Иногда Элви задумывалась, не на то ли изначально рассчитывал Дуарте. Толкать, толкать, пока задача по объяснению сущности колец не выдвинется для всего человечества на первое место. Он всегда держался мнения, что рано или поздно им придется решать эту задачу, а человечество так устроено, что напрягает все силы, только когда встает вопрос о выживании. Каковы бы ни были намерения верховного консула, сейчас все человечество билось над одной задачей. И треклятый Джеймс Холден умудрился всю ответственность за решение взвалить на нее. Элви не сумела бы сказать, успокаивает ее картина столь великих трудов или заводит. Скорее, было то и другое вместе. Добравшись до конца пакета, она отключила экран. Еще ей как главе лаконского научного директората предстояло дать свой отзыв или разрешение по дюжине-другой вопросов, и она собиралась это сделать. Только прежде немножко поест и, пожалуй, вздремнет. Если сумеет уснуть. Она, подтягиваясь от захвата к захвату, проплыла через корабль. Кара с Ксаном сидели в камбузе с Харшааном Ли и Квинн де Бодар. Элви, расправляясь с грушей чечевичного супа, наблюдала за детьми. – Майор, – кивнул ей Харшаан Ли, проплывая над головой. – Доктор, – поздоровалась в ответ Элви и отправила в рот еще глоток супа. «Сокол» хорошо готовил. У чечевицы был почти настоящий вкус – сытный, землистый и успокоительный, – хоть и состояла она, скорее всего, из текстурированных грибковых протеинов. – А мы тут говорили про «Волшебника Кенджи», – сказала Квинн. – Это передача из системы Самавашарана. – Не знаю такой, – отозвалась Элви. Ксан, медленно развернувшись вокруг оси z, тут же принялся пересказывать сюжет. В нем фигурировала тайная космическая станция, построенная ангелами, представлявшими собой воплощение человеческих желаний. И, как видно, было много песенок – одну Ксан ей пропел, а Кара подпевала. Слушая их, Элви с удивлением почувствовала, как легчает на душе. Энтузиазм Ксана и его милый ребяческий нарциссизм, увлекавший мальчика в центр любой беседы, в сущности, ее радовали. На несколько минут Элви выбралась из собственной головы. Так легко забывалось, что Ксан уже сорок с лишним лет как семилетка. Она готова была пожалеть, что вернулась в себя. – Кара? – Элви кивнула на дальний конец комнаты. – Можно тебя на минутку? Девочка, которая не была девочкой, застыла на миг, как случалось у них с Ксаном, – стала неподвижней камня. Это длилось всего мгновение, но всякий раз пугало. Потом Кара кивнула и тихонько толкнулась в указанную Элви сторону. Элви закинула пустую грушу в утилизатор и поплыла ей навстречу. Оставшийся с Квинн и Харшааном мальчик встревоженно моргнул черными глазами, и Элви помахала ему – постаравшись, чтобы получилось успокаивающе. – Что у вас на уме, док? – спросила Кара. Такое непринужденное обращение всегда согревало Элви. Для существа, которое индуцированный социопат десятилетиями держал в клетке для опытов, девочка на удивление быстро ей доверилась. – Пара вопросов. Хотела узнать, как ты себя чувствуешь. Последнее погружение было… Там есть интересные показатели. Похоже, что ты по-новому настроилась на нашего большого зеленого друга. Реакции выглядели монолокальными, без светового лага. – Да, – едва дослушав, откликнулась Кара. – Я тоже почувствовала. – И мы не знаем, что это было, потому я и спрашиваю: как ты? Все в порядке? – Все прекрасно, – ответила Кара. – Этот заход мне показался… Не знаю, как сказать. Хорошим. Правильным. Это Элви уже знала сама. Просмотрела данные сканирования и видела, как повлиял сеанс связи на уровень эндорфинов. Если позволить себе антропоморфизм, она сказала бы, что БИЧ хотел возвращения Кары. Не было оснований видеть в этом волю или преднамеренность. Но он добивался, чтобы девочка вернулась. Где-то в глубине сознания Элви сидело предчувствие, что сейчас она сделает ошибку. Но она решилась ее сделать. – Тогда, – сказала она, – я думаю, не уплотнить ли график погружений. Можно делать паузы на день-другой короче. – Вот бы здорово! – обрадовалась Кара. – Не вижу, почему бы нет. Я справлюсь. Улыбка ее была такой настоящей – такой человеческой, – что Элви невольно улыбнулась в ответ. – Вот и хорошо. Я обсужу это с группой, и мы составим новый график. Может, попробуем еще раз прямо завтра? Кара даже задрожала от волнения, а с другого конца помещения хмуро, беспокойно взглянул на них Ксан. Не просто беспокойно. С тоской. Элви взяла Кару за руку, пожала ей пальцы, и Кара ответила на пожатие. Жест, соединяющий людей от начала их рода. – Все будет хорошо. Только услышав свои слова, Элви осознала, что повторяет за Фаизом. И не верит себе. – Знаю, – ответила Кара. Глава 9. Кит Отец смотрел на него с экрана красными от счастливых слез глазами. Может, Алексу Камалу и раньше случалось плакать от радости за Кита, но Кит тогда был младенцем. Не запомнил. И сейчас увиденное стало для него откровением. – Я так горжусь вами с Рохи. Жизнь, которую вы строите вдвоем… Это… Это… Не так легко понять, что значит создать семью. Привести в мир нового человека. Но теперь, когда вы справились, я надеюсь, ты видишь, как мы за вас рады. И я, и твоя мама. Это потрясающе. Это все, на что я для тебя надеялся. И знаю – знаю! – ты будешь хорошим отцом. Лучше, чем я. – Черт побери, папа, – выдохнул Кит. – Опять про то же самое? – То плохое, что случилось, – оно не относится к тебе. Тебя я любил. Люблю. Мне больше ничего не надо. То, что вы сделали, – это для меня всё. Я так счастлив. Так счастлив за вас. Сообщение кончилось. Отец наговорил на целых пять минут, и Кит сомневался, хватит ли у него выдержки прослушать все заново. Отцу легко представлять жизнь сына в романтических красках. Расстояние и опасности переписки позволяли Алексу увидеть лишь малую часть очень большой картины. Кит засек время. Сказать было особенно нечего, а многое из того, что можно сказать, он не хотел взваливать на плечи отцу. Будь жива тетя Бобби, Кит бы, наверное, обратился к ней. Она как-то умела видеть суть. Сочувствовать, не впадая в сентиментальность. Отец для такого слишком много тащил на себе, и Кит до сих пор не мог отказаться от привычки его оберегать. Он включил запись. – Привет, – заговорил он в камеру. – Хочу сказать большое спасибо, что вы решились подойти так близко, чтобы почти в реальном времени вести переговоры. Я ведь чаще всего только надеюсь, что вы получите мое сообщение… Черт… Он остановил и стер запись. Ни к чему заходить на новый круг: Алекс и так непрестанно корит себя, что слишком мало участвовал в жизни Кита-подростка. Отцовское чувство вины было куда сильнее сыновней обиды. А то, что Кит мог бы сказать сейчас, явно не улучшило бы ничьего эмоционального состояния. Но что-то же сказать надо? На время его выручил звонок в дверь. Отключив связь, Кит приказал двери открыться. Мать вплыла в комнату в своей обычной манере. Своей благородной и властной наружностью она пользовалась как дубинкой. Кит ее любил и не думал разлюбить, но видеть предпочитал на экране. – Где мой мальчик? – широко улыбнулась она. Она не Кита имела в виду. – Рохи меняет ему подгузник. – Кит подбородком указал в глубину квартиры. – Через минуту выйдет. – Рокия! Бабушка спешит на помощь. Рохи терпеть не могла, когда кто-то, кроме родных, звал ее полным именем. Мать, с того дня, как об этом узнала, иначе ее не называла. Кит понимал, что она так пытается выразить любовь и готовность принять в семью. А еще понимал, что идет борьба за власть. Он умел разобраться в кроющемся здесь противоречии, потому что он с этим вырос, а Рохи – нет. Дисфункциональность и идиосинкразии детства для взрослого становятся нормой. Он прислушался: разговор Жизель и Рохи, лепет Бакари. Слов не различал, зато узнавал интонации. Властный голос матери – компенсация внутренней неуверенности. Добродушная вежливость Рохи – маскировка для раздражения. А голос младенца был пока непривычен; Кит слышал в нем только собственную радость и усталость. Минуту спустя все трое вышли к нему: мать, жена и сын. Бакари был уже на руках у Жизель. Рохи натянуто, но терпеливо улыбалась. – Бабушка здесь, – сказала его мать. – Я обо всем позабочусь. Вы, милые, ступайте погуляйте ночь, пока я играю с моим чудным малюткой. – Мы поужинаем и вернемся, – ответил Кит. – Не спешите! – величественно взмахнула рукой Жизель. Рохи закатила глаза – совсем чуть-чуть, почти незаметно. Кит поклонился матери, чмокнул в не заросший еще родничок на макушке застеснявшегося сына, после чего они с Рохи вышли в общий коридор и закрыли за собой дверь. Последнее, что он услышал, – вопль догадавшегося, что они уходят, Бакари. – «Погулять ночь»? – спросила Рохи, когда они двинулись к местному хабу. – Так проще, чем «нам с Рохи нужно спокойно поговорить», – объяснил Кит. – Она бы мне полчаса внушала, чем плох развод. А так обойдется без нотаций. Он рассчитывал ее насмешить, но Рохи коротко, по-деловому кивнула. Она не взяла его под руку и смотрела прямо перед собой. Общие коридоры освещались ярко, посаженные по средней линии растения под сквозняком из вентиляции шевелили широкими листьями. Они согласились на работу в марсианском Атерполе потому, что этот научный центр в системе Сол уступал только Земле и условия для родов здесь были естественнее, чем на любой космической станции, кроме, вероятно, Ганимеда. Жизель восхитилась, и Рохи тоже – поначалу. Они подошли к своей излюбленной лапшичной. На крошечной сцене сидел щеголяющий россыпью угрей молодой человек, тихонько пощипывал струны домбры, а на едоков не обращал никакого внимания. Кит сел, Рохи заняла место напротив. Им тоже было не до музыки. – Хочешь сначала сделать заказ? – спросил Кит самым нейтральным тоном. – Да. Рохи в одну минуту набрала на столике любимое блюдо и дождалась подтверждения системы. Три минуты они молчали – пока старик Джандол не вынес их заказ: для него ролл с яйцом и лемонграссом, для Рохи – ком чьен са. Кит отметил про себя, что она выбрала блюдо, которое ее всегда утешало. Джандол, не замечая напряжения или не интересуясь им, кивнул обоим и вернулся на кухню. Рохи склонилась над своей мисочкой. – Ну, – спросил Кит, – что ты хотела сказать? – Дослушай меня, ладно? Он кивнул. – По-моему, нам надо пока отложить этот контракт. – Рохи… – Нет, ты дослушай. – Она выждала, проверяя, замолчал ли он. – Знаю, на Марсе всего треть g, зато постоянная треть. Для первых месяцев развития постоянная гравитация очень важна. У него еще продолжается формирование внутреннего уха. И начинается рост костей. В первый год в организме происходит множество фундаментальных изменений, а мы даже на самом быстроходном корабле много месяцев будем проводить в свободном полете. Не хочу я видеть у него какой-нибудь из синдромов невесомости. Не хочу, чтобы ранние изменения организма потом мешали ему в жизни. И сделаю все, чтобы этого не допустить.