– Я, похоже, тут тоже в творческом отпуске, – продолжила Грейс. – И ладно. Мы же это не обсуждаем. – Нет, – согласилась Грейс. Они сменили тему. Отец Лео во второй раз не женился, но у него появилась подруга по имени Пруди. Брат Лео, Питер, работал адвокатом в Окленде. У Лео была дочь. – Ну вроде, как бы, – зачем-то пояснил он. – У вас есть вроде как дочь? – В свое время у меня сложились отношения с одной женщиной, у которой уже была дочь. Ее зовут Рамона. Дочку, а не женщину. С женщиной мы решили расстаться, сохранив самые лучшие отношения, и Рамона не исчезла из моей жизни, чему я безмерно рад, потому что обожаю ее. – Расставание при сохранении наилучших отношений… – с легким удивлением произнесла Грейс. – Звучит просто прекрасно. По-вольтеровски! Лео пожал плечами. – Это, конечно, в идеале. Но более логичной причины попытаться что-то сделать я не вижу. Когда у вас есть дети. Даже «вроде как дети». Он посмотрел на Грейс. Она чувствовала: Лео гадает, стоит ли спрашивать ее о чем-то личном. Иными словами, почему она живет здесь, на озере. И сын с ней рядом. Грейс украдкой глянула на левую руку, проверяя, не сняла ли кольцо. Кольцо все еще было на пальце, а Грейс об этом даже не задумывалась. – И… часто вы с ней видитесь? – Примерно раз в месяц на выходные. Ее мать живет в Бостоне, так что встречу организовать непросто, но возможно. А также приезжает на несколько недель летом, и вот с этим стали возникать трудности. Из-за мальчиков, – саркастически уточнил он. Грейс улыбнулась. – Да, именно из-за мальчиков! Это явно имеет большое значение для четырнадцатилетней девчонки. Недостаток мальчиков на дивном озере в живописном месте. Я пытался ей внушить, что мальчики ровным счетом ничего не стоят, однако она твердо решила все-таки поехать в летний лагерь с этими жуткими особями. А я должен довольствоваться тем, что заберу ее в Вермонте, а потом на неделю отвезу в Кейп-Код. Грейс рассмеялась и допила кофе. – Вот и довольствуйтесь, если знаете, что вам от этого хорошо, – поучительным тоном произнесла она. – Четырнадцатилетняя девчонка – очень мудреная и загадочная разновидность эктоплазмы. Будьте счастливы тем, что она вообще хочет вас видеть. – Я счастлив, – пробурчал он. – Разве я выгляжу несчастным? Он снова пригласил их с Генри на ужин, и опять Грейс ответила расплывчато и уклончиво, но не столь твердым тоном, как раньше. Позже она решила, что дело в Генри: мальчику Лео должен понравиться. К тому же Лео говорил, что было бы неплохо, если бы Генри принес свою скрипочку (он называл ее именно «скрипочкой», а не скрипкой), когда они придут в гости, потому что ему – Лео – очень хотелось бы послушать игру Генри. Или не хотел бы Генри как-нибудь на выходных принести с собой скрипочку (скрипку) и поприсутствовать или подыграть на репетиции их оркестра? А Грейс чуть не ответила, что Генри вообще-то не «присутствует» и играть его учили вовсе не так. И было очень трудно представить себе ученика Виталия Розенбаума просто «присутствующим» или подыгрывающим другим музыкантам (хотя старый венгр вряд ли вообще снизошел бы до того, чтобы называть Лео и других членов «Дома на ветру» музыкантами). Но Грейс ничего такого не сказала, хотя приглашение тоже не приняла. Но вдруг принялась расспрашивать – причем крайне неуважительным тоном, – в чем же все-таки разница между скрипкой и скрипочкой (иначе – народной скрипкой), и Лео ответил коротко и ясно: – В отношении. – В отношении, – повторила она с изрядной долей скепсиса. – Вот уж точно. – Видете, как все просто, – добавил он, явно довольный собой. – Но… в отношении к чему? – О, я мог бы вам рассказать, но тогда не смог бы в полной мере ответить за последствия. Может, отложим эту тему на несколько недель? Грейс ответила ему сухим кивком. Потом они встали и вместе вышли из кафе. Лео помахал на прощание рукой женщине за стойкой, а Грейс, которой удалось хотя бы на час отвлечься от без мыслей о своей тяжелой жизни, вернулась к машине, села за руль и поехала на север. Несколькими днями ранее у нее состоялся короткий разговор с Витой по телефону в доме у озера, и в надежде на повторение Грейс снова включила старый аппарат в розетку. И полминуты не потребовалось, чтобы отыскать рабочий телефон Виты в библиотечной интернет-комнате, но набираться решимости наконец набрать номер и позвонить пришлось долго. Разговор получился… ну, учитывая, сколько лет они дружили, слишком официальным и натянутым. Но Вита вдруг предложила встретиться, и не где-нибудь, а в своем офисе в Питтсфилде. Грейс моментально согласилась. Однако она не то чтобы этого хотела. Ну, она сама не знала, чего хотела. Грейс ехала не спеша, то и дело высматривая наледь на шоссе 7, особенно на поворотах. Дорога наконец стала казаться знакомой. В роли мегаполиса у Грейс теперь был Грейт-Баррингтон, и именно сюда она ездила, когда не могла купить что-то в Канаане или в Лейквилле – то есть почти всегда. Она так сильно привязалась к беркширскому торговому центру, что прежняя любовь к «Эли» в Верхнем Ист-Сайде сильно померкла. Грейс также познакомилась с парой неплохих ресторанов, лавкой мясника и антикварным магазином, где среди прочего продавался фарфор «Хевиленд», который отец обещал ей отдать. Она всегда считала Грейт-Баррингтон милым и уютным городом. Была тут на сто процентов американская Мейн-стрит, однако сам город круто изгибался, как шпилька, и казалось, что здесь целых два центра, и в каждом хотелось прогуляться. С этим местом было связано много воспоминаний: давно снесенный универмаг, в котором мама любила покупать обувь, книжный магазин «Буклофт», где Грейс душными летними днями выискивала старые книги по психологии, и огромный антикварный магазин, где они с Джонатаном купили пейзаж с косарями, который теперь висел у них в столовой на Восемьдесят первой улице. Так это по-прежнему их картина? У них в столовой? Грейс была вовсе не уверена, захочется ли ей вновь увидеть этот пейзаж, как и что-либо другое, напоминающее о том, что раньше считалось ее семейной жизнью. Небо помрачнело к тому времени, когда она проскочила Ленокс и направилась на северо-запад по названному Витой адресу. Дорога миновала полный жизни мир Беркшира с концертной площадкой «Танглвудз» и музеем Эдит Уортон, и потом за окном замелькали фермы, которые сменились промышленными окраинами Питтсфилда. До этой границы простирались детские воспоминания Грейс – здесь ее пару раз водили в Колониальный театр и каждое лето в один из непогожих дней – в музей Беркшира. Не исключено, что и Вита ездила с ней, когда гостила у Грейс в доме на озере. Странной казалась мысль, что Вита обустроилась в краю, с которым ее когда-то познакомила Грейс. Питтсфилд был из тех городов, которые проезжаешь проездом. Некогда величественные постройки теперь стояли в опасных районах, куда страшно заглядывать вечерами. Город увядал. Медицинский центр «Портер» располагался в одном из зданий бывшего комплекса компании «Стэнли Электрик мануфактуринг». То был целый городок из строений, облицованных красным кирпичом. Но, глянув на табличку у поста охранника, Грейс повернула к перестроенному жилому дому с классической бело-зеленой отделкой и маленькой табличкой с надписью «Администрация». Она припарковалась, осмотрелась по сторонам и оценила сложившуюся ситуацию. Вита, согласно подписи в ее электронном письме, была исполнительным директором этого учреждения. Впрочем, в кирпичном городке располагался лишь главный офис, вся же компания простиралась от Уильямстауна на севере до Грейт-Баррингтона на юге. Согласно информации с веб-сайта, который Грейс изучала в библиотеке, центр занимался всем: интервенционным лечением наркомании, программами для несовершеннолетних матерей, индивидуальной психотерапией, групповой терапией по лечению фобий и депрессии, а также проводил назначенные по решению суда принудительные курсы лечения наркозависимых и лиц, совершивших преступления полового характера. «Вся психиатрия в одном флаконе», – подумала Грейс, рассматривая с водительского сиденья длинные кирпичные здания. Много лет назад, сразу после ее свадьбы, когда они с Витой переходили на выпускной курс (Вита специализировалась на социальной службе, Грейс – на психологии, но общей их целью было стать психоаналитиками со специализацией на индивидуальной терапии), Грейс пророчила своей подруге совсем иную профессиональную стезю. «А я, к тому же, отличалась талантом предугадывать последствия», – мрачно подумала она. Грейс застегнула куртку и подхватила сумочку. Через секунду заперла машину. Внутри, в перестроенном парадном вестибюле, было тепло, очень тепло. Женщина примерно ее возраста с просвечивающей сквозь стремительно редеющие волосы кожей на голове пригласила Грейс присесть на строгих форм диванчик, украшенный белыми круглыми кружевными салфеточками. Грейс подчинилась и принялась рассматривать чтиво, которое предлагалось ожидающим посетителям: «Психология сегодня: краткие резюме» и иллюстрированную книгу по истории Питтсфилда. Грейс взяла последнюю и полистала: раскрашенные открытки с фотографиями заводов «Стэнли Электрик мануфактуринг», широкие улицы с элегантными домами в викторианском стиле – какие-то из них она, наверное, проезжала по пути сюда, – семейные пикники на траве и бейсбол, много бейсбола. Питтсфилд, очевидно, всегда был крупным бейсбольным центром. Надо будет рассказать об этом Генри. – Грейси, – раздался голос Виты. Этот голос нельзя было спутать ни с чьим другим – немного резковатый, словно ей всегда чуточку не хватало дыхания, чтобы закончить фразу. Грейс повернулась, уже улыбаясь – если не кому-то еще, то по крайней мере себе самой. – Привет, – отозвалась она. Женщины внимательно рассматривали друг друга. Вита всегда была выше ростом, а Грейс – всегда стройнее, и это осталось неизменным. Но во всем остальном Вита изменилась почти до неузнаваемости. Каштановые волосы, некогда чуть не силой укладываемые в прическу «под пажа» (мать Виты считала, что такая стрижка идет всем), теперь были длинными, очень длинными, и почти совсем поседели. К тому же волосы выглядели так, как будто Вита никогда не причесывалась. Они развевались и завивались по своей воле, падали на грудь и на спину и выглядели настолько неожиданно и экстравагантно, что Грейс невольно задержала на них взгляд. На Вите были джинсы и добротные ботинки, черная блузка с длинным рукавом – очень демократично и скромно, плюс – подумать только! – шарфик от «Гермеса» на шее. Грейс поймала себя на том, что таращится на этот шарф. – Ой, – сказала Вита. – Это я ради тебя надела. Узнаёшь? Грейс кивнула, по-прежнему не зная, что ответить. – Мы вместе ходили его покупать, верно? – наконец спросила она. – Точно, – улыбнулась Вита. – На пятидесятилетие моей мамы. После долгой битвы ты заставила меня выбрать именно этот. И, конечно же, оказалась права. Она повернулась к женщине за стойкой администратора, которая с напряженным вниманием прислушивалась к разговору. – Лаура, это моя подруга Грейс. Мы вместе выросли. – Здравствуйте, – сказала Грейс. – Привет, – отозвалась Лаура. – Мы купили этот шарф на день рождения моей мамы, – продолжала Вита. – Он ей очень понравился. Я никогда не ошибалась, следуя советам Грейс. «Разве что при выборе одежды», – подумала Грейс. – Может, поднимемся ко мне? – спросила Вита. Потом развернулась и зашагала вперед. Грейс проследовала за ней вглубь дома и поднялась по узкой лестнице в помещение, которое когда-то, наверное, было спальней. – Должна тебя предупредить, – проговорила Вита, открыв дверь для Грейс. – Хочу, чтобы ты подготовилась. Я собираюсь тебя обнять. Грейс расхохоталась. Смеясь, легче сдержать слезы. – Ну, тогда ладно, – наконец выдохнула она. Подруги обнялись – и Грейс опять чуть не расплакалась. Они обнимались долго, без намека на неловкость. Разве что Грейс было немного не по себе. Кабинет оказался небольшим. Единственное окно выходило на одно из длинных кирпичных зданий с прилегавшей к нему парковкой, но рядом росло дерево, которое немного скрашивало вид. Грейс представила, что когда-то здесь жил ребенок. Ей привиделись пришпиленные к стенам фотографии кинозвезд и шторы, отделанные декоративной тесьмой. На одной из полок за креслом Виты рядом с учебниками, журналами и стопками блокнотов стояли рамки с фотографиями детей. – Чаю хочешь? – спросила Вита и вышла, чтобы его приготовить. Через несколько минут вернулась с двумя кружками. – Вижу, ты все еще предпочитаешь «Констант Коммент», – заметила Грейс. – Что-то должно оставаться неизменным. Одно время я серьезно увлекалась зеленым чаем, но вернулась к истокам. Знаешь, несколько лет назад пошли слухи, что этот сорт снимут с производства. Я облазила весь Интернет в поисках чая. Даже написала в компанию «Бигелоу», и в ответе мне клялись и божились, что это неправда, но на всякий случай я закупила примерно сотню коробок. – Этим чайным компаниям ни на грош верить нельзя, – заметила Грейс, вздыхая. Одного аромата этого чая хватило, чтобы мысленно перенестись в прошлое, когда они с Витой снимали квартиру в Кембридже. – Действительно, ни на грош. Вот какая компания зарабатывает деньги на продукте под названием «Время снов»? Тут, очевидно, какие-то закулисные махинации творятся. Помнишь времена, когда перестали делать любимые духи твоей мамы? А твой папа пытался найти кого-нибудь, кто мог бы воссоздать аромат? Нет-нет, я бы не хотела вернуться в те времена. Сегодня просто заходишь на «Ибэй» и покупаешь, что надо, но вот тогда – где-то в восьмидесятых, верно? Когда товар исчезал с полок, приходилось крутиться, как хочешь. А эта история с духами – очень трогательно, да? Грейс кивнула. Трогательно, как драгоценность после очередного романа с другой женщиной. Грейс давно уже не вспоминала об этих духах. В том году в течение нескольких месяцев на мамином столике рядами стояли пробники янтарного цвета из экспертной лаборатории: «Марджори 1», «Марджори 2», «Марджори 3» и так далее. После смерти мамы, прежде чем вылить их в раковину, Грейс понюхала каждый пробник, и все они оказались одинаково отвратительными. Но да, очень трогательно. – Я слышала о твоем отце, – сказала Грейс. – Мне очень жаль. Надо было тебе позвонить. – Нет, нет. У тебя горе, у меня горе – у нас обеих горе. Но спасибо. Мне и вправду очень его не хватает. На самом деле, мне его не хватает даже больше, чем я могла бы подумать. Перед самой его кончиной мы очень сблизились. Я знаю… – улыбнулась она. – Я сама этому удивляюсь. Ну, мама тоже очень удивлялась. Все спрашивала: «О чем это вы там в комнате разговоры ведете?» – В какой комнате? – не поняла Грейс. – Последние полгода он был почти все время прикован к постели. За ним на дому ухаживали сотрудники хосписа. А мы просто болтали. Знаешь, они ведь сюда переехали. Ну, в Амхерст. Мама до сих пор там живет. Дела у нее – лучше не бывает. – Да, передавай ей, пожалуйста, от меня привет. – У нее такая интересная жизнь. Она ходит в кружок игры на ударных инструментах. И стала дзен-буддисткой. – Наверное, она просто обожает Амхерст.