— Анна, с тобой всё в порядке? Она развернулась и кивнула. — Небольшой инцидент, но всё в порядке. — А где Фрэнки? Анна ткнула большим пальцем через плечо. — Внутри. — Иди, — сказал мне Мэй. — Я останусь пока здесь. Внимание Анны переключилось на Мэя, и так же, как в прошлый раз, обо мне забыли. Я молча вошёл в закусочную. Фрэнки прислонилась к прилавку рядом с кассой и что-то рассматривала. Она повернулась, когда над дверью звякнул колокольчик. Моя улыбка померкла, когда увидел её взгляд. Фрэнки повернулась ко мне спиной и начала вытирать прилавок. Её нельзя назвать грубой, поэтому должна была быть причина такой холодности. — Хэй, Фрэнк. Она пробормотала что-то невнятное в ответ. — Ты в порядке? — Спросил я. — Джо снаружи разговаривает с ... — Сказала же — занята, не могу поболтать. Ты глухой? Я даже не успел спросить что случилось. Фрэнки развернулась и прямиком направилась на кухню. Её холодность застала меня врасплох. Я смотрел, как она уходит, а потом сорвался с места и последовал за ней. Вишенка была на кухне одна, и, судя по тому, что увидел, когда вошёл в закусочную, клиентов тоже не было. Мы были вдвоём. — Что происходит? — Только для персонала! — Фрэнки подпрыгнула от неожиданности, повернулась ко мне лицом и быстро убрала руку за спину. — Тебя здесь не должно быть. — Что случилось? — Нахмурился я. — Ничего, — пробурчала Фрэнки. — Ничего не случилось, так что ты, — она посмотрела на меня, — можешь уходить. Меня взбесил её тон. — Я никуда не пойду, пока ты не скажешь, что, бл*дь, происходит. — Не смей так со мной разговаривать, Риск Келлер, — огрызнулась она. — Убирайся. Джо и Анна вошли в кухню как раз в тот момент, когда Фрэнки кричала на меня. — Фрэнки, — Сказал я решительно. — Что, бл*дь, я сделал? — Прекрати ругаться! Иисусе. — Скажи, что я сделал, чтобы так разозлить тебя, тогда прекращу. А пока ты это делаешь, скажи, почему здесь полиция. Джо и Анна посмотрели друг на друга, а затем, не сказав ни слова, вышли из кухни, снова оставив нас наедине. С каждой секундой происходящее злило все больше и больше, поэтому я пересёк пространство между нами. — Что. Случилось? — Ничего. — Она сдвинулась с места. — Я справилась с этим. — Справилась с этим? — Повторил её реплеку. — Что, б*ть, значит «с этим»? — Хватит. Материться. Чувствуя, как сводит мышцы челюсти, я уставился на Фрэнки. — Помоги мне перестать и объясни в чем дело... — Что ты сделаешь? — Перебила она. — Напишешь обо мне ужасную песню? Слишком поздно, ты уже сделал это, чёрт возьми. Показалось, меня ударили кулаком в живот, потому что сразу понял, о какой песне она говорит. — Даже не отрицай этого, — продолжала она. — Знаю, что в ней речь идёт обо мне. — Ты говоришь о « Вишневой бомбе»? — Да. — ухмыльнулась Фрэнки. — Очень стильно, Риск. Я провёл рукой по волосам. — Почему ты заговорила об этом сейчас, а не в тот вечер, когда я зашёл извиниться? До этого всё было хорошо. — Потому что до сегодняшнего дня не слушала её. По радио крутили. Это страшно удивило меня. — Она была на нашем последнем альбоме, он вышел два года назад. — Ох. — Фрэнки подняла руки в знак поражения. — И? Я не должна злиться, потому что только услышала её? — Нет. — Держал её взгляд. — Прости. — Чушь, и ты это знаешь, — сорвался я. — Она была написана, чтобы вызвать ненависть и жестокость! Она расстроилась, кричала на меня и выглядела злее укушенной пчелой собаки, но я видел обиду в её зелёных глазах. Фрэнки было грустно... моя песня заставила её грустить. Если я и жалею о том, что написал, записал и выпустил в альбом, то только о «Вишневой бомбе». Иисусе, каждый раз, когда думал об этом, во рту оставался горький привкус. — Я писал её не из ненависти и жестокости, — сказал я, стараясь сохранять спокойствие и собранность в голосе. — Это не так, Фрэнки. — Чушь, — практически прорычала она. — Я слушала каждое слово, ты, злобный ублюдок. Пошёл ты! Мы больше не друзья. Убирайся из моей жизни и держись от меня подальше, мудак! За все годы, что провёл, вспоминая Фрэнки, я забыл, как она может разозлиться и начать действовать. — Фрэнки, послушай... — Нет! — Крикнула она. — Нет, Риск. Ты знаешь, каково это, когда о тебе пишут такую песню? Песня, которую слушают миллионы? И ведь была права, трек слушали миллионы людей, я просто не понимал, почему она сама не слышала его прежде. Фрэнки же была первым Грешником. В своё время она была в студии на каждой записи, которую мы делали на нашем EP, и на большинстве записей нашего первого альбома. Она слушала нашу музыку снова и снова, и всегда с улыбкой на своём прекрасном лице. С одной стороны, был рад, что Вишенка не слышала «Вишнёвую бомбу» до сих пор, но с другой — у меня защемило в сердце от мысли, что есть песня, которую девушка не слышала. Я говорил с ней через эти тексты; если она не будет их слушать... как сможет услышать меня? — Почему ты не слушала её до сегодняшнего дня? В зелёных глазах вспыхнули эмоции, которые не смог расшифровать. — Потому что знала, что это про меня. — Внезапно произнесла она. — «Вишнёвая бомба». Даже такая глупая девчонка из маленького городка, как я, могла это понять. Мы расстались; мне было страшно слышать, какие мысли ты обо мне выскажешь. Услышав это, груз, осевший у меня на груди, мгновенно уменьшился. Она слушала мои песни, мои слова ... просто не могла слушать «Вишнёвую бомбу» до сих пор, и я не могу её винить. — Мне это казалось правильным. Не так ли, рок-звезда? — Да, — ответил я. — Так и было, но если позволишь объяснить... — Нет. Убирайся. — Слушай. Меня. — Повысил голос. — Я написал это, когда чувствовал себя злым, расстроенным и чертовски скучал по тебе! — Скучал по мне? — Повторила она с резким смехом. — Интересно, по какой части меня ты скучал? О, кажется, знаю. Как там в тексте? «Бедра моей вишнёвой бомбы не дают мне спать по ночам, у неё задница, которая заставит плакать святого. Достаточно большая, чтобы я мог откусить кусочек», и это самые приятные слова в этой грёбаной песне! Ты и дальше стал описывать меня не иначе как тело, которое тебе хотелось трахать. — Фрэнки... — Не хочу ничего слышать, придурок! — Прорычала она. — Всё это время я желала тебе только лучшего, а ты выставлял свои воспоминания обо мне на всеобщее обозрение. Не могу поверить, что ты так поступил со мной, Риск. Просто не могу! Казалось, что комната смыкается вокруг меня. — Это единственная запись, где я когда—либо говорил о тебе в таком ключе, и это было только потому, что мне было больно. Бл*дь, Фрэнк, я написал это дерьмо, когда был не в себе. Я нюхал кокс и пил водку в тот вечер. Я даже не могу вспомнить, как написал эту х*йню. Она отшатнулась, как только эти слова покинули мой рот. — Глупый идиот, — прошипела она. — Ты убивал себя, глотая весь этот яд. Ты этого хочешь? Умереть? Чёртов торчок. Думаешь, что крутой, потому что знаменит? Ты всё ещё глупый мальчишка, которого я всегда знала, но он хотя бы не принимал наркотики! Я уставился на неё и изо рта вырвался смешок, который удивил нас обоих. — Это не смешно, придурок! — Она протянула руку и толкнула меня. — Это твоя жизнь, ты не можешь так рисковать ею. Понимаешь?