Мишка снова уселся на завалинку возле стены склада, прижался затылком к бревнам и закрыл глаза. После приступа неконтролируемой ярости, как всегда, навалилась слабость и опустошенность. «Сегодня прихватило круче, чем раньше, даже не помню ничего. Хорошо, что Алексей меня тормознуть успел. Что ж такое случилось-то? Ну разозлился, ну полез из меня Лисовин, но я же вроде бы научился с этим справляться. Вот именно, справляться! А сейчас-то у меня такого желания не возникло – мы с Лисовином совпали! Единый импульс иррациональной и рациональной составляющих сознания. Не знаю, как это называется у специалистов, но сопротивляться этому, видимо, невозможно или очень трудно. Но какая же сволочь предшественник, а я-то встретиться хотел, поговорить… размечтался, идиот. И Иона этот гнус натуральный. Как меня отец Михаил насчет зверя, который в язычниках… и правильно! Дело, конечно, не в язычестве, просто зверя страшнее человека, если его не сдерживают никакие моральные устои, в природе нет. А может, так и надо? Темное Средневековье, человек человеку волк… К чему бесплодно спорить с веком? Обычай деспот средь людей[10]. Ну уж нет, господа! У вас там даже не ГУЛАГ, а Бухенвальд с Треблинкой и варшавским гетто. Я тебя, дражайший предшественник, иначе как за Гитлера теперь и держать не буду, рано или поздно ты у меня за все ответишь. А полицая твоего Иону… сначала на информацию раскрутим, а потом, как наши деды в сороковых годах, – “собаке собачья смерть!”». Мишка, не открывая глаз, прислушался к разговору. Алексей как раз и «раскручивал Иону на информацию». Раскручивал, правда, специфически – на предмет возможности налета на обоз, везущий оброк в Крупницу. Идея выглядела заманчиво – с двенадцати населенных пунктов Иона, оказывается, собирал обоз более сотни телег с зерном. Если на одну телегу приходилось около трехсот килограммов груза, то в таком обозе везли больше тридцати тонн! Запросто можно было бы прокормить всю воинскую школу в течение года! – Когда начинаешь обозы собирать? Сколько человек охраны? Как вооружены? Где на ночь останавливаетесь? Вопросы сыпались на Иону градом, но не на все он мог ответить. Не потому, что не хотел, а потому, что Алексей не знал местности, а Иона без этого не мог толком объяснить ни направлений, ни расстояний. «Надо бы со слов Ионы карту начертить, тогда понятнее будет. Если уж считать «заболотных деятелей» за фашистов, то и попартизанить не грех. Но как добычу через болото тащить? Плотов навязать? А чем предшественник ответит? Какими он силами располагает? Нет, очертя голову лезть нельзя». Дождавшись паузы в разговоре, Мишка обратился к Алексею: – Обоз – это хорошо, но до него еще месяца полтора ждать, давай для начала выясним, с кем и с чем нам дело иметь придется? Ты лучше меня знаешь, как набег устроить, но мне хочется хотя бы часть ребят в деле попробовать. Не возражаешь? – Гм, не знаю… разве что опричников. Давай-ка потом обсудим. – Хорошо. Я сейчас его спрашивать буду, а ты следи, не упущу ли чего важного. И ты, Стерв, тоже. Для начала попробуем понять: кто такой боярин Журавль? Согласны? – Ну давай, – Алексей уселся на завалинку рядом с Мишкой и жестом пригласил сделать то же самое Стерва. – Садись, не убежит он никуда. – Постою, – односложно отозвался Стерв. – Так, Иона, – Мишка пристально уставился в глаза «полицаю». – Слушай меня очень внимательно и обязательно отделяй то, что сам знаешь, от того, что у других слышал. И не дай тебе бог соврать хоть словом. Один раз меня удержали, а в другой раз может и не получиться. – Да я, боярич… Ай!!! Мишкин кинжал мелькнул в воздухе и воткнулся в землю возле самой ноги Ионы. – Туды тебя… – Алексей зло глянул на Мишку. – Я и забыл, что ты и левой можешь! – Первый вопрос, – Мишка проигнорировал замечание Алексея, – сколько раз ты видел боярина Журавля? – Много… раз двадцать, может, больше. – Сколько раз ты с ним разговаривал? – Три раза. Один раз, когда он меня в десятники стражи пожаловал. Второй, когда посылал беглых ловить. Третий… я рассказывал уже. – Как он выглядит? – Дороден, выше меня ростом на полголовы, волосом темен, но почти весь седой… что ж еще-то? – Глаза? – Не знаю, побоялся смотреть. Говорят, что он не любит, а еще говорят, что от его взгляда люди замертво падают. – Нос, брови, скулы, щеки? – Нос большой и кривой, видать, сломан был. Брови густые, длинные, а между ними складка такая… сверху вниз. Скулы… обычные, а щеки… Одна щека у него вроде бы обожженная и вся в черных крапинках. «Блин, неужели пороховой ожог? Только этого не хватало!» – Зубы? – Зубов мало. Говорят, ему всю еду меленько режут или толкут. – Силен, слаб? – Говорят, что силен. Еще говорят, что знает много способов убить одним ударом, без оружия. – Ходит прямо, не хромает? – Пешим не видел, только верхом. – Возраст? – По виду – за сорок, но, может, из-за седины? Не знаю, а болтают разное, даже что бессмертен. – Настоящее имя? – Не знаю. Мирон как-то болтал, что пьяный сам себя Сасанычем зовет или товарищем сижатым. – Может быть, товарищем сержантом? – Не знаю, Мирон говорил «сижатый». «Так, воинское звание сержант, ТАМОШНЕЕ имя Сан Саныч, то бишь Александр Александрович». – Голос? – Злой, грубый. – Как разговаривает? – Простой речи не слышал, только приказы. Но крикнуть может так, что лошади приседают. – Характер? – Боярин. Строгий, жалости не знает. Особенно не любит, когда пощады просят, плачут, жалуются. Еще больше звереет. Но говорят, что если кто держится твердо, страха не выказывает, то может и простить. – Так чего же ты тут скулишь? Думаешь, нам тварь дрожащая нравится? Иона ничего не ответил, но постарался приободриться. Получилось, правда, неважно. – Что еще добавить можешь? – Есть один человек, которого он слушает и который его не боится, – нурман, Гунаром кличут. Он у боярина воеводой… – О ближниках потом расскажешь. Что еще про самого боярина можешь сказать? Иона на некоторое время задумался, потом припомнил: – Плетью он скрипеть любит. У его плети ручка такая… плетеная. Если согнуть, то скрипит. Боярин, когда задумается или когда слушает кого-нибудь, ее туда-сюда гнет и скрип слушает. Голову чуть-чуть склонит и слушает. И никто не знает, чем это кончится. Иногда поскрипит-поскрипит, потом головой кивнет, и все. А иногда поскрипит и ка-ак даст! Покойник. Все время в разные места бьет, но всегда наповал. – Где же ты его много раз видел, если разговаривал только три раза? – А он на учение пешей рати посмотреть приезжает. Иногда сам командует, а иногда со своей дружиной на пешцев нападает и палками как мечами бьют, конями топчут и другое всякое… После этого и убитые, и покалеченные бывают. – Дружина у него велика? – не выдержал и включился в допрос Алексей. – Не ведаю. С ним все время полусотня ездит, но люди не одни и те же. Вернее, два десятка все время одни – нурманы, наверно, ближняя стража, а остальные три десятка меняются. – Как вооружены? – Алексея прежде всего интересовали военные вопросы. – Хорошо вооружены – полный доспех, копья, мечи, щиты, луки. У нурманов еще секиры. – Значит, – подвел итог Алексей, – конная дружина и пешая рать. Сколько всего, хотя бы краем уха слышал? – Пешцев, слыхал, больше десяти сотен, а сколько конных, не знаю и разговоров не слышал. Еще сотни полторы стражи есть, они тоже конные, при оружии, но без доспехов. – И как же полторы сотни стражников столько народу стерегут? – удивился Алексей. – Кругом леса, зашел, и нет тебя. – Некуда бежать. В вашу сторону страшно – тут колдунья живет, за Горку нельзя – там боярская дружина посечет. Остается идти вдоль Горки, а там проходы между болотами узкие, а в проходах стража. Зимой, конечно, можно и через болота, но след остается, быстро догонят. Некуда бежать. – М-да, тысячи полторы вполне может быть, – негромко произнес Алексей и задумался.