Сатаров подчинился команде, и тут же его ароматный свежий веник зажал его рот. Барин присел рядом, держа веник двумя руками, так, что Сатаров едва мог дышать. — Что, воздуха не хватает? Не бойся, не задушу, ты сам себе петлю затянешь. Я тебе хоть и крыша, но не железная. Тоже мне, Золотая Орда, — Барин презрительно скривился. — Одни деньги в башке. Сатаров, который уже почти задохнулся под веником, наконец-то проявил волю к жизни, рванулся, отшвырнул веник и сел на полке, с трудом переводя дыхание. — А вам, выходит, они не нужны? — со злостью спросил он. — Мне, мой дорогой, — наставительно ответил Барин, — деньги нужны только для власти, а ты эту власть облизываешь ради денег. Вот так и существуем. Ложись, через задницу быстрее усвоишь, — он поддал пару, намочил веник в холодной воде и с увлечением принялся охаживать Сатарова, опять покорно распластавшегося на полке. — Ну, держись, турка! — Барин в очередной раз занес веник и вдруг схватился за сердце. — Ой-е… Сатаров, поднявший голову с досок, увидел, как его мучитель начинает медленно оседать на пол. — Блин, да что же это… — Сатаров испуганно соскочил со своего лежбища, присел на корточки перед лежащим Барином, пытаясь понять, что произошло. Вдруг начал растерянно озираться по сторонам, словно выискивая невидимого врага, завалившего его патрона. Потом, сообразив, что самое лучшее, что он может сейчас сделать, — позвать на помощь, вскочил и распахнул дверь. — Петрович, «Скорую», живо! «Скорую»! Барину худо! Петрович, блин, звони скорей — он помрет сейчас! Потом бросился обратно в парилку, вытащил барина в предбанник, с трудом уложил на диван. Бросился к его одежде, лихорадочно принялся рыться по карманам, бормоча: — Да где ж они?! Да куда он их положил?! Блин, что же делать? Найдя наконец таблетки, он дрожащими руками открыл флакончик и попробовал впихнуть пару штук Барину в рот. Ему это удалось, и несколько минут он просто сидел рядом, не зная, что еще можно сделать. Потом стал одеваться, но никак не мог застегнуть пуговицы на рубашке… В предбанник ворвались врачи, с ходу оценили ситуацию и уверенно принялись за работу. Сатаров суетился, путался под ногами, предлагая свою помощь, потом бежал за носилками. — В машину нельзя, — сообщил ему врач. — Только родственники. Сатаров порылся в кармане, извлек из бумажника несколько мятых зеленых бумажек, сунул в руку врачу. Ему разрешили сесть рядом с носилками, машина сорвалась с места и на бешеной скорости, разгоняя путающиеся под колесами автомобили воем сирены, понеслась в сторону ЦКБ. Уже когда они въезжали в ворота, Барин на секунду открыл глаза, узнал склонившегося над ним Сатарова и неожиданно громко и внятно произнес: — Еклмн, Тимурчик, это пипец! Потом он опять потерял сознание. В больнице Сатаров провел весь день. Когда, уже глубокой ночью, собрался уходить, ему позвонили на мобильный. — Как там наш Барин? — раздался в трубке вкрадчивый голос Толстого. — выкарабкался? — Не волнуйся. Такие не умирают. На городском пляже яблоку негде было упасть. Фил с Машей огляделись вокруг и увиденное их не вдохновило. — Может, поедем на наше место? — предложила девочка. — Ладно, — покладисто согласился Фил. Путь был не близкий, но, в конце-концов, не так-то уж часто он проводил время со своей дочерью. «Интересно, — думал Фил, — а что в это время делает Ирина? Встречается со своим фээсбэшником?» Он не видел Мартина со дня приезда, но нисколько не сомневался, что недремлющее око не выпускает его из своего поля зрения. Машина Фила выехала за город и помчалась по хайвэю вдоль моря. Маша беспрерывно говорила — рассказывала все новости, случившиеся за последний месяц от покупки нового телевизора до обеда в любимом китайском ресторанчике. Наконец они свернули на дикий пляж, который открыли еще три года тому назад, причем совершенно случайно. Просто машина вдруг сломалась, и пока ждали аварийку, обследовали окрестности и наткнулись на маленькую живописную бухту. Маша тут же побежала купаться, а Фил стал выгружать из автомобиля все необходимое для пикника. Покрывало, полотенца, мини-холодильник. Подержал в руках коробку с воздушным змеем, решая, стоит ли его доставать или оставить в багажнике — ветра все равно нет и места мало для разбега. — Маш, змея запускать будем? — прокричал он плещущейся в прибрежных волнах дочери. — Да! Фил достал из коробки разноцветного бумажного красавца, полюбовался, принялся разматывать бечевку. Шум приближающегося автомобиля заставил его оторваться от этого занятия. Сюда редко кто сворачивал, любители искупаться предпочитали места более цивилизованные, где и душ принять можно, и мороженого купить, если захочется. Ну, разве что какая-нибудь влюбленная парочка сюда завернет, да и то редко — влюбленные парочки нынче предпочитают мотели со всеми удобствами. Парочка, вышедшая из черного «Мерседеса», на влюбленных не походила. Мрачный лысый тип, похожий на индуса, и благодушный улыбчивый толстячок, чьи улыбки набили у Фила оскомину уже в Москве. — How do you do, my friend? — спросил Толстый, подойдя поближе. Огромные черные очки, скрывающие его от солнца и посторонних глаз, уставились Филу в лицо. Маковский на вопрос не ответил. — Что-то вы не больно вежливы, — мягко пожурил Толстяк. — Конечно, понимаю, мы без звонка, но какие церемонии с друзьями? — Пап, это кто? — Маша вылезла из воды, подбежала к отцу и с любопытством уставилась на незнакомцев. Представлять их Фил явно был не намерен. — Иди-ка, со змеем поиграй… — он вручил ей коробку. — Я не справлюсь одна, — Маша надула губки, отцовский тон показался ей слишком резким. — Держи его покрепче за хвост, а мне надо с этим змеем разобраться… Маша отошла с демонстративно обиженным видом, вертя в руках змея и явно не зная, что с ним делать. — Ваше молчание слишком затянулось, — приступил Толстый к делу. — А разве у меня есть выбор? — в упор спросил Фил. Толстый снял очки, повертел в руках, потом опять водрузил их на нос. — Видите, вот он я, — показное добродушие вмиг исчезло из его голоса. — Стало быть, выбора у вас нет. Поторопитесь, мы опаздываем. — У меня здесь дочь. Может быть, проявите благородство? — А мы уже проявили — сейчас за ней приедет мама, — Толстый повернулся к машине, махнул рукой. С водительского места поднялся телохранитель, подошел к Маковскому и без лишних церемоний впихнул его на заднее сиденье. — Дайте хоть с дочерью попрощаться! — Фил вырвался, побежал к дочери. — Папа, ты куда? — Маша, увидев, что происходит что-то странное, помчалась ему навстречу. — Наверное, в никуда, — вздохнул Фил. Крепко обнял девочку, поцеловал в щеку. — А как же я? — она смотрела растерянно, переводя взгляд с отца на этих странных людей, не понимая, что происходит. — Будь умничкой и жди маму. Телохранитель опять подтолкнул его к машине, Толстый с индусом уже сидели на своих местах, и «Мерседес» сорвался с места, оставив на пляже плачущую Машу. Фил смотрел в заднее стекло, пока пляж с одинокой фигурой дочери не скрылся за поворотом, потом спросил: — Куда вы меня везете? — В аэропорт. Вам придется лететь в Москву. — Мне бы хотелось завершить кое-какие важные дела… — Уверяю вас, наше путешествие и есть для вас самое важное дело. — Я даже не могу заехать за вещами? — Все необходимое мы вам купим по дороге. Машина летела по дороге с бешеной скоростью. Больше никто не произнес ни слова за все время, что они ехали. В аэропорту Фил невольно оглядывался, пытаясь найти глазами Мартина. Того нигде не было видно, что, впрочем, не значило, что ФБР выпустило Фила из своего поля зрения. Хотя откуда им знать, что Маковскому именно сегодня придется возвращаться в Москву. В принудительном, так сказать, порядке. Фил волновался напрасно — Мартина он просто не разглядел. Тот стоял в отдалении, наблюдая, как Фила ведут к паспортному контролю, а потом достал телефон и долго о чем-то разговаривал… Билеты были первого класса — на себя Толстый, видим, не скупился, а заодно и всем перепало — чтобы на глазах были. От спиртного Фил отказался, от еды — тоже. Просто сидел в кресле, закрыв глаза, и притворялся спящим. А потом действительно заснул, и во сне видел себя бунинским «господином из Сан-Франциско», направляющимся в Новый Свет на корабле, под завязку забитом абсолютно разношерстной публикой. Тут был и Толстый, попыхивающий сигарой в углу бального зала, и Индус, разносящий напитки на серебряном подносе, и Марк-Антон, дирижирующий оркестром русских балалаечников. Поляк со Стариком играли в карты, и Старик был почему-то в чалме. А за бархатной портьерой притаился некто незримый… Может, черт, а может, дьявол… Корабль качало из стороны в сторону, пары вальсировали по залу, с трудом удерживаясь на ногах, а в центре кружились в танце Наташа — во всем черном и с кровавой розой, приколотой на груди, и Волков в форме капитана корабля. Маковский наблюдал за ними издалека и вдруг почувствовал, как что-то сдавило ему горло… Шея его вытянулась, глаза выпучились, пенсне слетело с носа… Он рванулся вперед, хотел глотнуть воздуха — и дико захрипел; нижняя челюсть его отпала, и все тело, извиваясь, задирая ковер каблуками, поползло на пол, отчаянно борясь с кем-то… — Sorry, sir, are you О. К.? — стюардесса трясла его за плечо, встревоженно вглядываясь в его лицо. И ее он тоже видел во сне, она кокетничала со Стасом… Они даже целовались у окна… — Thank you, 1 am well… Просто сон плохой приснился, — пояснил он Толстяку, недоуменно наблюдающему за сценой.