— Понравилось? — усмехнулся Андрей Викторович. — Да, — не стал скрывать лейтенант. — В вашем отделе я чувствую себя более… нужным. И старшина Трофимов ещё не закончил со мной стажировку. — Уговорили. Я поговорю с полковником Авраменко, обещаю. Но решение за ним. — Спасибо, товарищ генерал-майор, — вытянулся лейтенант. Ткачёв вернулся в свой кабинет вовремя — телефонный аппарат мигал кнопкой с цифрой три. Это значило, что кто-то звонил из городского телефона-автомата. Он осторожно поднял трубку. — Генерал, вас будут ждать через полчаса на смотровой площадке Ленинских гор. Кодовый знак — три раза моргнут фары машины… Жевнов ещё не успел спуститься вниз, как его догнал Ткачёв. — Берите диктофон и срочно в машину, — быстро выговорил генерал. — Оружие при себе? — Так точно. — Выполняйте! Павел Павлович, получив указание, уже прогрел двигатель и встретил Ткачёва с Жевновым на ходу. — На смотровую Ленинских гор, — скомандовал Андрей Викторович. — Успеем за двадцать минут? — Успеем, — Трофимов уверенно крутил руль. — А не скажете, что за спешка? — У меня встреча. Надеюсь, что очень важная. Старшина незаметно достал из-за пояса пистолет и положил под сидение. Доехали они быстро. На дороге возле смотровой площадки стоял лимузин «Рено». Машина мигнула три раза подфарниками. — Встань рядом двери к дверям, — приказал Трофимову Ткачёв. Старшина ловко выполнил маневр, и генерал приоткрыл стекло на двери. В «Рено» сделали так же. Машины стояли не под фонарем, тускло освещающим зимнюю дорогу, и собеседники не могли друг друга видеть. — Господин генерал, — послышался голос из лимузина. — Признаю, что вы меня опередили. Чтобы вы хотели за освобождение Ники? — Контракт не должен быть сорван, — жестко ответил Ткачёв. — Это не адекватная цена, — не согласился его собеседник. — Назовите вашу. — Помимо освобождения, беспрепятственный выезд во Францию. И вы передадите мне показания Слепака на третьего секретаря посольства. Понимаю, что не вы один это решаете, но ваш ответ мне нужен сегодня — в восемь утра. В случае согласия вы выпускаете Нику. — Показания Слепака я передам ей в Шереметьево во время отлёта. И только после подписания контракта. — Ну, господин генерал. Будет подписан только протокол о намерениях. Сам контракт намечен подписанием в Женеве, в июле. Вы видите, я ничего от вас не скрываю. — Я бы отдал протокол допроса Слепака сейчас, будь в моих руках «Королевская лилия». Из лимузина громко хохотнули. — Брошь не принадлежит вам, господин генерал. И не принадлежит мадам Толстой. А она отказалась продать её. — Вы не правы. Толстая продала бы украшение. Вам нужно было сорвать контракт, только и всего. Но участие гражданки Франции Пордеро в грабеже доказано. И это не лучший аргумент для вас, согласитесь? Хотя, давайте Пордеро посидит в Лефортово до июля. Так будет всем спокойнее. А вашего третьего секретаря мы возьмём на границе, предъявив крайне неприятное обвинение. Думаю, до утра она напишет заявление об изнасиловании… — Грубо работаете, господин генерал! — Зато эффективно, раз вы занервничали. Пордеро вам нужна, и нужна завтра на свободе. — Я не могу допустить, чтобы Ника у вас просидела до июля! — Тогда пусть торговые представители подпишут сегодня предварительный контракт. А объёмы поставок уточнят в Женеве. И актом доброй воли будет беспрепятственный выезд из СССР вашего третьего секретаря после подписания. А через месяц уедет и Пордеро. Ничего, посидит для страховки. — Тогда вы будете допрашивать её только в присутствии нашего консула. И измените условия содержания. — Это возможно. Я буду ждать подписания контракта сегодня. Ночь стояла тихая, морозная. Но слова из открытых окон машин не были слышны, только негромкое урчание моторов тревожило тишину. — Я очень надеюсь, что вы сдержите слово, господин генерал. Стекло на двери лимузина поднялось, и «Рено» плавно уехал с Ленинских гор. Ткачёв из машины позвонил Трефилову и передал содержание разговора. — Будем ждать утра, Андрей Викторович, — подытожил Трефилов. Ткачёв так устал, что попросил старшину отвезти его домой. На вопросительный взгляд лейтенанта Андрей Викторович ответил, что Жевнов переночует у него на даче. Ткачёв был уверен, что Хмель остался в доме его тестя со своей группой, а лейтенанта стало жалко — жил он далеко от Ленинских гор, и такси ловил бы до утра. — Пал Палыч, если хотите, то тоже оставайтесь. Места для всех хватит. Трофимов благодарно кивнул и прибавил газ, но, выехав на шоссе, ведущее от Москвы к дачному посёлку, заволновался. — Товарищ генерал, я, конечно, не знаю о чём был разговор. Но ЦРУшнику я бы не стал верить. — Почему вы подумали, что он из ЦРУ?! — Французы так не работают, Андрей Викторович. Они большей частью бестолково действуют. А ЦРУшники разговоры разговаривают и действуют исподтишка — подло. — Откуда такие познания, старшина?! — не переставал удивляться Ткачёв. Трофимов молча держал руль, и «Волга» мчалась по слегка заснеженному шоссе. Откуда взялся самосвал «ЗиЛ» генерал не понял. Рёв мотора, промелькнувшая навстречу темная громада. — Ложись, генерал! — крикнул Трофимов, выворачивая руль. Старшина мог и не кричать — от резкого манёвра «Волги» Ткачёв упал на сидение и удерживал себя, чтобы не упасть на пол. «Волга» скользила боком, и Андрей Викторович уперся макушкой в заднюю дверь слева, привычным движением пытаясь нащупать пистолет. Удар в дверь справа был силён, но недостаточно, чтобы тяжелая «Волга» опрокинулась с шоссе. Старшина каким-то непостижимым образом вывел её из-под ЗиЛа, и прибавил газа. Форсированный двигатель позволил генеральской машине рвануть вперёд, оставляя сзади неповоротливый самосвал. — Лейтенант, стреляй! — Трофимов резко остановил «Волгу». Двери распахнулись, и морозный воздух шевельнул волосы Ткачёва — папаха валялась где-то между сидениями. Раздались частые выстрелы, хруст снега и, наконец, напряженная тишина. Ткачёв осторожно открыл дверь и вывалился на шоссе. В тусклом свете задних подфарников «Волги» разглядел неподвижную фигуру, лежащую возле переднего колеса самосвала. — Товарищ генерал, вы не ранены?! Пал Палыч присел возле генерала, похлопал его по груди и бокам. — Что ты как девку меня щупаешь? — Ткачёв слегка разозлился. Но не на старшину, а на себя. Что стал такой неповоротливый. — Нормально всё. А где Жевнов? — С той стороны у машины сидит. Зацепило его… — А что за труп у «Зилка»? — генерал ткнул пальцем в сторону самосвала. — Милиция приедет — дактилоскопируют. Там ещё один, с другой стороны. Выскочил, как чёрт… — Понятно. Вызывай скорую и наряд. Почти под утро Ткачёв попал домой. Лейтенанта отвезли в больницу, а Трофимов уехал в гараж ремонтировать машину. Подполковник из главка МВД и следователь быстро записали показания у всех оставшихся в живых участников перестрелки, и за Ткачёвым приехал Кудрявцев на своей машине. Он и привёз Андрея Викторовича на дачу. Ткачёв ещё на дороге после перестрелки сообщил об инциденте дежурному по КГБ и Трефилову. — Я всё проконтролирую в МВД, — сказал генерал-лейтенант. — А ты, Андрей Викторович, давай-ка к десяти утра ко мне. В восемь утра, когда только светало, на дачу Ткачёва «заскочил» Хмель. — Викторыч, прекращай! — сказал агент, наливая себе коньяк. — Куда ты опять влез по самые уши? Генерал счёл нужным всё ему рассказать. — Ты привычки свои ментовские забудь, — Хмель снял куртку и сел в кресло, наблюдая за улицей через окно. — В спецслужбах не знают, что у тебя есть мания говорить не то, что на самом деле. Вот они и засуетились. Зачем ты ляпнул, что протокол смог бы обменять при встрече на Королевскую лилию? Вот они и подумали, что документы у тебя с собой. Да, оперативно сработали. — Ты думаешь, что это ЦРУшники?