– К сожалению, ничего другого предложить вам не могу, – извинился Шульц. Некоторое время сеть быстрого питания пользовалась плодами бесплатной рекламы в прессе, и Гедеону в благодарность даже выделили часть комнаты отдыха сотрудников для его практик. Однако, когда к нему повалили толпы разных чокнутых людей с требованиями предсказать выигрышные номера в предстоящих лотереях и другими подобными просьбами, руководство пересмотрело свое первоначальное решение. Сейчас ему позволялось встречаться с клиентами только на складе, и то в исключительных случаях. – Вы принесли то, что я просил? В ответ она протянула ему фотографию Макса. Ту, которую ее сын когда-то держал в руках и которая еще не оказалась засвеченной в средствах массовой информации. Рикарда извлекла фото из коллажа, сделанного Максом в первом классе на День благодарения, и это была одна из тех немногих фотографий, где обычно задумчивый мальчик улыбался. – Вы потеряли не только своего сына, – изрек Гедеон, взглянув на фотографию, на обратной стороне которой виднелись остатки клея. – Что вы имеете в виду? – Вы потеряли и своего мужа. Его больше нет с вами. Правильно? – Откуда… – начала было она, но потом прикусила язык. – Прошу прощения, но это похоже на то, что делают маги. Вы не раскроете мне секрет, как вам это удается? Гедеон смущенно улыбнулся, а когда заговорил, его голос зазвучал столь тихо, что Рикарде пришлось сосредоточить все свое внимание, чтобы разобрать произносимые им слова, тонувшие в шуме дождя, барабанившего по покрытой кровельным железом крыше склада. – Ничего хитрого здесь нет, и магия тут ни при чем, – заявил он, кивком указав на ее руки. – Вы не носите больше обручальное кольцо, а углубление на безымянном пальце показывает мне, что сняли вы его совсем недавно. – А что вы еще видите? – Вы только недавно прекратили кормить грудью. – Об этом тоже говорит вам мое тело? При этом Рикарда непроизвольно скрестила руки на груди, словно пытаясь закрыться от его всевидящего взгляда. – Скорее ваш бюстгальтер, который стал вам великоват из-за того, что вы похудели на один размер. Рикарда согласно кивнула. Вообще-то, она привыкла следить за своей внешностью и сегодня долго размышляла над тем, что ей стоит надеть по предстоящему случаю, хотя в ее ситуации то, как она выглядит, имело наименьшее значение. Но что поделаешь, если внимание общественности, как правило, обращается именно на внешний облик человека? Причем в ее случае мнение окружающих могло распределиться примерно так: – Она одета опрятно и хорошо питается. Разве исчезновение ее мальчика не повлияло на ее аппетит? – Она выглядит похудевшей, по-настоящему убитой горем. Неужели у нее не осталось больше места для материнской любви? – Глянь-ка! Платьице простенькое, зато новенькое. И как только в ее положении можно думать о покупках? – Почему она носит такие старые вещи? Беспутная! Возможно, от такой мамаши при подобном ведении домашнего хозяйства ребенок просто сбежал? В общем, что бы она ни надела, ее все равно бы подвергли критике. Конечно, Рикарда могла бы и не обращать внимания на мнение толпы, но именно люди из этой толпы могли что-то знать о ее маленьком сыне Максе. Даже сейчас, когда его уже перестали искать. Особенно сейчас! Тем не менее почему-то Рикарда была уверена, что даже ее сегодняшний бесхитростный наряд при отсутствии макияжа с применением только бесцветной помады, в сочетании с заплетенными в косу густыми волосами, все равно вызовет у этих людей недовольство. – Я вижу, что нервы у вас на пределе, – продолжал между тем говорить Гедеон. – Иначе было бы странно, – горько заметила она. – И приходится признать, что ваша нервозность вызвана не только недоверием мне. Вы стоите перед выбором. – Простите, не поняла. – Вы должны принять решение. – Какое? – Стоит ли вам тратить здесь свое время, или лучше уйти прямо сейчас, причем желательно через другую дверь. Рикарда с удивлением уставилась на Гедеона и только сейчас обнаружила у него легкое косоглазие. – Не поняла. – У нас два выхода. Вот тот, что сзади, идет через фабрику-кухню. С этими словами Гедеон указал на отделанную дешевым ламинатом дверь из ДСП, находившуюся в другом конце склада. Рядом с ней располагались стальные полки, на которых стояли белые ведра. Эти емкости выглядели так, как будто их наполнили химикатами, к которым с полным правом можно было отнести содержащийся в них майонез. – Я бы на вашем месте выбрал именно ее, а не раздвижную дверь, которая выходит на парковку. – Как так? – удивилась Рикарда. – Зачем мне уходить? Вы же мне еще совсем ничего не сказали. – Все дело в вас. Я и так узнал слишком много, и на этом, как мне кажется, нашу встречу лучше завершить. Рикарда издала возглас удивления, который больше походил на кашель. Она предполагала, что сеанс может оказаться весьма странным, но только не то, что он закончится вот так. – Но почему? – Потому что я чувствую, что вы не честны. – Что вы чувствуете? Гедеон провел рукой по лицу, поправил прядь волос и сказал: – Теперь мы говорим о вещах, которые я не могу объяснить. Я их просто чувствую. – И что же вы чувствуете? – То, что вы пришли не одна, и кто-то ждет вас снаружи. – Кто? – Тот, кто должен вам деньги. Рикарда в недоумении рассмеялась. – Если бы я знала кого-то, кто должен мне деньги, то поверьте, давно бы уже их взыскала. – Понимаю, – кивнул он в ответ. – Такое расставание стоит кучу денег. Новая квартира, новая одежда… Рикарда почувствовала, как стала покрываться краской. Тилль всегда поддразнивал ее, утверждая, что эмоции его жены можно считывать по ее мимике, как субтитры в фильме. – Даже если вы и получаете алименты, то в переходный период все равно можно хорошо подзаработать, – заявил Гедеон. – Если я не ошибаюсь, то эксклюзивные интервью в средствах массовой информации хорошо оплачиваются. Особенно в таком духе, как «Отчаявшаяся мать консультируется у прорицателя». – У меня пропал ребенок, вы, глупый засранец! – вырвалось у Рикарды. С этими словами она выхватила фотографию из его руки и больше для себя, чем для этого шарлатана, зашипела: – Ты настоящий идиот! Оскорбленная женщина неловко пыталась открыть свою сумочку, продолжая изрыгать проклятия: – Стоило только ехать сюда, чтобы встретиться с чокнутым, который не только оскорбит, но еще и унизит! Наконец она засунула фотографию в карман своего пальто и собралась уходить. В раздвижных воротах, через которые они входили, имелась дверь, но с ее отпирающим механизмом, так же как чуть раньше со своей сумочкой, ей никак не удавалось справиться. Немного поостыв, Рикарда обернулась, глубоко вздохнула и спросила: – Как вы посмели сказать подобное мне прямо в лицо? – Я не люблю, когда меня попросту используют, – холодно ответил Гедеон. – Какое право вы имеете топтать чувства несчастной матери? Да еще столь снисходительным тоном? Наконец она вспомнила, что Гедеон, чтобы открыть дверь, предварительно поворачивал ручку наверх. Рикарда попыталась это сделать, но, несмотря на все ее старания, у нее ничего не получилось – ручка не двигалась. – Вы что, меня заперли? – обернувшись, спросила она. По мере того как женщина распалялась, Гедеон, казалось, становился все более спокойным. Он улыбнулся столь же любезно, как при встрече, и произнес: – Не волнуйтесь! Когда вы успокоитесь и выслушаете мои извинения, я дам вам уйти. – Извинения? Ситуация становилась все более странной. – Да. Мне очень жаль, – заявил Гедеон и завершил свой второй разворот на сто восемьдесят градусов. – Но так должно было произойти. – Что должно было произойти? – Мне нужны были ваши истинные чувства, ваши подлинные эмоции. Вам необходимо было снять маску, с которой вы сюда пришли.