Санитары шустро добрели до болота и принялись копать яму. Но мерзлая земля поддавалась с трудом. Чертыхаясь, санитары с грехом пополам выкопали неглубокую яму. — Сваливай его. Всё равно весной затянет… Они свалили мешок в яму, присыпали мерзлой землей и поспешили обратно. Когда свет от фонарика санитаров исчез в темноте, к месту захоронения осторожно подошёл адвокат. Правда, он бы не в дорогом пальто, а в простом ватнике и в руках держал вещмешок и саперную лопатку. Адвокат сноровисто откопал труп и ножом вспорол мешковину. — Чёрт, Хмель! Я уже замерз. Голый «труп» пациента вылез из ямы. Хмель достал из вещмешка вещи и бывший пациент оделся. Если бы какой-нибудь сержант зажёг спичку, обучая молодых солдат по программе «отбой-подъём», то удивился бы той скорости, с которой «труп» натягивал на себя одежду. Потом Хмель с ожившим пациентом накидали в яму земли и поспешно скрылись во мраке. Небольшая колонна заключенных, конвоируемая тремя солдатами и лейтенантом внутренних войск, неспешно двигалась по замёрзшей просёлочной дороге. Заключенными были женщины, правда, в ватниках, толстых штанах и шапках, они были мало похожи на них. — Ах ты, сука! — внезапно послышался крик из колонны. Строй заключённых резко сбился, вытесняя двух дерущихся. Лейтенант среагировал поздно — одна из дерущихся махнула рукой, и на боку противницы стало расширяться темное пятно. — А ну на землю, быстро! — лейтенант достал пистолет и выстрелил в воздух. Заключенные упали ничком на землю под дулами автоматов солдат. Истошно залаяла сторожевая овчарка, оскалив клыки. Пострадавшая лежала на спине, судорожно хватая воздух посиневшими кубами. Лейтенант, нагнувшись, осмотрел рану. Заточка засела ниже рёбер, а ручка была отломана и выброшена. Искать её не имело смысла — в глубоком снегу вокруг дороги даже овчарка не найдёт. — Вот скотина! — прорычал лейтенант и выпрямился. Он растерялся. До лагеря было ещё километров десять, и раненная женщина могла не дожить. Пока её донести, пока… Со стороны посёлка послышался гул мотора, и из-за пригорка показалась «буханка» УАЗика с красным крестом на двери. Лейтенант побежал наперерез машине. — Что случилось? Из УАЗика вышел фельдшер. — Колющее ранение, — объяснил офицер. — Вы не поможете довезти до лагеря? Фельдшер подбежал к заключенной, бегло осмотрел рану. — До лагеря, может, и не довезём. До посёлка ближе… — Я еду с вами, — решительно сказал лейтенант и крикнул солдатам: — Миронов, веди колонну в лагерь! Фельдшер достал носилки и вместе с лейтенантом они донесли женщину до машины. Поставили носилки в кузов, и УАЗик резко развернулся обратно к поселку. Когда колонна скрылась за пригорками, фельдшер незаметно вынул шприц и быстро воткнул иглу в предплечье лейтенанта. Офицер, было, дернулся, но тут же стих, закатив глаза. — Черт, Хмель! — проворчала раненная женщина. — Помоги мне вытащить эту фигню! Фельдшер достал портфель и, невзирая на подскоки машины на ухабах, сноровисто провел изъятие из тела острия заточки. Потом обработал рану и перевязал. — Переодевайся шустрей, — сказал он женщине и вынул из-под лавки мешок с одеждой… Через десять минут бесчувственного лейтенанта сдали в поселковую больницу с диагнозом «отравление». Ткачёв ждал Трофимова на даче, как договаривались, но старшина задерживался. И когда генерал начал заметно нервничать послышался шум мотора, и к даче подъехала «Волга» с шашечками на двери. Павел Павлович вошёл в дом и облегченно вздохнул. — Ну и задали же вы мне задачку, Андрей Викторович! — Заходи в комнату, — пригласил Ткачёв. — Я чай заварил и бутербродов нарезал. — А вот за это спасибо! Не успел я сегодня пообедать, да перед вылетом тоже не было времени. Старшина скинул пальто и сел за стол. — Кушай, Пал Палыч, — улыбнулся генерал. — А потом разговоры будем разговаривать… Ткачёв оставил старшину в комнате и вышел на кухню. Там за занавеской сидел на стуле Хмель и смотрел в окно. Через минуту жестом показал генералу, что слежки за такси не было, и Андрей Викторович вернулся в комнату, прихватив для виду сахарницу. Старшина перекусил и отодвинул от себя чашку. — Очень странный городок, товарищ генерал, — Трофимов вытер губы и достал из кармана блокнот. — Вроде бы всё тихо, но жители, будто чем-то напуганы. Как в сказке, ей Богу! Ткачёв не стал задавать вопросы, полагая, что такой специалист, как Трофимов расскажет обо всём, что видел необычного и не нужно его сбивать с мысли. — Но… Старшина открыл блокнот. — Каждое день в пять часов утра у двухэтажного красивого дома за высоким забором собирается человек двадцать. Я точно не считал. Потом этот отряд со снаряжением уходит в горы, а возвращается вечером, приблизительно в восемь. Судя по экипировке — это поисковый отряд. Далее. На автостанции и причале всегда одни и те же люди мелькают. Они как-бы стоят в стороне, но внимательно осматривают приезжих и уезжающих. Судя по всему, ищут мужчину ростом метр семьдесят, худощавого и с какой-то особой приметой. Какая это примета выяснить мне не удалось. Вероятно, родинка в области затылка. — Вы подходите под эти параметры, — не сдержался Ткачёв. — Да. Поэтому в день прибытия ко мне подошли два человека, причем один из них сзади, будто рассматривал шею, и вежливо спросили о цели моего путешествия. Потом я их видел на автовокзале каждый день, пока был в городе, и изображал беспечного туриста. Тут старшина хитро улыбнулся, словно приготовил сюрприз. — Я догадался взять фотоаппарат. Отщелканную пленку вынул в последний день и спрятал в ботинок. А на вокзале, перед отъездом, меня остановили милиционеры, и под видом какой-то проверки, якобы случайно засветили пленку в фотоаппарате и ещё две, что я наснимал для виду. Птичек там, пейзажики всякие… Ну, и номер мой обыскали. Очень профессионально. Правда, вечером, ещё в день приезда. Я же в союзе фотохудожников числился когда-то, вот удостоверение и пригодилось. — То есть, Пал Палыч, у тебя на пленке есть физиономии нескольких человек? Я правильно понял? — удивился генерал. — Да, — смутился старшина. — Я снял их незаметно. Опыт есть. — Пленку оставишь? Трофимов покопался в ботинке и достал кассету. Протянул Ткачёву. — Что же, Пал Палыч, хорошая работа! Спасибо, — Андрей Викторович положил кассету в карман домашней куртки. — Я вызову вам такси. Отдыхайте. — Буду рад, если чем-то был полезен… После того, как старшина уехал домой, Ткачёв зашёл на кухню. — Проворный малый! — восхитился Хмель. — Я вот не додумался замаскироваться под фотохудожника. Да и напролом не шёл. — Ты не подходишь под описание разыскиваемого… И ростом выше и в плечах ширше, — посмеялся генерал. — Что думаешь, Викторыч? — Думать особо нечего. Скорее всего, разыскивают пропавшего первого секретаря горкома. Что-то ценное он спрятал в городе. Или в окрестностях. И должен за этим прийти… — А пока его нет, то ушлые ребятки рыщут в окрестностях, пытаясь найти это что-то ценное, — сказал Хмель, растягивая слова. — Ты делаешь успехи в дедукции, — усмехнулся Ткачёв. — Как у тебя с формированием группы? — Нормально всё, — отмахнулся агент, но нахмурившись, взглянул на генерала. — Я что хочу сказать, Викторыч. Оно, конечно, тебе спасибо… За документы и жильё для ребят. Только я тебе показывать их не буду. Ты должен это понять и принять, как данность. Ткачёв тоже нахмурился. — Хмель, я не силен пока ещё в ваших играх. И многое не понимаю, но вы же подставляете меня. А вдруг начальство спросит за группу? Что я скажу?! Агент задумчиво погладил щеку. — Я тебе скажу позывные, Андрей. Ты сформируешь папки и отнесешь их в секретный архив. — И что я буду складывать в этих папках? — Название операции, в которой участвовал агент. Краткое, так сказать, резюме по операции. Генерал удивился. — А анкету на агента я не должен составлять? — Должен, — подтвердил Хмель. — Я, думаю, что мою анкету ты не смотрел, раз об этом спрашиваешь. И мою папку не открывал. — Правильно думаешь…