– Что? – Очень и очень редкий Дар у твоего крестного был, чем-то похожий на Провидца, но не совсем. Тем просто открывается туманное будущее или одна какая-то его часть, еще при всем желании не могут что-то менять. А этот мог и даже до того, как он что-то делал, он видел, к чему приведут его действия. Для этого Ткачам порой не нужно ни с кем встречаться. Достаточно потянуть за одну нить. – Ясно, – кивнул я. Это мы уже проехали… Почти проехали. Оставалось найти дочь Цемента, отдать ей жемчуг, папа про нее не забыл. Похоже, это важно. Терзало ли меня желание обмануть мертвого рейдера? Нет. Я никогда никого не кидал. Он и так сделал для меня очень много. И репутация – это не только внешняя категория, но и внутреннее состояние. Как тебя будут уважать другие, если сам ты себя не уважаешь? Конечно, идиотам с пластичной моралью и такой же парадигмой – данные выверты до лампочки. Я не из таких, хоть и не моралист. – И что дальше? – тихо спросила Герда. – Сначала ты употребляешь лекарство, потом мы поедем обратно в форпост, а завтра отправляемся в Острог, – протянул на ладони белый жемчуг. Девушка неверяще посмотрела на меня. – Ты понимаешь… – точно знал, хотела сказать про ценность. – Принимай, время дорого, – перебил ее. А затем, когда она все же нерешительно проглотила величайшую ценность в Улье, поцеловал ее. Она же впилась в губы, сказав этим все, вслух никаких слов о любви не прозвучало. Они были и не нужны. – Командир, – голос Вольфа в рации, – все готово. После убийства элиты все ко мне подчеркнуто обращались только так. Никаких «Люгеров». Черный прямоугольный провал в земле, рядом лежало тело валькирии, с другой стороны могилы – деревянный крест из почерневших досок, Винт успел сколотить. Ну что же… Не любил я всех этих обрядов. Но. Надо. Необходимо. Нужно. Присев на корточки, откинул полог, открывая все такое же доброе лицо. Встал рядом. Осмотрел всех, сургутовские, понятно, скучали, мои же смотрели в землю или на мертвую девушку. Ну, с Богом. – Да, мы не успели хорошо узнать Мари, но то, как она себя показала, достойно уважения и памяти. Сегодня она спасла наши жизни своим мужеством, – сделал паузу. – Именно тогда, когда она затолкала в пасть жемчужнику ствол пулемета, только тогда я понял, что Дар твари отражает лишь пули. Есть и у него свои ограничения, – помолчал, чтобы до каждого дошло. – И я скажу так, именно сегодня можно говорить о том, что наш отряд прошел не только первое настоящее боевое крещение, но и заслужил имя. Теперь мы – «Элита»! Каждый, кто попадает к нам, какими бы путями он ни пришел, должен знать простую истину. Нам не важно, кем ты был в прошлой жизни, что ты совершил; если ты предан, готов идти на самопожертвование ради каждого из нас, не пожалеть ничего, мы ответим тем же, потому что ты – наш. Мария – наша, и мы ее будем помнить. И еще, слышал я тут шепотки, – справедливости ради отметить, ворчали не мои люди, а бойцы Сургута, – мол, зачем хоронить, если Стикс сам позаботится? Так вот! Своих мы не бросаем никогда! Мы сами о них заботимся и сами воздаем по заслугам. Потому что кто мы?! – заорал я. Сначала тихое-тихое, но отчетливо слышимое в тишине слово Милли: – «Элита»… А потом и все подхватили. – Элита! Элита! Элита! Подождал, когда гомон стихнет. – Светлая память, – по-отечески поцеловал ее в лоб. И приказал опускать тело. Бросил первую горсть земли и отошел. Салют обязателен. Мы провожали бойца. Притихшие люди дружественного командира, поначалу опешившие от такого «представления» и даже помолчавшие со всеми, а потом и пострелявшие в воздух, вновь вернулись к шуткам, разговорам. Жизнь продолжалась, пусть и не для всех. И так происходило не только в Улье. А так, как я уже говорил, – смерти нет. Да, «Элита» и подобные называния всегда звучат, как плевок в лицо тем, кто не имеет амбиций. По мне, надо всегда задавать для себя такой потолок, для достижения которого придется впахивать, работать сутками, прикладывать все, абсолютно все усилия. И когда ты достигаешь этой вершины, кроме пьянящего чувства – да, я сделал, да, я смог! – ставишь новую цель, в тот момент кажущуюся недостижимой. Но некоторые поступают иначе. Кто прав? Судить не мне. Но я буду поступать именно так. Отдал приказ на движение. Сургут его тоже выполнил. Я обернулся, чтобы запечатлеть навсегда в памяти, выжечь почти черный крест с вырезанным именем. Сверху каску, и на ремне погнутый, покореженный «ПКМ». Все что осталось от Мари. Но я был уверен, что валькирия сейчас пировала с Одином. Девочка, всегда держащая свое слово, которую никто не понимал. * * * …Уже и забыл, как это здорово и удивительно – гулять с любимой девушкой, держащей тебя под руку. Герда красивая, таких слов не было, чтобы описать… смешливая, задорная и радостная. Сегодня, в легком сарафане, без своего вечного спутника – огромного пистолета, она предстала предо мной в другом свете. В отличие от спутницы, у меня в тактической кобуре верный друг из родного мира – товарищ Ярыгин. В карманах тактических брюк – три плоские гранаты, по эффекту, как сообщил Каштан, «чисто «РГД», осколков поменьше, правда», и две такие же, светошумовые, не хватило только ресовского боевого ножа. «Каратель», несмотря на бритвенную остроту, был инороден, не вселял такой уверенности. Потому что я отвечал не только за свою безопасность. На часах было почти три, когда мы достигли нужного дома, утопающего в зелени. Высокий забор, сплошь в диком винограде, в нем калитка. Позвонил. Буквально через двадцать секунд открыла женщина около тридцати пяти лет. Поздоровались, затем сказал: – Я хотел бы увидеть Жанну. – А вы кто? – Девушку зовут Гердой, а я – Люгер. – Майя, – представилась та. – Цемент говорил, что вы должны сегодня зайти. Довольно большой, уютный дворик с беседкой, здесь росли три голубые ели, яблони, вишня. Детская горка, небольшой домик на высоком пеньке, песочница. В ней играла черненькая девочка лет двух. Она сосредоточенно насыпала в пластмассовое красное ведерко совком песок, рядом стоял желтый игрушечный грузовик-самосвал с забавной, нарисованной улыбающейся мордашкой. Здоровенный серый котяра, как Матроскин из мультфильма, валялся рядом в тени какого-то куста и слушал маленькую хозяйку, которая иногда принималась учить его или спрашивать. – Котя, сказы один! – Тот лишь сощуривал глаза. – Жанна, – позвала женщина, ребенок обернулся, удивительные сапфировые глаза отметил сразу. – Это дочь Цемента? – изумленно и недоверчиво спросил я. По его словам, да и другие рейдеры не раз говорили… Так вот, я представлял взрослую девушку от восемнадцати до двадцати пяти, думая, что папа решил ей сделать последний подарок. Здесь же… – Биологически – не его, – ответила Майя. – Он подобрал ее где-то на Внешке, когда еще не жил в Остроге. Младенцем. Носился с Жаннкой, не каждая хорошая мамочка так над ребенком квохчет. А год назад обратился ко мне за помощью. И да, обеспечил, я не только придерживаюсь контракта, но и сама полюбила ее всем сердцем. Иметь детей здесь сложно, а так… подарок судьбы. Вы принесли? Что она имела в виду, понять не сложно. Молча достал жемчужину, показал. – Я сейчас! – засуетилась та и бросилась почти бегом в дом. Ребенок довольно спокойно отнесся к «лекарству от папы». – Теплая! – подержав в ладошке, сообщила нам, улыбаясь и показывая белые-белые передние зубы. А глаза, как у Хельги, один в один. Девочка проглотила жемчуг из рук Герды. Все, мы свою миссию выполнили. В этот момент будто ощутил, как что-то огромное сдвинулось с места, провернулось со скрежетом. Да, теперь точно начиналась совсем другая история. – Вам что-нибудь надо? – спросил у Майи. – Нет, у нас все есть, только заходите в гости почаще. Вы ей понравились, да и девушка ваша тоже, но главное, никому, слышите, никому пока не говорите, что это дочь Цемента и, вообще, что девочка была ему дорога. – Обещаю.