— Отдай свою кровь! — еще раз потребовал бас, но отчего-то чуть слышно, будто засыпая. — Еще и ужинать-то рано, а уже столько неприятностей, — сплюнул с досады Олег и вспомнил про ломоть хлеба за пазухой. — Из деревни не ушел, Ратмира не допросил, поршню потерял… И это не все наши ква. Возникло сильнейшее желание отправиться прямо к старосте, приставить ему клинок к горлу и добиться полной ясности. И все же, столкнувшись с врагами, явно превосходящими если не по умению, то уж наверняка по числу, лучше было не торопить события. «Они заставили меня вернуться, но не убили, — подумал Середин, мысленно вдыхая и выдыхая пространство, приводя себя в ритм с колебаниями Вселенной. Аура расставалась с излишками накопленной воинственной энергии, мешающей трезво мыслить. — Но убили бы, окажись я слабее, чем есть. Старшее зло. Староста нанял меня на работу… Проверить, значит, решил, собака. Им нужен сильный. Неужели прав был тот старик? Неужели не стоило сюда соваться?» — Дядя Олег! — По тропинке с холма неслась Всеслава. — Не ходи никуда, дядя Олег! — Ты что? — Он ухитрился подхватить споткнувшуюся на последнем шагу девочку. — Не ходи! Мне дядя Глеб шепнул, чтобы искала тебя. Чародей, мол, на тебя охотится! — Да откуда Глеб знает? — А ты поговори с ним, дядя Глеб на Среднее озеро пошел, я тебя отведу. А поршня-то где твоя? Ой… — Всеслава только теперь заметила саблю, испачканную в черной крови. — Это ерунда, Славушка, — потрепал ее ведун по укутанной в платочек головке. — Веди меня к Глебу. Глеб Озер за холмом оказалось много, все небольшие, но, судя по цвету воды, действительно глубокие. Всеслава провела ведуна стороной, по узкой перемычке между двумя длинными, тихими водоемами. От деревни их скрывала находящаяся на возвышении рощица. Насколько разбирался в привычках водного народца Олег, им бы здесь понравилось. Озера наверняка созданы бьющими со дна ключами, а если к тому же они так глубоки, как говорил Борис, то русалкам и водяным там светло и просторно. — Не боишься здесь одна ходить? — спросил еще не отошедший от схватки, озиравшийся по сторонам ведун. — Одна боюсь. Но я же не одна, дядя Олег! — Быстро топоча босыми ножонками, Всеслава безошибочно находила путь в лабиринте совсем крохотных, часто соединяющихся протоками озер. — Но дорогу-то хорошо знаешь. — Сюда мужики рыбачить ходят, тут рыбы больше, чем рядом с деревней. Говорят, утки да гуси ее пугают… Воду мутят. А почему рыба уток боится, дядя Олег? — Не знаю, — вынужден был признать ведун. — Да я вообще много чего не знаю. — А где ты поршню потерял? — В лесу… — Олег вдруг вспомнил об отроке, что ушел за секунду до нападения тварей. — Слава, а ты Ратмира не видела? — Видела, недавно домой пошел. Злился на кого-то! Не на тебя? — Может, и на меня, — облегченно вздохнул Середин. — Далеко еще? — Нет, сейчас уже увидишь секретный шалашик. Это я про него Глебу рассказала. Каждый раз, как Всеслава оборачивалась, Олег снимал руку с эфеса сабли, чтобы не пугать лишний раз ребенка. Озера ему совсем не понравились — уж очень тихие, заросшие, все-таки самое место для русалок. Тропинки вьются вдоль кромки воды, выскочит нечисть какая — не отобьешься. Правда, днем их опасаться вряд ли следовало, да и неповоротливы водные существа на суше. Особенно лоскотухи, с их тюленьими задами и таким же способом передвижения. Стараниями товарища Ганса-Христиана лоскотух стало принято считать русалками, хотя твари это совершенно разные. Русалки, в коих девицы, утопившиеся из-за несчастной любви, превращаются, по натуре своей мирные, грустные, влюбчивые. Внешне от заурядных женщин почти не отличаются, нередко даже замуж за обычных мужчин выходят. Хотя, говорят, браки такие счастливыми не бывают. А вот полудевки-полурыбы — те девичьим верхом жертву только подманивают. А как зазеваешься — в воду утащат, притопят, чтоб не рыпался, да кровь и высосут. Будешь потом веками по донной тине тварью зеленой ползать да в отместку людей живых за пятки хватать. — Лоскотух не боишься? — Не думаем мы о них, — отмахнулась Всеслава. — У нас от Елового леса страху хватает. — А водяных, анчуток? — Да что бояться? Мы по одному стараемся не ходить, в воду не лезем, ночью тут не бываем. Вон, смотри! Видишь шалашик? Если бы Всеслава не показала, Олег мог бы пройти мимо и не заметить шалаша. Низенький, как маленькая, только для сна предназначенная, палатка, крыша заросла травой. Вот показался сам Глеб — раздвинул болотные цветы, помахал рукой. — Я пойду! — тут же остановилась девочка. — Куда же ты одна?! Смотри, стемнеет скоро. — Как куда? Домой, к бабке Луше, надобно помогать ужин готовить. Вон наша деревня-то, гляди! Да не туда, вот туда! На цыпочки встань и увидишь. Олег повернул голову, вытянул шею и действительно увидел цепочку домов на холме, спускающиеся к озерам огороды. Шалашик от Озерцов отделял бугорок, будто специально набросанный когда-то для маскировки. — Спрячься! — потребовал Глеб. — Староста увидит, у него же караульные стоят! — Ну, тогда счастливо тебе до дому добраться, Славушка. — Олег неловко чмокнул девочку в лоб и подсадил на бугор, чтобы малышке не пришлось его огибать вдоль воды. — Завтра прибегу в горелки играть, дядя Олег! — озорно сообщила Всеслава и исчезла. — Забирайся с той стороны, — прогудел Глеб. — Тут немного комарики покусывают, но думаю, вытерпишь. — Уж как-нибудь, — пообещал ведун, позабыв о разутой ноге. В шалашик он заполз с трудом, места для двух плечистых мужчин оказалось немного. Но печальнее всего, что комары мгновенно обнаружили слабое место в обороне противника и густо облепили босую ступню, которую лежащий в шалаше Олег не мог даже почесать. — Зачем звал? — Спасти хотел, — вздохнул Глеб. — Да токмо не пойму: спас али ты сам себя выручил? Где обувку-то потерял? — Чем спрашивать, лучше бы сапоги мне хорошие сыскал, чтобы с ног не слетали чуть что. — Сапоги? Знаю я, где много сапог, — протянул Глеб, пожевывая соломинку, и ведун, вспомнив о сундуке, приготовился слушать. — Всеславу я послал тебя искать, потому что больше ни на кого положиться не могу. Она девочка хорошая, а точнее — маленькая пока, глупенькая… Староста на меня зуб точит — за то, что тебя пригласил. Правда, я пригласил больше шуткою да намеком, потому что не верил, что придешь… Да еще старик тот. — Что — старик? — Видел я здесь этого старика. То в Овражки ходит, то обратно на тракт. Порой туда — с гостями, а обратно — один. Вот такой старик… Но не о нем речь, а о старосте. Борис серчает на тебя. Думал, что ты как с утра в Еловый лес уйдешь, так уже и не покажешься. Хотел старик уже к обеду новой парой обувки разжиться, пусть и вот такой… Олег, ты мне все-таки расскажи про поршню свою. Шутки шутками, да не до шуток. Мне терять уже совсем нечего. — Да что ж ты все загадками разговариваешь?! — вскипел Олег, доведенный до неистовства комарами-людоедами. — При чем здесь моя обувь? При чем Борис? — Расскажи, — повторил Глеб. — Твари на меня какие-то навалились в лесу, токмо не в Еловом. Недавно совсем, вот и вышло так, что… — Времени у них не было достаточно, потому тебе и верю. Ладно, пусть так. Обычно-то врут, что в болото забрели или что в нору кротовью они провалились… — Кто — они?! — Оборотни. Когда кто-нибудь в Еловом лесу пропадает, то мы уж знаем, что стряслось… — Глеб задумчиво отломил крошку от высунувшегося из-за пазухи у ведуна ломтя, забросил в рот. — На службу их к себе умрун призывает. Ладно бы еще, ежели совсем, вот как Всеславину мать. А некоторые возвращаются в одном сапоге. — Как это? — О таком Олег еще не слыхал. — А вот как ты, — хмыкнул Глеб. — Я испугался, когда увидел… Но для этого время нужно, обряд какой-то есть. Каждый раз, как умрун нового слугу находит, волки воют. Выли и сегодня, да коротко, не так. Так что я тебе верю. В обуви какая-то сила, Олег, чары. Староста наш, Борис, после того как волки свое отвоют, в Еловый лес идет с сыновьями. А приносит — обувь того, кто пропал. Это значит: человек уже не появится. А вот ежели приходит мужик или баба с одной босой ногой, то, значит, чародей ему еще позволил среди людей погулять. Но все равно — он уже оборотень. Тогда и староста в лес не идет. Смекай. — Что смекать?! Ты рассказывай! Откуда знаешь, что это оборотни? — Потому что видел, как они в волков обращаются. Хотя и не до конца… У Бориса над ними власти нет. А вот те, чьи сапоги он из лесу принес, те в деревне уж не появляются, — терпеливо продолжил Глеб, которому, казалось, все было ясно. — Навсегда с умруном остаются. — Так… — Олег взъерошил изрядно отросшие волосы. — Давай-ка по порядку. Если ушел, пропал, а староста сапоги принес — это я понял. А ежели человек полуразутый пришел, то все знают, что он оборотень, заколдован — а что дальше-то? Как от них избавляетесь? — Да никак, — пожал плечами Глеб. — Я про пятерых такое знаю точно, а на других по лицам, по повадкам замечаю. Страшно у нас жить, Олег, и слава о нашем местечке идет нехорошая… Тихая такая слава, по земле стелется, однако же ехать сюда богатыри боятся. Умрун это постарался! Не верю я тому старику, неспроста он в корчме оказался: тебя отвадить хотел. Да и я, признаться, испугался, вот и ушел. Опустились сумерки, сильнее подали голос лягушки. Олег вспомнил о нехорошем предчувствии, охватившем его в этих насыщенных влагой местах, но промолчал: сейчас следовало себя вести так, будто он доверял Глебу, а уж потом взвешивать, насколько тот достоин доверия. — Как же вы оборотням позволяете в деревне жить? — А как докажешь, что он оборотень? Живет себе человек… У нас ведь никто по ночам не бегает, скотину не режет. Кому-то брат, кому-то сын — вот и живут все, как и прежде. Но время от времени зовет их умрун, тогда они по холму сбегают и на ходу шерстью обрастают… Жуть! Я сам видел. Ведун, скажи, правда это: коли тебя оборотень укусит, то и сам таким станешь? — По-разному бывает, — покачал головой Олег. — Магия магии рознь. Чтобы разобраться, надо умруна найти. Как это сделать, Глеб? — Найти нетрудно, — невесело усмехнулся тот. — Вон Еловый лес-то, за холмом. — Ходил, — кивнул ведун. — Волки меня далеко не пустили. — Значит, не хочет тебя чародей видеть, — вздохнул Глеб. — Откуда я могу знать, что он затевает, умрун проклятый? Я справный хозяин, у меня семья. Куда денусь? Побираться? Землю, дом — ничего теперича не продашь. Зерно-то наше не хотят брать, вот оно до чего дошло… Выручай, ведун. Не знаю я, как ты с Борисом договорился, а я тебе все готов отдать, токмо бы от умруна избавиться. — И что же делать, чтобы избавиться? — А этого я не знаю, — хмыкнул Глеб. — Ты же ведун, не я! А еще, Олег, подумай: неспроста тебя чародей в лес не пустил. Боится он тебя. Чует силу, понимаешь? Вот и теперича, смотри как вышло: Борис молил его о твоей гибели, а ты жив-целехонек.