Ничто из того, что я делаю, никогда не удовлетворит этих парней. Они всегда будут хотеть больше, больше и больше. Пока я не сделаю что–то невозможное. Что–то чудовищное. Что будет точкой невозврата. Одна ночь… когда я нарушил свои собственные правила… и когда отвернулся от банды. Момент, когда женщина встала на моём пути. Женщина, которая ничего не знала. Женщина, которой не должно было быть там. Но она была. В тот момент, когда я нажал на курок, я уже знал, что совершил самую большую ошибку в жизни. Я не хотел, чтобы она умерла. Это никогда не было частью плана. Но меня всегда учили защищаться любой ценой. Стрелять до того, как посмотришь. Устранять угрозу до того, как она появится. Но она никогда не была угрозой. Она просто была… там. Неудачный поворот судьбы. Я грабил её дом, но мне сказали, что дома никого не будет. И когда я понял, что не один, то выстрелил, даже не посмотрев, кто это. Фатальная ошибка. Это была женщина. И она была беременна. К своему стыду, я подбежал к её телу и начал нажимать на её грудную клетку, надеясь вернуть её к жизни, но это было безрезультатно. Она ни разу не вздохнула. Ни одного стона. За исключением моего собственного. Я засунул пистолет обратно в кобуру, схватил за руки и поволок её из комнаты. Я протащил её весь путь до моей машины и запихнул её внутрь. В ночной тишине я вёл машину, и слёзы текли по моему лицу. Было два золотых правила. Никогда не убивай женщину и никогда не вреди ребёнку. И я нарушил оба. Моя ошибка будет преследовать меня до конца жизни. Десять минут. Столько времени прошло с того момента, и сейчас я припарковал машину в переулке и вытащил её тело. Следы крови оставались на земле, когда я волочил её тело через дорогу. Я не знаю, что делать. Куда пойти. Я не могу вернуться в банду. С ними покончено. Точно. Я навредил многим людям и причинил достаточно боли. Я пересёк черту и отказываюсь возвращаться. Но у меня нет друзей. Нет семьи. Не к кому обратиться за помощью. За исключением одного места. Церкви, где я вырос. То самое место, куда сейчас я направляюсь с мёртвым телом. Но чем ближе я подходил, тем сильнее вина давила на мою душу, обуреваемая чувствами, которые становились сложнее с каждым моим шагом. Как я смогу когда–либо это исправить? За эти прошедшие несколько лет я потерял связь с самим собой. С церковью и Маргарет. И с Богом. Как я смогу посмотреть Ему в лицо теперь? И всё же, каким–то образом, по какой–то причине, я нашёл волю, чтобы продолжать тащить мёртвую беременную женщину по скользкой лестнице. Дождь падал на моё лицо, пока я с трудом поднимал её по ступеням, но я не сдаюсь. Пока я не оказался перед дверью, где упал в муках от того, что я натворил. Дыхание вырывалось урывками, мышцы болели, но это не сравнится с болью в сердце. По крайне мере, я мог быть уверен, что дождь смоет все следы крови. Я постучал по деревянной двери так сильно, как только мог, словно в последнем крике о помощи, и через пару минут на мою молитву ответили. Когда дверь открылась, и свет просочился наружу, маня меня словно свет в конце туннеля, ведущего на небеса, я взглянул в лицо моего судьи. – Помоги мне… пожалуйста… – пробормотал я, а лицо моё заливали слёзы и дождь. Сначала Маргарет промолчала, так как уставилась на женщину в моих руках. Но затем она закрывала глаза, вздохнула и протянула руку. Я благодарно принял её, и она помогла мне подняться с пола. Вместе мы затащили тело в церковь, и она захлопнула дверь. Затем обернулась, глубоко вдохнув, спросила. – Что ты натворил? Я затряс головой и прошептал. – Мне жаль, Мама. Я не знал, куда ещё пойти. – Она жива? – спросила она, приближаясь ко мне и телу. – Нет. Она вздохнула снова, переводя взгляд с меня на тело и обратно. – Это должно остаться в секрете. Кто–то придёт искать её. – Я знаю, – сказала она и подошла ко мне. – Пойдём. Я быстро схватил тело за руки и потащил её к задней части церкви и затем наружу.