– Разве он не мог сказать об этом раньше? – начал глумиться Трамниц. – Мы давно бы уже были на месте. – Он умрет. – Надеюсь, – ухмыльнулся Трамниц и подмигнул Тиллю в зеркало заднего вида. – Ты наверняка тоже не против этого? «Почему он так говорит? – удивился Тилль и вновь задался мучившим его вопросом: – Что я упустил из виду?» Он посмотрел в боковое стекло на улицу, где могучие стволы деревьев тянулись к небу, словно восклицательные знаки, как бы предупреждая: «Ты что-то упускаешь!» Восклицательные знаки не спешили и двигались неторопливо, потому что Трамниц, видимо, чтобы не привлекать к себе внимания, старался соблюдать ограничения скорости. Всю дорогу Фридер что-то бормотал себе под нос, жалобно стонал и хрипел, взывая о помощи. При этом его рука, сжатая в кулак, становилась все холоднее и безвольнее, и Тиллю казалось, что эта кошмарная поездка никогда не кончится. Однако вскоре машина остановилась. Они оказались на небольшой аллее с отдельно стоящими коттеджами, и здесь Беркхофф, осматривая в свете древних уличных фонарей окружающий ландшафт, испытал чувство, которое отдаленно можно было сравнить с дежавю. Ему казалось, что он читает какую-то книгу, которая вначале представлялась ему знакомой. Однако по мере чтения с каждой страницей у него росло сомнение в том, что он действительно когда-то держал ее в руках. «Где я?» – подумал он. Большинство домов были построены в начале прошлого века и представляли собой величественные старые здания с высокими сводами и крышами, крытыми черепицей. Однако дом, перед которым остановился Трамниц, выпадал из общего архитектурного стиля. Это было современное здание с большими окнами и плоской крышей. Свет в нем нигде не горел, освещение отсутствовало даже на номере дома. – Открой ворота в сад! – приказал Трамниц, направив пистолет Тиллю прямо в лоб. Беркхофф сделал защитное движение правой рукой, прекратив при этом зажимать рану Фридера, что, в общем-то, было бесполезным занятием. – Убери пистолет, я и так никуда не убегу, – заявил он. – Верно! – расплылся в улыбке Трамниц. – Ты ведь хочешь встретиться с Максом. При упоминании этого имени Фридер снова начал стонать и протянул к Тиллю руку, как бы умоляя не оставлять его одного с маньяком в машине. Тогда Беркхофф вновь прижал руки врача к его животу и сказал: – Я вернусь. Не волнуйтесь. Затем он вышел из машины и отворил кованые ворота въезда в сад, которые оказались только прикрытыми, хотя, учитывая то обстоятельство, что дом казался нежилым, было бы логичнее их запереть от непрошеных гостей. «Что я упустил из виду?» – в который раз спросил себя Тилль. Трамниц вновь запустил двигатель, тот заурчал, и машина, шурша шинами по гравию, въехала во двор, а затем остановилась под навесом, возле которого угадывался вход в подвал. Сработали датчики детектора движения, и автоматически зажглись два фонаря, позволившие хоть что-то разглядеть. – Он здесь? – спросил Тилль. Ему стало нехорошо. Но не от крови на руках и не от того, что на заднем сиденье умирал человек, а на стоянке осталась лежать сбитая ими насмерть молодая женщина. Ему было плохо от самой мысли о том, что от момента получения ответа на мучивший его вопрос и познания истины его могли отделять несколько мгновений. – Макс в этом доме? – спросил он. Нет ничего хуже, чем неопределенность. Кроме правды… – Да, это действительно очень важный вопрос, не так ли? – ответил Трамниц. С этими словами он хлопнул передней дверью, отчего открылась задняя, и Фридер выпал из машины на землю, словно мокрый мешок. – О, посмотрите, как мило! – воскликнул маньяк. – Он хочет пойти с нами. Хирург на самом деле исхитрился подняться с четверенек на ноги, но покачнулся в сторону Трамница и лестницы, ведущей в подвал. Тогда убийца отошел в сторону и дал Фри-деру пинка под зад, в результате чего тот полетел вниз по лестнице до самой двери. Тилль подумал было, что это окажется равносильно смертному приговору, и хирург сломает себе шею. Однако перед тем, как стукнуться головой о каменный пол, врач смог зацепиться руками за перила, но подняться уже был не в силах. Беркхоффу эта ужасная картина напомнила ситуацию с собакой, которую он когда-то у себя держал. Как-то раз ему пришлось отвести ее к ветеринару, и после общего наркоза она в течение часа пыталась встать, но ее лапы постоянно разъезжались на гладком полу ветлечебницы. Такими же беспомощными и одновременно трогательными казались сейчас и напрасные усилия Фридера. – Оставь его в покое! – в ужасе воскликнул Тилль, но Трамниц, последовавший вслед за хирургом, схватил Фри-дера за шиворот и втащил врача через оказавшуюся тоже незапертой дверь в подвал. На этот раз датчики движения автоматически включили свет уже в подвальном тамбуре. «Что я упустил из виду?» – в который уже раз спросил себя Тилль. – Пусть лежит! – рявкнул Трамниц. – Я сказал, оставь его. Теперь голос маньяка больше походил на шипение змеи, чем на человеческую речь. Настолько садист разозлился, когда Беркхофф захотел посмотреть состояние раненого хирурга, неподвижно лежавшего на светлом ковре, никак не сочетавшемся с подвальным коридором. Трамниц прикрыл входную дверь в подвал и пошел вперед по коридору по направлению к лестнице, которая предположительно вела на первый этаж жилого дома. – Прошу в настоящие хоромы! – обернувшись к Тиллю, воскликнул Трамниц. От запаха влажной пыли и старых книг у Беркхоффа засвербело в носу. Следуя за маньяком, несмотря на то что здесь было на несколько градусов теплее, чем снаружи, он с каждым шагом дрожал все больше и больше. «Хочу ли я этого? – вопрошал себя Тилль. – Хочу ли ясности?» Еще несколько дней назад он готов был за это все отдать. Нет, не просто готов, Беркхофф всем пожертвовал ради этого. Своей свободой, а возможно, и разумом. В нем зародилось предчувствие чего-то темного и нехорошего. Того, что весь тот путь, проложенный для него этим психопатом, и те ужасные указатели, которым он следовал, приведут его к таким познаниям, которые окажутся самыми худшими из того, что он только мог себе представить. – Где мы? – спросил Тилль. При этом его голос тонул во вместительных шкафах с открытыми дверцами, где ранее, вероятно, хранилась обувь, зимняя одежда и постельное белье. Но сейчас на полках было пусто. И от всего этого Тилля невольно пробил озноб. Здесь пахло смертью! – Всему свое время, – заметил Трамниц, пригнув голову, проходя через очередную дверь и сворачивая по коридору направо. – Ты посмотри сначала, что я тут для тебя приготовил! Глава 65 Теперь Тилль ощущал запах какого-то химического вещества. Что-то едкое раздражало слизистую, и ему пришлось зажать нос. Несмотря на возраставшее внутреннее сопротивление, от которого ноги стали наливаться свинцом, Беркхофф продолжал следовать за Трамницем. Он не заметил ступеньку за дверью и буквально ввалился в какое-то помещение, походившее на спальню, вероятно предназначавшуюся для гостей состоятельных хозяев этого дома, который никак не мог принадлежать психопату. «Имущество Трамница уже давно должно было быть конфисковано и продано, – подумал Тилль. – Или нет?» Двуспальная кровать была застлана светло-голубым покрывалом, но толстый слой пыли на дощатом полу и подоконниках затемненных окон подвала говорил о том, что здесь давно никто не убирался. – Сюда, – услышал Тилль голос Трамница из соседнего помещения этого гостевого комплекса. Спальня была отделена от комнаты раздвижной дверью, за которой и скрылся маньяк. – Иди же! Не бойся! Подойди ближе! Тилль закрыл глаза, но не смог заставить замолчать внутренний голос, который прямо-таки умолял его не делать этого: «Поворачивай обратно! Не ходи туда! Не смотри на это!» Но Беркхофф не прислушался к своему внутреннему голосу, а пошел на зов убийцы, как будто его зачаровало пение сирен, выпущенных самим дьяволом. Не открывая глаз, он сделал шаг вперед и, по его расчетам, оказался в дверном проеме, разделявшем обе комнаты. В это мгновение Тилль вспомнил, как стоял с закрытыми глазами на Рождество и ждал от родителей соответствующего знака, чтобы их открыть. Только здесь не стояло никакой рождественской елки и подарки под ней не лежали. В помещении отчетливо ощущался запах страданий, мучений и… – О боже! – воскликнул Тилль, заставивший себя открыть глаза. Посередине пустого помещения, где отсутствовало даже ковровое покрытие, которым был устлан пол в остальных комнатах подвала, стоял массивный металлический прямоугольный стол, а на нем виднелся какой-то аппарат. Точнее даже, не аппарат, а самое настоящее адское изобретение. В натуре оно казалось еще более отвратительным, чем на фотографиях в газетах. Деревянный ящик с вырезанными сбоку окошками внешне напоминал аппарат для искусственного дыхания. Подобные допотопные барокамеры Тиллю как-то раз довелось увидеть в музее истории судебной медицины. Отличие заключалось, пожалуй, лишь в том, что в агрегате «Искусственные легкие» голова пациента была открыта, а эта конструкция имела стенки со всех сторон. – Что это такое? – едва дыша, спросил он. – Мой отец всегда называл его «Трикси», не знаю почему. Я же имя своему «инкубатору» давать не стал. Тогда Тилль подошел поближе и протянул руку к ящику из коричневой прессованной древесины, где в обращенной к нему продольной стенке были проделаны два круглых отверстия величиной чуть больше ракетки для настольного тенниса. Они, как и верхняя сторона ящика, оказались остекленными. Причем у изголовья имелась специальная выемка, тоже из стекла. – Макс? – потрясенный представшим ему зрелищем, только и смог проговорить Тилль. Разглядеть, имелось ли какое-нибудь движение внутри этого агрегата, достаточно вместительного для шестилетнего, нет, уже семилетнего мальчика, у него не получалось, поскольку все стекла были матовыми и почти непрозрачными. Хотя… Нет. Стекло было не матовым. Оно оказалось покрытым водяным паром!