— Всю жизнь мечтал побывать в России, совершить путешествие на Транссибирском экспрессе. Какой маршрут! Девять тысяч километров, шесть часовых поясов — имперский размах! И вот мне уже за шестьдесят, а я так и не собрался. Может, сейчас будет повод? — Он выжидательно посмотрел на Павла совершенно трезвыми глазами. — Да запросто организуем: от Москвы до Кемерово на поезде всего двое суток. Особенно вам понравится зимой, у нас не бывает лютых морозов, от силы минус двадцать. Устроим охоту на медведя на танке «Т-72», — подыграл ему тот, не меняясь в лице. — Могучая, могучая у вас держава, — рокотал Франсис, продолжая налегать на вино. — Но недальновидный президент. России нужно сохранять свою обособленность! Да и долго держать в узде эти малые народы все равно не получится. Возьмем тех же чеченцев — они давно заслужили свою автономию. Игнорируя их требования, вы только провоцируете терроризм. Эта ситуация напоминает мне отношения Корсики и Франции: уже четверть века корсиканский «анфан террибль» пускает кровь своему французскому дядюшке, а тот все никак не решится отпустить его на свободу. «Еще один экзальтированный буржуа, поклонник самодержавия и балалайки», — подумал с досадой Родион. Но уйти не было никакой возможности, поэтому он продолжал переводить этот нелепый диалог. Под конец он так устал, что принялся постоянно поглядывать на часы в надежде поскорее отбыть восвояси. — Уже полночь, время инъекции, — невзначай напомнила Эва, словно прочитав его мысли. — Простите, я что-то совсем вас заболтал. А не поехать ли нам завтра на охоту? На дикого корсиканского кабана? — неожиданно предложил Франсис, разливая по рюмкам самодельную миртовую настойку. Компания оживилась, даже Павел, сидевший большую часть вечера с совершенно отсутствующим видом, включился в обсуждение. Родион, конечно, охотиться был не в состоянии, но ему были обещаны свежий воздух и яркие впечатления. — Ну вы же Russe blanc[6], любовь к охоте должна быть у вас в крови! — подзадоривал его изрядно опьяневший к тому моменту Франсис. Наутро, как только рассвело, двумя машинами выдвинулись в горы. Оказалось, сезон охоты открывался только в середине августа, но у Франсиса были дружеские отношения с мэром близлежащей коммуны, поэтому «в исключительном порядке и с соблюдением всех мер безопасности» организовать подобное мероприятие не составило труда. Хотя Родион и опасался за свое ребро, недельная терапия и полный покой сделали свое дело, боль практически ушла. Он ехал в компании Павла и Эвы, которая вела машину. Русский гость созерцал горный пейзаж, погрузившись в собственные мысли. Эва рассказывала о новой постановке, с которой театр на днях должен был начать свои гастроли, а затем представить ее на международном театральном фестивале в Кальви. — Арно страшно волнуется, это наш единственный шанс получить контракт на материке. Иначе мы навсегда останемся местным «крепостным театром». Так, кажется, у вас назывались домашние актеры, принадлежащие хозяину поместья на правах собственности? У Эвы была своеобразная манера разговаривать: немногословная и сдержанная по природе, она всегда формулировала свои мысли емко и прямолинейно. Чем больше Родион ее узнавал, тем больше его привлекала эта женщина — своей дерзостью и полным отсутствием жеманства. Он уже не первый раз ловил себя на мысли, что уезжать в Париж ему совершенно не хочется. *** Поднявшись по серпантину, машина свернула в лес. Массивные сосны теснили проселочную дорогу, которая сужалась по мере удаления от трассы. На развилках сторожевыми башнями стояли указатели, щедро перфорированные охотничьими пулями. Стрельба по указателям в этих местах служила национальным спортом, особенно, если название на них было написано по-французски. Наконец показался дом, надежно скрывавшийся за плотным частоколом хвойных деревьев. Это оказалась грубая каменная постройка с поросшей мхом крышей и маленькими окнами, напоминавшими бойницы. Плотно закрытые ставни придавали сторожке совершенно необитаемый вид. Где-то под козырьком Арно отыскал ключ, и вся компания ввалилась внутрь, таща за собой тяжелые рюкзаки с амуницией. Дом оказался абсолютно обжитым и даже уютным. Добротная деревянная мебель, ковер ручной выделки, огромный камин и стандартная охотничья атрибутика в качестве декораций. Родион поднял глаза и осмотрелся. Комнату тускло освещала самодельная люстра из оленьих рогов, к которым были умело прикреплены осветительные цилиндры. Проследив за его взглядом, Арно усмехнулся, хищно обнажив в улыбке свои неестественно белые зубы: — Это благородный корсиканский олень. Исчезающий вид, теперь охота на них запрещена, на острове их осталось всего пара сотен. А раньше-то правил никто не придерживался, жили по законам общины и зверье не пересчитывали… — Ну что ж, располагайтесь, сейчас перекусим и на «засидку»: загонять дичь с собаками вне сезона не разрешается, — бросил Франсис, распаковывая свой спортивный рюкзак. Арно открыл багажник джипа и извлек оттуда тщательно застегнутые кожаные чехлы, в которых хранились гладкоствольные охотничьи ружья. В отдельной сумке лежали три кожаных патронташа. Павел изумленно хмыкнул, взял один из стволов и покрутил его в руках. — Забавная двудулка. Семейная реликвия? — Я понимаю ваш сарказм, — отреагировал Франсис, который русским не владел, но о сути вопроса догадался. — На Корсике вы можете раздобыть любое оружие, и когда речь идет об охоте на двуногих животных, то многие предпочитают современную автоматику. Но преследуя кабана, важно успеть быстро перезарядиться — они очень живучи, и даже смертельно раненный секач может броситься в атаку. А со всей вашей современной помповой техникой где гарантия, что патрон вовремя дошлется в патронник? — Любопытный взгляд на вещи, — хмыкнул Павел. По его тону было понятно, что Франсис его не убедил. — Кстати, охота у нас мясная или трофейная? Родион собрался и этот вопрос перевести, но смекалистый Франсис его опередил: — А это зависит от вашего мастерства и от нашего общего везения. Если тварь попадется крупная, то почему бы хороший трофей не взять… Взвалив ружья и рюкзаки на плечи, мужчины двинулись сквозь чащу. Родион из-за травмы от охоты отказался, но любопытство не позволило ему оставаться в стороне, поэтому он следовал за охотниками налегке, замыкая колонну. Деревья расступились, открывая вид на пологий склон, поросший высоким папоротником. Полифония птичьих голосов действовала умиротворяюще, прозрачный утренний свет позволял разглядеть каждую деталь ландшафта. Они расположились на небольшом кустистом пятачке у кромки леса, откуда весь пейзаж просматривался как на ладони. «Засидка» подразумевала выжидание момента, когда кабаны выйдут на открытое место в поисках еды. — На кабана ходить — все равно что в Сибири на медведя. Опасный мощный зверь, очень осторожный. Одним ударом клыка может вспороть живот, и далеко от него не убежишь — при всем своем весе передвигается он крайне быстро, — полушепотом рассказывал Родиону Франсис. — Целиться надо в сердце, в легкие или в голову, остальные попадания могут оказаться неэффективными. Сидеть пришлось недолго, но в полной тишине, чтобы не спугнуть добычу: кабаны способны уловить не только запах охотника, но и малейший звук. Ветер, по счастью, дул в нужную сторону. Через некоторое время по проторенной тропе на склон вышло семейство серых упитанных кабанов. Подойдя близко к месту «засидки», они принялись выкапывать из земли корешки и подбирать дубовые желуди. Выстрелы раздались почти одновременно. Поросята с визгом бросились врассыпную, но, похоже, в них никто и не целился, зато самец рухнул, пораженный сразу несколькими пулями. Коротконогая приземистая самка, которую держал на мушке Арно, отскочила в сторону и скрылась в зарослях папоротника. Родион достал фотокамеру и направился в сторону поверженного секача. Стокилограммовый самец лежал, продырявленный в нескольких местах. От него исходил тяжелый дух разгоряченной животной плоти. Присев на корточки, чтобы сделать снимок, Родион затылком почувствовал приближающуюся опасность. Раненая самка выскочила из своего укрытия, преодолев расстояние в несколько метров за считаные секунды. Он застыл на месте, парализованный ужасом происходящего, глядя на приближающееся окровавленное рыло. Прогремела серия выстрелов, завершенных вязким звуком входящих в тело пуль. Самка замерла на мгновение, будто задумалась, и слегла на примятую траву без единой конвульсии. Франсис и Арно бросились к месту происшествия, поздравляя потрясенного Родиона со вторым рождением. — «Мозамбикская тройка», — одобрительно крякнул Франсис, изучая поверженного вепря. — Два выстрела в тело и контрольный в голову — хирургическая точность попадания в движущуюся цель! Как вы вообще оказались позади нее? Павел не спеша приблизился к своей жертве. — Я видел, что она ранена и далеко не уйдет, поэтому рванул по следу, — спокойно произнес он, обращаясь ко все еще бледному Родиону. — Но чуть не опоздал, у меня была всего пара секунд, чтобы ее «успокоить». В таких случаях важно положить пулю четко в основание черепа, чтобы задеть ствол головного мозга. Тогда происходит мгновенная остановка сердца — и цель обезврежена. Ну, отдохни мальца, родная, жаль, красивый трофей из тебя теперь не получится. Он пнул напоследок мертвого зверя носком ботинка и пружинисто зашагал в сторону охотничьего домика. Арно достал из кармана веревку, связал ею копыта животных, и вдвоем с Франсисом они поволокли добычу, приминая траву и оставляя на ней влажный бурый след. Родион подобрал их ружья и, уже уходя, вдруг заприметил третье, аккуратно прислоненное к сосне в месте «засидки». Судя по всему, это была двустволка Павла. Странно: преследуя самку, тот явно покинул место их диспозиции с оружием. Обратно в «засидку» он не возвращался, а значит, и ствол там оставить не мог… Но охотничий адреналин все еще бурлил в крови и не давал Родиону застревать на таких незначительных деталях. *** — Мясо самок значительно нежнее и не имеет резкого запаха, как у самцов. Достаточно замариновать его на часок, и оно будет таять во рту, — Франсис колдовал на просторной кухне дома, закатав рукава рубашки и надев кокетливый клетчатый фартук. — Женщину к приготовлению рагу из кабана допускать нельзя, оно требует мужской руки. Эва, стоящая рядом и нарезающая овощи крупными кубиками, заливисто рассмеялась. — Я с удовольствием уступлю вам место у плиты, равиоли у вас тоже выходят вкуснее моих, — подыграла она. — Когда мать умерла, нас у отца осталось трое, поэтому каждому с малолетства пришлось научиться вести хозяйство. Я, к примеру, неплохо готовлю. Каштаны очистили? Высыпайте их сюда. Вот так, теперь стакан красного вина и специи. А бутылку захватите с собой, выпьем ее, пока мясо томится. Родион последовал за ним на веранду, где Арно и Павел пытались вести разговор на ломаном английском. — …У каждого десятого жителя острова есть зарегистрированное ружье. И еще пара незарегистрированных на черный день — спасибо де Голлю. — А генерал имеет отношение к Корсике? — поинтересовался Павел. Франсис, как опытный регбист, сразу перехватил инициативу в разговоре: — Самое прямое. Это он в шестидесятые открыл шлюз, из которого на остров хлынули алжирские и марокканские репатрианты, он дал им карт-бланш на освоение аграрных земель и массу других привилегий, он принял решение о переносе ядерных испытаний из Сахары на Корсику, кстати, в район Кальви… Мы мирный народ и полтора века жили в согласии с французским государством, но есть грань, которую нельзя переступать. По большому счету, корсиканский сепаратизм — дитя его легкомысленной политики. Гости хранили молчание, осмысливая услышанное. — И во что сейчас превращается Корсика? — продолжил хозяин дома, чувствуя, что безраздельно завладел всеобщим вниманием. — В излюбленную зону отдыха миллионов французских граждан, которых не интересует ни наша история, ни культура. Не пройдет и двух десятилетий, как нация растворится в потоке приезжих! — Мне кажется, вы слегка преувеличиваете, — мягко возразил Родион, — демография у вас… — Демография? — уставился на него Франсис. — Вы, журналисты, любите жонглировать данными, не вникая в их суть. А вот вам задачка: прирост населения на Корсике в последние годы ничтожен, если вообще есть. И при этом число ее обитателей стремительно увеличивается. Каким образом, не знаете? Я вам отвечу: за счет тысяч эмигрантов и французских пенсионеров, которые перебираются на остров доживать свой век и скупают тут всю недвижимость. А наши дети вырастают и уезжают, бегут отсюда… Какое без них будущее? — Кстати, о самом ближайшем будущем, — вмешалась Эва, которой явно хотелось переменить тему. — Завтра привезут новые декорации для спектакля, нам уже в девять утра надо быть в Кальви. Речь пошла о закулисной жизни, которая большинству присутствующих была мало интересна. Родион попытался перекинуться парой слов с Павлом: за эти дни им так и не удалось толком пообщаться. Но тот отвечал односложно, лишь упомянув, что договор на поставку вин с домом Ланзони, наконец, подписан и ему пора домой. На остров он прибыл на яхте, арендованной в Марселе, и на ней же планирует отправиться обратно. Мысли Родиона переметнулись к его собственной ситуации, которая тоже ждала развязки. Ребро заживало, он был уже вполне мобилен и не мог больше злоупотреблять гостеприимством корсиканской семьи. Он представил Париж, свою маленькую квартирку под самой крышей, которая накалялась в летний зной, как доменная печь, звук вечно верещащих под окнами полицейских сирен, толпы туристов, осаждающих город… Однако работа над новым материалом в издательстве должна была начаться только в сентябре, и у него был неоспоримый козырь в виде медицинской выписки с ключевым словом «перелом», который давал ему право провести еще пару-тройку недель на больничном. Перебирая в уме всевозможные аргументы, Родион все же нашел смелость признаться себе, что причина его внезапной трудовой апатии скрывается в другом, и причина эта вполне одушевленная. Диалог с собственными демонами в этот раз вести совершенно не хотелось, напротив, присутствовало настойчивое желание им уступить. Родион вообще редко бывал в конфликте со своим «я»: в детстве родители не пытались загонять его в рамки собственных ожиданий и давали ему право ошибаться столько раз, сколько было нужно. Поэтому романтических отношений он не боялся, легко в них вступал и так же легко их заканчивал, без ущерба для собственного эго. — Ну а вы что же, тоже нас покинете? — Франсис открыл новую бутылку вина и разливал его по бокалам. Родион не сразу сообразил, что вопрос обращен к нему.