– Князь говорит, что это мелочи. И что он рад, что ты здесь. Шаги. Мальчик шмыгнул под стену, словно маленькая ящерка, его слуга быстрым движением надел на нее повязку. На этот раз охранников было двое. Один оттянул от нее слепца, второй подошел поближе, приложил ей клинок к горлу и быстро проверил путы. – Ну, – проворчал он негромко. – А я уже понадеялся. Его меекхан был совершенен. А голос – молод. – На что? – На недостаток разума. – Он убрал стилет. – Князь обещал нам, что будет вежливым, если мы тебя не убьем, верно? Переводчик откашлялся: – Верно. Такое обещание прозвучало. – Правда, – бандит присел подле нее, и она почувствовала его ладонь, шарящую по ее телу, по бедру, животу, груди, – есть еще несколько интересных причин, чтобы сохранить тебе жизнь, и мои люди постоянно о них вспоминают, но пока что у нас на это нет времени. Кроме того, кто-то из них мог бы забыться и ослабить твои путы. Мне приходится объяснять им, что золото, которое мы за тебя получим, позволит им купить немало молодых невольниц. Она не дрогнула, хотя ей и казалось, что по телу ее ползет ядовитая змея. – Естественно, наш приоритет – князь. Ох, прости, «приоритет» – слишком сложное слово, а потому скажу просто: князь важнее всего, он в десять, в сто раз важнее, а потому, если ты сделаешь что-то, из-за чего мы опоздаем, или если ты каким-то образом нам помешаешь, ты и его слуга заплатите головами. Я человек, который любит вызовы, и признаюсь, держать тебя живой и суметь продать – это для меня вызов. Но я не дурак. Он вдруг сжал ладонь на ее груди: сильно, грубо. – А потому если от тебя будут проблемы, самые малые, пусть даже просто обещания проблем, то я позабуду о возможности приобрести тех нескольких невольниц и позволю моим парням немного развлечься, после чего перед рассветом взгляну тебе в лицо и подожду, пока его поцелует солнце. И стану смотреть тебе в глаза. Говорят, душа живет в глазах, а потому, если мне повезет, то я увижу, как твоя – умирает. Ты поняла? Он убрал руку. – Да. – Прекрасно. А слуга князя умрет вместе с тобой, для равновесия. – Она не видела лица бандита, но за его словами таилась легкая жестокая ухмылка. – Мы выйдем вечером, а потому у вас есть несколько часов для отдыха. Советую это использовать. Он встал и покинул пещеру, но еще минуту Деана чувствовала себя так, словно его рука все еще лежит на ее теле. Хотела кататься по земле, только бы убрать это чувство. Еще никогда, никто – никто и никогда – не осмеливался к ней прикоснуться. Словно она была животным, куском мяса на продажу. – Он привязал нас друг к другу, ависса. – Ч… что? – Ладонь бандита не хотела исчезать. – Привязал. Нас. Князю сказал, что если от него начнутся проблемы, то убьет его слугу и тебя, тебе – что убьет меня, мне – что убьет тебя. Мы держим в своих руках жизнь друг друга. Неплохо для пустынного бандита. * * * Когда дыхание лежащей женщины выровнялось, князь и слуга придвинулись друг к другу. Минутку они молчали, потом мальчик проговорил на геийве: – Спит. – Я тоже так думаю. Удивительно. – Мужчина и правда был под впечатлением. – Эти иссары тверды, словно скала. – Думаешь, ее подослали к нам специально? Чтобы шпионила? – Не знаю. Зачем ей шпионить? К тому же за мальчишкой и слепцом, связанными? Впрочем, я проверил. Ей и правда кто-то разбил голову. И она правда не в курсе, кто мы. – Почему ты так решил? Мужчина улыбнулся и пояснил. Мальчик покачал головой с недоверием: – Ты безумен, ты знаешь? – Знаю. Но в безумии – вся наша надежда. И в их жадности. Что ты видел в лагере? – Людей две дюжины, лошадей три. Все с оружием, за исключением одного старого невольника, слуги вожака. Тот раб дал мне кусок лепешки и глоток воды. – Он может нам помочь? Мальчик затрясся: – Когда он прикоснулся ко мне, по мне словно змея проползла. Я ему не доверяю. – Хорошо. Его бы не взяли с собой, не будь он предан хозяину телом и душой. А теперь попробуй уснуть… мой господин. Фырканье его спутника было единственным ответом. * * * Бандиты шли день за днем, останавливаясь только в известных им местах, чаще всего там, где их ожидали кувшины с водой и запасы еды. Благодаря тому что им не было нужды везти то и другое, двигались они быстро, делая, по оценкам слепого переводчика, по тридцать – сорок миль в день. Только Мать знала, каким образом он это вычислял. Деана ехала верхом, с ногами, связанными под брюхом лошади, и уже в конце первого дня начала молиться, чтобы ее убили. Задница, бедра, спина – все болело, словно избитое топорищами, связанные за спиной руки не давали поменять позу, а повязка – понять, где они находятся. Она безвольно покачивалась в седле, и только время от времени, когда почти падала, чья-то грубая ладонь хватала ее за плечо и придерживала. Первые три ночлега она помнила, как черные ямы, в которые проваливалась, едва снятая на землю, и откуда ее извлекал короткий пинок, предвещающий начало нового мучительного дня. Слепой переводчик поил ее, кормил два раза в сутки, но они почти не разговаривали. Не было времени. Только на пятый день бегства бандиты пошли медленнее, а их главарь, видя, как Деана снова почти падает с коня, приказал привязать ей руки к передней луке и снять повязку. Похоже, он почувствовал себя уверенней, а девушка поняла причины этого, просто взглянув направо-налево. Их окружали скалы. Серые, коричневые и красноватые. Путники находились в яре глубиной в десяток ярдов, а когда наконец из него вышли, перед ними открылась путаница тропок, трещин в скалах, осыпей больших камней и ущелий. Деане не было нужды спрашивать, где она находится. Калед Он Берс. Палец Трупа протянулся в их сторону, а бандиты въехали в него с дикой радостью. Самая безводная и безлюдная часть Травахена, где не вьют гнезд даже стервятники. Легенды говорили, что любой, кто здесь заблудился, в несколько дней превращался в высохший труп, всякую ночь, к радости пустынных духов, отплясывающий напропалую. Но их похитители перемещались в этом лабиринте быстро и не колеблясь, отыскивая им одним известные приметы, что направляли их к новым тайникам с припасами. Вел молодой вожак, за ним ехал старый невольник с железным обручем на шее, рядом с ними – несколько воинов, она, князь со слугой на одной лошади и остальной отряд. Бандиты… хорошо вооруженные, хорошо отъевшиеся, отнюдь не случайная компания пустынных изгнанников. Глядя, как быстро и умело они разбивают лагерь, Деана перестала удивляться, что им удалось атаковать и уничтожить два каравана. Только одно выглядело странно: эта дюжина людей никак не могла являться целой бандой. Было их слишком мало, ну и не хватало колдуна. В очередной раз удалось им перемолвиться с Оменаром только на седьмой день путешествия. До этой поры ночлеги проходили в лагере – бандиты лежали в нескольких шагах от пленников, и каждый шепот бандиты наказывали ударами палок. Но в тот раз они остановились у скальной стены, истыканной дырами небольших пещер, а одна из них вновь послужила им в качестве укрытия. Переводчик накормил ее и напоил, осмотрел рану на голове и сказал, что не будет даже большого шрама. – Не говори мне о шрамах, – фыркнула она прямо ему в лицо. – Что с князем? Указала на мальчишку, что лежал лицом к стене. – Спит. Чувствует себя нормально. Он меньше, меньше нужно и воды. Выдержит. – А ты? – Я тоже. Знаешь, где мы? – Где-то на Пальце Трупа. – Да. Чувствую перемену в воздухе, слышу беседы. Говорят, что половина дороги позади. – Куда? – Хотел бы я знать. – Может, встретиться с остальными? – пододвинулась она ближе. Он чуть улыбнулся: – Ты умна. Да, их было в четыре-пять раз больше. Пей. Медленно. – Он приложил кубок к ее губам. – Сейчас дам тебе поесть. Они убегали сомкнутой колонной первые часы, потом разделились на несколько групп, и каждая ушла в свою сторону. Помедленнее, говорю же. – Он убрал посудину. – Если захлебнешься, больше воды не будет. Но я сомневаюсь, что они планировали встречу с остальными здесь. Какая-то группа могла бы привести за собой погоню. Нет, скорее, остальные оттянули преследователей и разбежались по пустыне. Наши хозяева чувствуют здесь себя в безопасности. Он мог этого и не говорить. Вот уже трое суток они ехали медленнее, делая, пожалуй, половину пути в день от того, что вначале. К тому же бандиты скалились, перешучивались, сидели в седлах нагло, словно покорители целого мира. – Мысленно уже подсчитывают золото за князя, – пробормотала она. – Верно. Ты заметила, они больше не заботятся о том, будем ли мы разговаривать или нет? Они уверены. Раздают сухари и сушки. – Губы его скривила сардоническая улыбка. – Заботятся о нас, обычно невольники получают всего пару горстей червивого зерна. Но ты права, им удалось. Она удивилась, услышав что-то вроде признания в его голосе: – Ты ими восхищаешься? Ответом была издевательская гримаса: – Почти. Они могут быть врагами, но это не значит, что я их презираю. Презрение к врагу обесчеловечивает того, позволяет приписать ему худшие черты: глупость, трусость, озверение. Из-за презрения мы легче становимся жестокими, чтобы убедиться: враг отвечает тем же, чем утверждает нас в вере, что мы не ошиблись. А потому мы презираем его еще сильнее… В конце этой дороги две ошалевшие от ненависти твари пытаются вцепиться друг другу в глотку. Она проглотила размоченный сухарь и несколько изюминок, которые жевала уже какое-то время. – Воды, – попросила Деана, а когда он дал ей несколько глотков, добавила: – Ты всегда говоришь так длинно? Или только когда боишься? – Я переводчик и ученый. Я восхищаюсь… умом. Они уничтожили караван, который охраняла сотня солдат, причем половина – Соловьи, и двух слонов. Мы были ослаблены нехваткой воды, но все равно… у них это заняло несколько десятков ударов сердца. Потом они разбили твоих, хотя я полагаю, случайно, они натолкнулись на вас, отступая после нападения, а так как не было времени менять планы – просто атаковали, чтобы расчистить себе дорогу. А теперь им удалось уйти от погони. Я ценю людей, использующих разум. Когда бы у меня было достаточно денег, я бы предпочел, чтобы эти бандиты на меня работали. – Он вздохнул. – И да, я боюсь. Если они сбросили со следа погоню, то мы в их руках. И единственная наша надежда – что все пойдет как они задумали.