто Никифор имеет в каждом городе крепость с вооруженным отрядом и может, по своей прихоти, всех оружных людей в одном месте собрать? Причем незаметно – привезти на ладьях или в обозах. – Молчи! – Никифор схватил Мишку за плечо и настороженно оглянулся на дверь. – Ты что задумал, парень? Ты во что меня втравливаешь? – Ни во что я тебя не втравливаю. Это – мысли князей, постоянно думающих только о том, чтобы кого-то со стола спихнуть, да о том, как бы их не спихнули. Твое же дело обставить все так, чтобы у них такой мысли никогда не возникло. Так что о гордыне забудь. Никто и никогда не должен узнать о том, что это все принадлежит тебе. Лучше всего, если эти Гостиные дворы будут построены как бы вскладчину, местными людьми. Собрались двадцать человек в купеческое товарищество и построили Гостиный двор. А о двадцати купчих на их доли не знает никто, кроме тебя. Управляет Гостиным двором тиун, тобой назначенный, стража и командир ее у меня в воинской школе выучены. Поди догадайся, что к чему. Князьям же ты страшен будешь не воинской силой, хотя и она в иных случаях лишней не бывает, а совсем другим. Тем, о чем они не догадаются, пока жареный петух в жопу не клюнет. По тому, на какие товары спрос растет, а на какие падает, ты о любом княжестве самое тайное вызнать сможешь: готовятся ли к войне или хотят мира, доволен ли народ или бунтовать собирается, в силе князь или им бояре вертят и прочее, и прочее. Отсутствием или переизбытком тех или иных товаров ты любого князя по струнке ходить заставишь, а он даже и знать не будет, кто его за горло держит. Понимаешь меня? – Змей… змей эдемский. – Я уже говорил, что яблоками не торгую, а кличут меня Лисом, а иногда Бешеным Лисом. Слушай, дядюшка, мою сказку дальше. Сказал я тебе главное, а теперь скажу наиглавнейшее. Или не хочешь? Вот теперь с Никифора слезла наконец маска добродушия и простоватости. Перед Мишкой сидел викинг, напружинившийся перед абордажной схваткой. Но викинг необычный – образованный, приобщившийся к византийской культуре, пообтершийся при княжеских дворах и епископских подворьях, не чуждый понимания прекрасного и знающий цену всему, а не только морю, железу и военной добыче. – Хочу или не хочу? Никифор распахнул дверь и выглянул наружу. Ладья медленно поднималась против течения, шестеро гребцов с привычной слаженностью двигали веслами, еще шестеро развалились прямо на тюках с грузом, отдыхая перед своей сменой. Поблизости от клетушки, в которой беседовали дядя с племянником, находился только кормщик, но и он стоял достаточно далеко, чтобы слышать разговор. Никифор закрыл дверь и снова повторил: – Хочу или не хочу? – выдержал паузу и выдал, пристально глядя Мишке в глаза. – Если хочу, то покойники сидят на веслах, а если не хочу, то покойник сидит напротив меня. Но сначала мне надо знать, чего хочешь ты… Лис. Исполнено было на уровне профессионального актера, неподготовленный зритель ни на секунду бы не усомнился – с такими глазами убивают. Не по злобе или из корысти, а потому, что так надо. Как говорят герои американских боевиков: «Ничего личного». А еще они говорят: «Ты оказался не в то время и не в том месте». Только Никифор боевиков не смотрел и эти фразы, кочующие из фильма в фильм, ему не осточертели. – Ну! Я жду. Что нужно тебе или с чьих слов ты поешь? И не вздумай врать! А вот последняя фраза была лишней! Наваждение сразу пропало, и стало ясно: никаких покойников не будет, а личное все-таки есть! Дядюшка отыгрывался за менторский тон, который позволил себе в отношении старшего мужчины племянник. Всего несколько лишних слов, чуть-чуть неверный тон, и мурашки со спины сбежали, не попрощавшись, а сверлящий взгляд стал вполне переносимым. «М-да, всего одна фальшивая нота – и прощай, очарование. «Не верю!», как сказал бы маэстро Станиславский. Но каков актер! Экспрессия, колорит, фактура! Со ЗДЕШНЕЙ неискушенной публикой наверняка способен творить все, что захочет. Зацепил я тебя, онкл Ник, и теперь ты пытаешься давить, чтобы пацан не слишком много о себе воображал. А вот фиг вам, почтенный негоциант из города Турова! Мы тоже не в супермаркете купленные и надавать по сусалам тебе, викинг гребаный, вполне способны. Еще посмотрим, кто о себе больше воображает». – Дурака-то из себя не строй, дядюшка. – Что? Сопляк, да как ты… – Смею, Никифор Палыч, смею, – Мишка попытался высвободить из кулака Никифора рубаху, но купец держал его за грудки крепко. – Будет тебе юродствовать. Глупо выглядишь. Так же, как если бы я тебя зарезать пригрозил… – Мишка слегка кольнул Никифора кончиком кинжала под локоть и тут же кольнул вторым кинжалом под мышку. – Но не грожу же. По идее Никифор должен был выругаться и отпустить, но идея идеей, а жизнь жизнью. Из глаз у Мишки брызнули искры, да и как им было не брызнуть, если здоровенный купчина, пусть даже и левой рукой, засадил ему в лоб оловянным кубком? Мишка приложился затылком к стенке, но она была плетенной из луба, падать с ящика, на котором он сидел, Мишке тоже было некуда, так что через некоторое время племянник снова вполне ясным взором взглянул на дядьку, рассматривавшего прорезанный Мишкиным клинком рукав рубахи. – Ну, мелкота, вспомнил себя или еще попотчевать? – Никифор не выглядел обозленным, скорее, раздосадованным. – Ишь, железом он в меня тыкать будет! «Облом, сэр, много на себя взяли. Но с Лукой-то в аналогичных обстоятельствах получилось? Иллюзии, сэр Майкл, лейтенант Лука вполне профессионально разорвал дистанцию, чтобы выйти из зоны досягаемости вашего оружия, а потом, если бы не Чиф, навтыкал бы вам – мама не горюй. Никифору же деваться в этой клетушке некуда, поэтому он действовал сразу и весьма эффективно – бой в корабельной тесноте ему привычен. Просто-напросто две разные школы: у Луки – полевая, у Никифора – абордажная. А вы, досточтимый сэр, позволили себе лишнее, опять из роли вышли. Моветон-с, позвольте вам заметить». – Чего молчишь? Не очухался еще? – Никифор поймал Мишкин взгляд и привычно оценил состояние противника. – Хватит придуриваться, не так уж сильно я тебе врезал. Мне этой посудиной и убивать доводилось. – Прости, дядька Никифор, забылся. – То-то же! – Мужиков бы пожалел, – Мишка прикинулся, что поверил в зловещие замыслы купца. – Они же не слышали ничего, разве что кормщик… – Не твоя забота! Я тебе вопрос задал, изволь отвечать. – Зачем, если ты ответ и сам знаешь? – Михайла! – Хорошо, хорошо. Мишка попытался сделать успокаивающий жест и только тут обнаружил, что все еще держит в руках кинжалы. Чувство неловкости или стыда обезоруживает, как известно, надежнее болевого приема. Правда, не всех, некоторых приводит в ярость, но здесь был явно не тот случай. Чувствуя, что катастрофически краснеет, Мишка торопливо убрал оружие, одновременно отвечая Никифору: – С чьих слов я «пою»? А кто в Ратном такие слова знать может? Или мы с тобой не в глухом селе, а в Киеве или даже в Царьграде? Некому здесь меня такому учить, и тем более некому под тебя копать, да и незачем. Думаю, что ты и сам это все прекрасно понимаешь. Теперь ответ на второй вопрос: «Чего я хочу?» Знаешь, дядька Никифор, древние римляне говорили: «Там, где ты ничего не можешь, ты не должен ничего хотеть». И опять ты знал ответ – я не могу ничего, только рассказывать кое-что да торговаться. Значит, все, что я хочу – пятина от прибытков. А теперь твоя очередь. Ты так и не ответил, хочешь ли ты, чтобы я продолжал? Только пугал да дрался. Напугать у тебя не вышло, а дерутся только тогда, когда слова бесполезны. Тебе что, нечего мне сказать? – Ты, племяш, тоже ответ знаешь, иначе не просил бы за мужиков. Что, скажешь, не так? – Так. – Ну и будет дурака валять. Рассказывай. – Ты послал Петра учиться у нас, чтобы он мог потом командовать охраной твоих караванов. Не просто так, а потому, что дороги трудны и опасны, и в пути караван предоставлен сам себе – надеяться, кроме себя, не на кого. Так? – Так. – Представь себе, что на расстоянии дня пути по всем дорогам расставлены постоялые дворы. За крепкими стенами, с полной обслугой и с отрядом стражи, который отвечает не только за охрану самого постоялого двора, но и за безопасность на порученном ее попечению куске дороги. Понимаю, что дело это не на один год и для тебя одного неподъемное. Создай купеческую общину, товарищество, братство – важно не название. Дело не только в том, что на равном расстоянии друг от друга будут находиться места, где можно укрыться на ночь, получить горячую еду, удобный ночлег, помощь лекаря, кузнеца и других нужных путешественникам мастеров. Гораздо важнее другое – сведения. Сделать так, что на каждом постоялом дворе возможно будет получать новости: где какие цены, в каких местах нужда в тех или иных товарах, куда ехать небезопасно… Понимаешь? – Ну-ну, дальше. – Нет, погоди, дядька Никифор. Для купцов эта информация… эти сведения важны или не очень? – Важны. Бывает, едешь и не знаешь: что впереди ждет, удачно ли расторгуешься, сколько княжьи мытники с тебя сдерут, безопасны ли дороги, проходимы ли переправы? – Значит, за эти сведения купцы будут готовы подчиняться определенным правилам? – Правилам? Я думал, их за плату давать надо. Каким правилам? – Я начал с того, что ты организуешь купеческую общину. Поначалу она будет нужна для строительства постоялых дворов, и создавать такие общины надо в разных городах, чтобы строители шли навстречу друг другу. Но потом удержать купцов в общине можно возможностью получения свежих новостей, потому что тем, кто в общину не входит, их давать не будут. – Понятно, а правила-то тут при чем?