— Боги? А почему нет? Мы поклоняемся богам скал… — Нет, не так. Мы просто браним их, когда дела идут неважно. — А видя благо, мы их восхваляем. — Нет. Когда дела идут отлично, мы поздравляем себя. — О циничное дитя, сей свежий мир тебя успел утомить? Ты выдохся, открыв все его тайны? Ты сгорбился, окидывая вялым взглядом дураков, в компании которых оказался? — Высмеиваешь мое терпение? Только молодой задор меня и поддерживает. — Азатенаи построили это, только чтобы сокрушить — даже Тел Акаи не сдвинули бы такие камни, не перевернули бы их. Слышу вокруг отзвуки былого гнева. Насколько мы знаем, даже наши скальные боги были Азатенаями. — Хорошо, что мы потеряли веру. — Она не потеряла. Реваст нахмурился и сел. — Готов предположить обратное! Не вера заставляет кого-то смотреть в лицо смерти и только смерти. Скорее это капитуляция. Уничижение. Тебе не найти глупца, готового поклоняться смерти. — Ага, но она идет не склониться перед Владыкой Горных Обвалов, но воевать с ним. — Так можно колотиться о склон горы. — Именно, — отозвался Татенал, глядя на груды камней. — Не будет Азатенаев в компании Джагута, — сказал Реваст. — Полагаю, там будет лишь пригоршня дураков. Другие Джагуты, привязанные родом верности к скорбящему собрату. Может, несколько Бегущих, жаждущих обрести песню в подвигах. И Тел Акаи, разумеется, которым призыв показался слишком дерзким, чтобы отказаться. — Мы отказались. — Ради пасомых стад, ухоженных садов. Ради плетения сетей. Но погляди на нас, Татенал, идущих по тропе. — Мы хотим вернуть ее обратно. Оружием разума мы убедим ее… — Ха! Идиот! Она лишь удлинила поводки, она умеет терпеть, наша хозяйка. Погляди, как мы играем в свободу! Но скоро мы продолжим путь, и она подберет слабину. Со стороны Гарелко раздался громкий стон, они обернулись. Тот вскочил, выпучив глаза. — Ай! — крикнул он. — Мне снился дракон! — Это не сон, дурак, — сказал Татенал. — Мы встретили зверя утром и видели, как он удирает. Гарелко прищурился на Татенала. — Да? Значит, это было наяву? Реваст глянул на Татенала. — Это был дракон? — Кто еще это мог быть? — Я… Я не знаю. Огромная ящерица. С крыльями. С длинной шеей. Змеиным хвостом. А чешуя… Двое мужей смотрели на него с непроницаемыми лицами. Реваст скривился. — По описанию, — буркнул он, — подозреваю, вполне соответствующему… Гарелко закряхтел, потягиваясь. — Смешение сна и яви выбило меня из колеи. Могу предположить, что еще не проснулся и проклят видеть вас даже в кошмарах. О, пусть придет день, когда среди Тел Акаев родится девочек не меньше, чем мальчиков. Тогда муж сможет стоять одиноко лицом к лицу с женой, и будет покой и вечное веселье во всем мире. Татенал засмеялся. — Ловчишь, Гарелко. У Тисте такие браки, и они не счастливее нас. Проклятие твоих безумных снов — в том, что ты мечтаешь об их осуществлении. — Тогда пробудите меня, умоляю. Вздохнув, Реваст соскользнул с плиты. — Чувствую, поводок натянулся, и не хочу ощутить еще и удар кнута. — Давно тебя не секли как следует, — заметил Татенал. — Ну-ка, поспеши сложить вещички. Трое Тел Акаев снова проверили тюки. Реваст снова вспомнил о потере оружия. В битве с драконом, не меньше. Мало кто поверит его рассказам, и хвастовству со-мужей придадут малое значение. Но так и так, неприятно было найти подтверждение древним полузабытым сказкам. На время истощив запас слов, они молча шагали по тропе, спускаясь в долину. * * * — Мне нужны союзники и помимо тебя. Скиллен Дро глянул на закутанную фигуру рядом. — Мало кого найдешь. — Есть жгучее море, сущность коего — хаос. — Знаю его. — Маэл не предъявил на него прав, — сказал К'рул. — Да и никто из нас. Ардата ходила туда, к берегу, и задумывала путешествие в глубины. Имеется известный риск… — Она одна? К'рул помедлил, не сразу отозвавшись: — Не совсем уверен. Ардата ревностно хранит свои владения. Думаю, мы можем воспользоваться ее собственничеством. — Я буду защищать тебя, К'рул. Но мы не союзники. Ты сглупил, сделав себя уязвимым. — Хорошо. — Я объясню ей при встрече. — Понятно, Дро. Сейчас они брели по краю широкой ямы. Крутые склоны покрылись трещинами, словно расшатанные ударом гигантского молота. Пыльное дно кратера показывало выходы кристаллов, светившихся синим. В дальнем склоне была вырезана ступенчатая рампа, она шла косо, пропадая из вида где-то под краем, который они недавно прошли. Скиллен Дро не мог ясно различить и начало спуска. В измерениях этой ямы было нечто переменчивое, как и в окрестном пейзаже. — Какой-то карьер, К'рул? — Зодчих, думаю. Они, как мне рассказывали, превратили целые миры в обломки, оставив кружить у солнца — не нашего солнца, как я понимаю. — Яма лишена Кривопутий. Воздух недвижен. В ней не осталось энергий. Спуститься туда, К'рул, означает умереть. — Я не знаю ответов насчет их дерзаний, Дро, не ведаю, как они пользуются силой. Построенные ими дома исчезают сразу после завершения. — Только чтобы появиться где-то еще, вырастая как семена. — Что-то заставляет их этим заниматься, — сказал К'рул и встал, закашлявшись. — Или кто-то. Хотя бы это у нас с Зодчими общее — загадка происхождения. Даже сила, бросившая нас в мир, чтобы искать плоть и кость, неподвластна уму. Мы были всегда? Будем всегда? Если да, то ради чего? Скиллен Дро принялся обдумывать слова К'рула. Они шли и шли под сумрачным небом. Медленно, ведь К'рул, казалось, лишился сил. Если он еще истекал жертвенной кровью, багряные капли не касались песка и ила. Нет, они падали где-то в ином месте. — Именно отсутствие цели, К'рул, заставляет нас двигаться. Чувствуя отсутствие, мы стараемся его заполнить. Не имея смысла, пытаемся его найти. Не уверенные в любви, мы клянемся ею. Н чем именно клянемся? Даже туча пыли однажды сплотится, став подобием мира. — Тогда, Скиллен, я правильно тебя понимаю: верования — всё, что у нас есть? — Зодчие строят дома. Из битого камня строят они дома, словно даруя беспорядочному миру порядок. Но, К'рул, в отличие от тебя я не уверен. Кто, в самом начале, разбил камни? Я думаю, Зодчие нам враги. Они не сборщики смысла или даже предназначения. Их дома строятся, чтобы вмещать. Это тюрьмы — Зодчий, затащивший тебя к дому, старался сковать тебя во дворе, за столь безупречно замкнутой стеной. К'рул встал, заставив Скиллена развернуться. Бледная рука пропала в тени капюшона, словно К'рул потирал лоб. — Но ему не удалось. — Возможно, ты все еще слишком могуществен. Или дом не был готов к тебе. — Наши сородичи поклоняются этим домам. — Лишенные смысла и цели, они стараются их обрести. Обтесывая камни… Ты удивлен, К'рул? Зодчие нам дети — или мы им? Вдруг мы лишь поколения, смена — но кто из нас утерял предназначение? Зодчие созидают миры отрицания, К'рул. Но задай вопрос: для кого они предназначены? И следующий: должны ли мы им противостоять? Или просто следить, осмеивая энтропию их сооружений? Поклоняться? Лишь глупец поклоняется неизбежному. Будь мне дело… считай я, что в этом будет толк, я рассказал бы сородичам. Что их почтение бесполезно. Что они лобзают череп, встают коленями в сплошную пыль. Веруют в бога без лица. К'рул снова провел рукой по невидимому лбу. — Скиллен Дро, ты назвал меня глупцом, и справедливо. — Что вдохновило тебя к дару, К'рул? — Это важно? Скиллен качнул острыми вступающими плечами. — Не могу сказать. Пока. Вздохнув, К'рул зашагал, и снова они шли бок о бок, огибая бесконечный кратер. — Я пытался сломать правила, Скиллен. Ох, знаю. Какие правила? Ну, мне казалось — кажется — что они существуют. И, что важнее, не подходят нам. Погляди на любого. Мы, Азатенаи. Наши обычаи, наши склонности и предрассудки служат, чтобы отличить одного от других. Но правила предшествуют нас, как причина следствию. Кое-что у нас общее. Например, привычка собственников, когда дело идет о власти. Признаю, я восхищен Сюзереном Ночи. Из любви он дал смертной женщине многое от своей силы. А сделав так… да, он не заберет силу обратно. — Я не знал. И потрясен новостью. Не думал, что Драконус столь… неосторожен. Скажи, что он уже жалеет.