– Если снова не помешают слиперы, – угрюмо усмехнулся Рубинов. Глава 20 Пересадка жизни Допрос охранников происходил без участия Нестора, поэтому о результатах он узнал только поздно вечером от Жанны, немногословно охарактеризовавшей «харьковских письменников» Олденина и Громова словами, входящими в перечень ненормативной лексики. Она же доставила бывшему нотариусу и материал о человеке, с которым ему предстояло «работать». Этим человеком был советник президента по фамилии Долгий, о котором он до сего момента не знал ничего. Разговаривали уже после близости, переживаемой обоими с одинаковой жадностью, будто это происходило с ними в первый раз в жизни, и Нестор, испытав звёздный восторг экстаза, целуя женщину в затвердевший сосок груди, с удивлением подумал, что господь послал ему грандиозный подарок, хотя он и не достоин его. Наверно. – Слушай, а зачем нужно корректировать Долгого? – спросил Нестор, успокоившись; оба постояли под душем и теперь, освежённые и разморенные, пили чай в столовой. – Он же, по идее, шестёрка. Нет? – Наши аналитики подозревают, что это вовсе не шестёрка, в отличие от президента. – Как?! – чуть не подавился Нестор. – Президент – шестёрка?! – К сожалению, он тоже в услужении у пахана. – Квадратный корень из минус единицы! Я думал, пахан – президент! – Я тоже так думала до недавнего времени. Оказалось, и он управляем. – А почему именно Долгий оказался под подозрением? – Уж очень он засиделся в советниках, в то время как внутри России дела идут всё хуже и хуже. Особенно много вопросов по цифровизации экономики. – Что имеешь в виду? – Тебе сколько лет? – Ну… двадцать восемь. – И ты не следишь за ситуацией в стране? Вроде большой мальчик. – Если ты о политике, то я действительно ею не увлекаюсь. – Речь идёт о свободе личности, неполитик. В Европе озаботились слишком большими свободами, дарованными народам, её населяющим, ещё в конце двадцатых. Всемирный банк в две тысячи шестнадцатом году подготовил доклад «Цифровое пространство 2020: перспективы для России». Кумекаешь? Европейцев страшно волнуют перспективы нашей страны! А двадцать первого мая две тысячи двадцатого наше родное правительство приняло «цифровой закон», то есть закон о едином федеральном информационном регистре, содержащем сведения о населении России. Понимаешь, о чём это говорит? – Об этом писали… спорили… регистр – это благо, документы через одно окно… – Благо! – фыркнула Жанна. – Как же ты наивен! Практически всё население России, да и вообще всего мира, находится в руках маньяков контроля! Создан настоящий цифровой концлагерь, хотя большинство людей об этом не догадывается. Все крупнейшие программные и аппаратные платформы в основном американские: Фейсбук, Гугл, Инстаграмм, Зум. А теперь наши чиновники внедряют социальный мониторинг, который отслеживает не только больных коронавирусом или раком, но и все наши передвижения, в том числе по квартире. – Жуть! – неискренне сказал Нестор. – Ты этого не знал? – Если честно – не интересовался. – Так поинтересуйся, если собираешься идти с нами до конца. – С тобой – да! – вырвалось у него. – Не юродствуй! – строго проговорила Жанна, хотя было видно, что признание Нестора её порадовало. – Власть – сильнейший наркотик, особенно для наших либералов. А им с июля двадцатого года наш мэр сделал замечательный подарок, введя на территории Москвы закон о едином реестре персональных данных, а также закон номер сто двадцать три по спецрегулированию систем с искусственным интеллектом. Он даёт чиновникам такие полномочия, перед которыми меркнут предсказания писателей прошлого века Оруэлла, Хаксли и Брэдбери. – Ну и при чём тут советник Долгий? – Он-то как раз тихо-мирно и пролоббировал все эти законы, усиливающие контроль за нами до беспрецедентного масштаба. Брусникин предупреждал президента о последствиях такой «суперцифровизации», за что его и хотят убрать, но доводы Долгого оказались весомее. – Президент должен понимать… – К сожалению, президент не понимает, что, пока цифровые технологии развиваются семимильными шагами, растёт и человеческая глупость, порождаемая гнусными системами образования и контроля. Народ России, слава богу, ещё не превратился в стадо, как европейские народы, но всё дело идёт к тому. Недаром же президент Сбербанка говорил во всеуслышание, что нельзя давать народу образование, иначе им трудно будет управлять. Да и новый премьер гнёт ту же линию, а он, между прочим, дружок Долгого. Кстати, ты видел его фото? – Не успел посмотреть. – На вид – толстый, лысый, добрый, позитивный во всех отношениях дядечка. Ладно, я пошла, у меня что-то к ночи голова разболелась. – Останься! – встревожился он. – Я полечу. – Чем? – улыбнулась Жанна. – Таблетку анальгина дашь? – Поцелую! – Он обнял возлюбленную, поцеловал. – Легче? – Врачеватель! – Она высвободилась из объятий. – Читай компромат. Завтра прикинем, где нам лучше всего увидеться с господином Долгим. Сделать это будет непросто. Нестор проводил её до двери, они постояли, обнявшись, и Жанна ушла. Он вернулся в гостиную, убрал со стола, размышляя о словах Жанны, перевернувших его представление о ситуации в стране, подсел к компьютеру и начал изучать переданные материалы. Но прочитать досье на Долгого до конца ему не дали. Внезапно позвонил Стас: – Нест, ты где? Голос у пилота экраноплана был сдавленный, и Нестор невольно представил его лежащим под разбитой машиной. Глянул на часы: на циферблате светились четыре нуля. Капнувшая вслед секунда ознаменовала начало новых суток. – Я дома, собираюсь лечь спать. А ты? Голос Стаса не изменился, но стал глуше: – Понимаешь, тут такое дело… какие-то пацаны пристали, сможешь подъехать? Невольно напряглись мышцы живота. – В чём дело?! – Я заехал к этой девчонке, Вике, приятельнице твоей Жанны. Помнишь, ходили вместе на концерт балалаечника? Она пригласила меня к себе в гости… точнее, я сам напросился… – Короче, что произошло? Сколько их? – Трое, все в дутиках и бейсболках чёрного цвета. Я вышел к машине, а они увидели, что я подхожу, и ко мне… – Может, это просто жители дома. – Ага, жители, у двоих биты в руках… ну, я в подъезд, забрался на девятый этаж. Они шурудят где-то внизу, голоса слышны. – Звони в полицию. – И чё я им скажу? Трое пацанов идут по лестнице? Меня просто пошлют подальше. – Вернись к Вике, дождись меня. – Неудобно… Получается, испугался троих пацанов? – А звонить мне удобно? – удивился Нестор. – Так ты ж свой… но если не сможешь… – Жди! Переодеваться и гнать куда-то машину ночью не хотелось категорически, однако Нестор заставил себя это сделать и подъехал к указанному дому на улице Гамалеи ровно через пятнадцать минут. Увидел джип «Патриот», принадлежащий Стасу, запертый с двух сторон грязно-сиреневой «Ладой Ларгус Кросс» с дагестанскими номерами и чёрным «мерседесом» эконом-класса. На машины спецназа эти тачки не походили, и Нестор слегка успокоился, полагая, что уж с хулиганами, кем бы они ни были, он справится легко. На звонок Стас не ответил. Нестор почуял неладное, на душе кошки заскребли, но ему вдруг пришла мысль, позволявшая прояснить ситуацию. Схватился за идею как утопающий за соломинку. Не вылезая из машины, он сосредоточился на водителе «мерина», стоявшего впритык к заднему бамперу «Патриота», и прыгнул парню в голову. Прыжок и последовавшее вслед за ним заселение внутри сферы сознания водителя не потребовали много времени. Через несколько секунд Нестор знал, что за компания пристала к Стасу. Руководил ею не какой-нибудь случайный прохожий, а полицейский, сержант Хомич. Остальные оказались его приятелями, самый настоящий сброд, судя по вспыхивающим в мозгу водителя воспоминаниям. Двое из них были ранее судимы, остальные представляли собой нигде не работающих молодых людей в возрасте от двадцати двух до двадцати пяти лет. Но самое главное, что сержант дружил… с адвокатом Анишкиным, защищавшим ТСЖ «Брех», и это обстоятельство сразу расставило всё по местам. Председательша ТСЖ ангелоподобная госпожа Альбинова, очевидно, рассказала адвокату о «наезде» Стаса и его приятеля (то есть Нестора), и тот решил припугнуть сына строптивой семейки Ревенко, а может быть, и выяснить таким образом, что за таинственный защитник приходил к его работодателю. Усыпив водителя «мерседеса», Стас в несколько секунд сделал то же самое с водителем «Лады» и припустил к подъезду, дверь которого открылась, выпуская пожилого мужчину с собакой. Постоял у колонны лифта, прислушиваясь к тишине стояка, услышал тихие шорохи и слабые голоса, доносившиеся сверху, и сел в лифт, благо кабина находилась на первом этаже. Лучшим вариантом был бы бесшумный подъём по лестнице, но Стас, по его словам, взобрался на самый верхний – девятый этаж, и подъём отнял бы много времени и сил. Лифт остановился, Нестор вышел.