Незаметно наступил вечер. За рощей скрылось солнце. На берег легла густая тень. Потонул в тени и лужок. Народ стал собираться в обратный путь. Парни с прежним воодушевлением вскочили на коней, разобрались по двое и, как заправские кавалеристы, поехали следом за своим командиром. Впереди на вороном коне ехал бай Велчо с музыкантами. Их музыка очень напоминала марш. За всадниками тащились повозки с женщинами и детворой. Все пели. Песни звенели над полями и виноградниками Качицы и даже над Мариным полем. Длинная извивающаяся колонна напоминала воинский отряд. Глядя на все это, турки диву давались: что сталось с этими болгарами? Одни считали, что это подвыпившие гуляки, другие полагали, что перед ними свадебный поезд. Один Велчо да еще два-три человека знали, что к чему. Вернее, знали, что будет потом… Остальные могли только догадываться, но помалкивали, подавляя в себе бурное чувство радости. По главной улице всадники по-прежнему ехали в колонне по два. И только когда они достигли Баждардыка, Велчо дал команду: «По домам!» Разбираемый любопытством, Георгий Кисимов задержался возле Велчо и лукаво спросил: — И что бы это могло значить? Велчо усмехнулся: — Скоро узнаете… — Это как, всерьез? — Всерьез. Наш брат шутить не намерен! Если хочешь узнать, что к чему, приходи завтра ко мне, расскажу. Только сперва дашь клятву, а потом уж поговорим… Старые друзья пожали друг другу руки и расстались. КЛЯТВА Ранним утром, еще до рассвета, Велчо отправился в греческую школу, к учителю Андону. Молодой учитель Андон Никопит, выходец из Македонии, обучал детей видных тырновских торговцев греческому языку и потому пользовался покровительством греческого архиерея Иллариона. Встреча заговорщиков в школе не могла вызвать никаких подозрений, так как турки относились к учителю с полным доверием. К тому же тырновские торговцы и ремесленники и без того часто наведывались к нему по разным поводам: то письмо написать, то счета проверить. Школа помещалась в низенькой пристройке в церкви святой Богородицы, Случись что-нибудь, собравшиеся у учителя Андона люди всегда могли сказать, что пришли в церковь к заутрене. Таким образом, были все основания полагать, что цель их встречи останется в тайне и турки ни о чем не смогут догадаться. И все, кто находился сейчас в большой классной комнате, чувствовали себя спокойно. На эту встречу Велчо пригласил и настоятеля церкви отца Ивана, чтобы он принял клятву от вновь посвященных заговорщиков. В комнате стоял полумрак, перед иконой Богородицы мерцала единственная восковая свеча. На высоком столике, похожем на аналой, лежали крест, Евангелие и меч. Стоящий перед столиком отец Иван, высокий белобородый старик с епитрахилью, подзывал притихших заговорщиков одного за другим к себе. Каждый из них, смиренно подойдя к аналою, клал руку на крест и Евангелие и повторял за священником слова клятвы: — «Клянусь пред святым крестом и Евангелием и перед благословенным богом оружием, что буду верно и самоотверженно служить народу и отечеству своему до полного его освобождения от ига агарянского…» Стоя перед аналоем на коленях, заговорщики произносили высокие слова клятвы, целовали крест, Евангелие и меч и отходили, уступая место следующему. Наконец клятву дали все, и церемония закончилась; отец Иван уже хотел было снять епитрахиль и убрать крест и Евангелие, но в это время трижды тихонько постучали в дверь. Все испуганно оглянулись. Учитель Андон на цыпочках подошел к двери и спросил вполголоса: — Кто там? — Это я, хаджи Йордан из Елены. Облегченно вздохнув, учитель открыл дверь. В комнату вошли двое. Один — высокий благообразный старик с седой бородой, другой — помоложе и ростом пониже, полный, круглолицый, в новых, расшитых шнурами потурах, в суконном жилете и шелковой феске. Появление фески среди черных бараньих шапок вызвало некоторое замешательство, однако, поздоровавшись с вновь пришедшими, все успокоились. Хаджи Йордан Борода еще раньше был посвящен в тайну заговора. Теперь он привел на это тайное собрание своего крестника, молодого чорбаджию из Елены, Йордана Кисьова. Любопытный чорбаджия сам пожелал стать заговорщиком и поддержать патриотическое дело. С большинством заговорщиков Йордан Борода был знаком, а вот молодого Йордана, или, как его звали, Дачо, знали немногие — только слухи носились о нем, будто он был богаче самого Бороды. — Познакомьтесь с моим крестником, — представил старик круглолицего чорбаджию, который все время суетился, не зная, что ему делать. Велчо первым подал руку новичку, поздоровался с ним и неторопливо сказал, глядя ему в глаза: — Милости просим, Йордан Кисьов, на наше сборище. Будь нашим братом и верным помощником в начатом нами деле. — Спасибо, бай Велчо, за доброе слово, — ответил молодой чорбаджия и низко поклонился на турецкий манер, как было принято в те времена. Велчо и прочие заговорщики задержали на нем пристальный взгляд. Действительно, этот молодой чорбаджия чем-то заметно выделялся среди всех остальных: и манеры его, и одежда были другими — изысканнее, с каким-то лоском. Когда молодой Йордан оборачивался или с кем-нибудь здоровался за руку, шелковая кисточка его фески начинала трепетать, извиваться. — Йордан, — сказал наконец Велчо, — тебе известно, зачем мы тут собрались и что задумали делать? — Известно, бай Велчо. — Прежде чем приобщиться к нашему тайному, благословенному богом заговору, ты, Йордан, должен обязательно дать клятву, как это сделали мы все. — Я готов, бай Велчо. — Мы очень рады, но, прежде чем давать клятву, ты должен дать мне ответ на некоторые вопросы. — Я готов, бай Велчо. — Йордан, — торжественно обратился к нему Велчо, — согласен ли ты верой и правдой служить нашему делу или нет? — Согласен. — Готов ли ты пожертвовать своим имуществом и своей жизнью ради нашего дела? — Готов. — Можешь ли ты подготовить сотню крестьян для участия в нашем деле, одеть их и вооружить на свои средства. — Да, могу. — Подумай хорошенько, Йордан. — Я уже подумал. — Сможешь ли ты выделить из своих запасов харчи для пропитания нашего будущего войска и пожертвовать денег для подготовки его? — Смогу. — Подумай, Йордан. — Я подумал. Присутствовавшие чутко вслушивались в каждое сказанное им слово. Он не обнаруживал ни малейшего колебания и, отвечая на вопросы, не задумывался, как будто заранее упражнялся в этом. — Нам, Йордан, предстоит большая работа, — продолжал Велчо. — Те, кто находятся здесь, и те, кто отсутствуют, но мысленно с нами, — все мы поклялись преданно служить нашему великому благородному делу. А потому, прежде чем раскрыть тебе, Йордан, нашу тайну, ты должен перед святым крестом, святым Евангелием и пред благословенным богом оружием дать клятву, что ты навсегда вступаешь в наше братство и становишься участником нашего заговора. Так вот, я еще раз спрашиваю тебя: согласен ты, Йордан, дать клятву или нет? — Я уже сказал. Я согласен. — Тогда подойди к аналою и повторяй все, что будет говорить отец Иван. Йордан Кисьов подошел к аналою, опустился на колени у ног священника и, скрестив руки, обратил молитвенный взгляд на икону святой Богородицы. Его горящие глаза глядели открыто. Отец Иван покрыл его голову епитрахилью и стал произносить слова клятвы. Скрытый под епитрахилью молодой заговорщик громогласно и отчетливо повторял их. Закончив, он встал, троекратно перекрестился и трижды поцеловал по порядку крест, Евангелие и меч, затем повернулся к присутствующим и отвесил глубокий поклон. Молодой чорбаджия до того усердствовал, что даже запыхался. Подойдя к Йордану Бороде, он тихонько спросил: — Ну как, крестный, хорошо получилось? — Хорошо, Дачо. Поздравляю тебя. Тем временем руководивший собранием Велчо, обращаясь к священнику, сказал: — Отец Иван, прежде чем уйти, прими нашу общую клятву и благослови всех нас в этом святом месте! Отец Иван встал перед собранием и широкими движениями руки перекрестил всех его участников. Принимая благословение, заговорщики склонили головы, как зрелая пшеница колосья. — Да сопутствует вам успех в вашем святом деле, — сказал священник. — И да будет проклят каждый, кто вольно или невольно выдаст священную тайну! Да будет предан анафеме и проклят весь род его на этом и на том свете!.. Аминь! — Аминь! — произнесли в ответ заговорщики и низко поклонились. После этого все разместились вдоль стен на разостланных рогожках и повели деловой разговор. Первым взял слово Велчо: — Братья болгары, вы слышали, что сказал отец Иван, знаете, какое проклятие ждет каждого, кто дерзнет выдать нашу тайну. Так что мотайте на ус и будьте осторожны! Велчо обвел всех глазами, подумал о чем-то и продолжал: — Мы, братья, сумели сделать немало. Теперь нам следует собрать свое войско и снабдить его оружием, которым мы запаслись. Он опять окинул всех пристальным взглядом, опять о чем-то подумал и продолжал: — Лично я даю десять человек, десять моих учеников; я их одену и вооружу. Мой сосед Колю Гайтанджия тоже обещал выставить десять молодцов, в его одежде и с его оружием… Как говорится, по одежке протягивай ножки. Мы с Колю даем столько, сколько в наших возможностях. Кто из вас способен на большее, давайте. — Приписывай от меня сто душ, Велчо, — неожиданно подал голос Йордан Борода, старый чорбаджия из Елены, сидевший со своим крестником возле Велчо. — Пиши сто душ, одетых, с оружием и с харчами.