— Зла я не люблю, — не оборачиваясь, ответил Олег. Под водой снова появилось бледное упырское лицо. Существо делало какие-то знаки, которые можно было понять как призыв подождать. Середин будто невзначай кивнул, утопленник отплыл на глубину. — Значит, ради добра и на кривду согласен, правду забудешь? — обрадовалась его ответу Асфирь. — Эх, Олег, легко тебя заморочить, но не хочу этого. Хочу, чтобы видел ты меня, какая есть, такую и полюбил. И полюбишь, когда увидишь, как я, зла творение, ненависти лютой дочь, добро творю. — Хорошо ж добро! — крякнул, не удержавшись, Середин. — Деревню за деревней оборотнями населяешь! — Что людям нравится, то для них и добро, разве нет? Я олешек в лесах солью кормлю, это для них добро. Крестьяне болели, бедствовали, от лихих людей да от хищных зверей страдали. Я им здоровье дала, звериным обликом от хозяйских забот избавила, лихих людей извела, сильнее хищников мужичков сделала. Добро? Добро. Да они тебе за меня глотку перегрызут, Олег-ведун. — Оборотень родной матери горло перегрызет… — Матери, может, и перегрызет, а мне руки лизать станет. Без ворожбы — за добро, что творю. А ты, Олег, зло сеешь. Оборотней бьешь без разбору, упырей осиной протыкаешь. Разве это добро? Это охота твоя, злая душа крови просит. Ведь тебе нравится убивать нечисть, а, ведун? Разве хорошо это, когда нравится убивать? — Мне не нравится убивать… — Против воли Олег задумался. — Нет, не нравится. Защищать мне любо. Жизнь — от нежити, правду — от кривды. Он погладил саблю, и прикосновение пальцев к холодному лезвию дало приятную трезвость мысли. Да, он прав, а не Асфирь. Нежить, которая, дай только волю, заполонит всю землю, несет исключительно зло людям. Для них же самих понятия добра не существует, каждый добро только по себе одному меряет. А царство Асфири на страхе построено, не на любви — что бы паучиха ни говорила, какие бы паутины ни плела. — Знаю я, где Рада, — поднялась чародейка. — Идем. Солнце уже наполовину опустилось за лес. Под водой снова появился утопленник, начал гримасничать, явно требуя не уходить. Середин колебался. — Идем, тут недалеко! Еще ничего с ней не сотворил Ратмир, успеешь. — Кто же ему помогал? — Чурбан. Олег удивленно оглянулся. Асфирь, медленно шагая в сторону деревни, улыбнулась. — Разве Борис не рассказал? Шутки ради я четырех молодцов из чурок сделала, чарами своими. Глупые они… Вот Ратмир одного себе сумел в слуги заполучить. Уши бы ему надрать, да мне жалко мальца… Ты-то злой, ты сможешь. — Зачем же он ее украл? — Ты идешь или нет? Все кричал: верни мне Раду! Идем. — Я тебе не верю, — решился Олег и опять погладил саблю. Каждое твое слово — ложь. — Ах так? Уже не нужна Рада? — Асфирь уперла руки в бедра и расхохоталась. — Так я и знала! А ведь волноваться уже стала: не влюбился ли в нашу красавицу мой суженый? Нет, ты ее не любишь… Что ж, это хорошо. И правильно, у нее до тебя многие были, и опосля тебя будут, пускай и Ратмирке перепадет. Прощай пока, Олег. Зябко здесь… Она сделала еще несколько шагов, истаивая на глазах, а с последними лучами солнца исчезла окончательно. Тут же плеснулась вода в озере, на поверхности появилась огромная голова водяного, он опять начал шумно и долго откашливаться. Хозяева озер — Будь здрав, Олег-ведун! — солидно заговорил водяной и тут же снова закашлялся. — Слышал, что она сказала? — спросил Олег. — Девушка пропала, и не знаю я, слуга она умруну или нет. Радой ее зовут, вы должны ее знать. — Мы всех деревенских знаем, — кивнул водяной, расправляя плавающие в воде усы. — Знаем и Раду. За водой каждый день по нескольку раз приходит. — Так кто она? Говори скорей! — Не торопи, — попросил хозяин водоема. — Я ведь о другом думал, пока тебя не было, а ты теперь вот — девушка… Красивая она, эта Рада. Но мои русалки разве хуже? Выбирай любую, и… — Водяной, не гневи меня! — пресек Олег речь старика, скатившегося на привычные увещевания. — Не о твоих русалках речь! Рада служит умруну или нет? — Как поглядеть. Мы ведь в деревне не бываем, всего не видим… Но если отсюда, из озера, поглядеть… — Ну, быстрее же, говори! Душа Середина рвалась на холм, догонять чародейку. Что, если не обманула, если в самом деле отведет к Раде? От одной мысли, что девушка оказалась во власти прыщавого Ратмирки, повелителя чурбанов, ведуна трясло. — Когда в деревне новый человек появляется, то с Радой гулять начинает. Воду ей носить помогает, а умрун всегда незримо для простых людей рядом с ними. Что это значит? — сам у себя поинтересовался водяной и сам же ответил: — Не знаю. Сам решай. — Значит, каждый раз, как новый человек… — вздохнул Олег. Похоже, если Асфирь и врала, то не во всем. Некстати вспомнилось, что у Рады он и в самом деле был не первым… — И давно это так? — Мы годов не считаем, — фыркнул водяной, и ему тут же откликнулся хор подобострастно хихикающих лоскотух. — Чай, не смертные существа. Но давно. Почитай, с тех самых пор, как умрун впервые возле озер объявился. Еще вот тот дубок желудем в земле лежал, а то и раньше. Олег оглянулся на вырисовывающийся в сумерках силуэт могучего, столетнего дуба и мысленно присвистнул. Вот тебе и на! С кем же ты, ведун, так сладко обнимался? С нежитью. Стало противно, и все же в глубине души трепетал язычок надежды: а вдруг обманывает водяной? Или перепутал что-нибудь. — Ты в прошлый раз не сказал мне, что умрун давно людьми командует в Озерцах. — А это так? Буду знать, — булькнул водяной. — Мне из озера многого не видать, говорю же. — Но уж про то, что на озерах творится, ты все знаешь, верно? — недобро улыбнулся Олег. — Из-под холма живая вода к тебе сюда течет. И ты не можешь не знать, что это значит для умруна, какую силу она ему может дать! Почему не рассказал мне? Ухнув, водяной на миг погрузился в озеро с головой, будто чтобы охолонуться. Набежавшая волна заставила Середина привстать, чтобы на замочить порты. А вокруг поднялась суматоха: заплакали тоненько русалки, заверещали анчутки в камышах. Всплыли за спиной Олега несколько утопленников, подтащили свои расползающиеся тела к мелководью. Ведун почуял их, но виду не подал. Неужели конец дружбе с водяным? Тот снова вынырнул, пустил вверх фонтан воды. — Про тайну нашу проведал! — как-то даже укоризненно произнес старик. — Прознал… А отчего я тебе про нее говорить должен, ведун? Чем ты от умруна так отличен? Тем, что биться с ним собрался? Да, живая вода чародею силу дает, но ведь и тебе так же. Лучше бы вы провалились все в сырую землю, нас в покое оставили! — Убей его батюшка, убей! — загомонили лоскотухи. — Он тайну нашу проведал, тайну! Сгубит нас, враг он! — Молчите уж! — раздраженно зафыркал водяной. — Да, течет живая водица из холма в озера наши. Мы ее найти можем среди ста ключей на дне, а больше никто. Умрун-чародей приходил, просил, но не открыли мы ему тайны. Тогда он колодец выкопал в деревне, да только все зря… — Почему же зря? — Не найдя на берегу сухого места, Олег опустился на корточки. — Потому что… Да ты спустись туда, вот все и поймешь, — неумело слукавил водяной. — А я объяснить не умею, подземные дела на подводные не похожи. — Там стоят на страже духи земные, кои любого ведуна, что туда сунется, убьют, — за старика договорил Олег. — И хочешь ты меня погубить, туда отправив. Опять забурлила вода, снова в гневе зашевелился водяной. Лоскотухи заверещали, теперь скорее от ужаса, чем от горя. Утопленники поползли на берег. — Значит, был ты там уже, — вздохнул наконец водяной. — И живой ушел… Плохо это. Но хорошо то, что земная стража не пустит туда ни тебя, ни умруна, а одолеть ту стражу невозможно. — Кто ее поставил? — вспомнил Середин еще одну загадку. — Кто стражникам приказал источник охранять, водяной? Мне это важно знать. Откуда ты, кстати, сам про них слышал? В озерах-то они не показываются. — Что с водой связано, то мне ведомо. Поставил же стражу тот, кого и имя давно забыто. Не только людьми — им оно и ведомо не было, — а и вечными жителями. Всегда там стояли и всегда будут стоять воины земли-матушки, Тат и Там. Одолеть их невозможно и обмануть нельзя: всякого ведуна, всякого волхва видят они с первого взгляда. — Тат и Там… — медленно повторил Олег. — Так ты их назвал? — Так, — кивнул водяной. — Вода до нас их имена донесла. Вода все слышит. — Все слышит, да ничего не знает! — буркнул Середин. Сообщать старику, что нынче стражников ключа зовут немного ног другому, он почел преждевременным. — Значит, тебе толком ничего не известно об умруне? А имя ты его знаешь? — Никогда не слышал, — вздохнул водяной. — Мы не люди, мы не любим называть свои имена… У нас имена — настоящие. Не думаю, что умрун сообщит кому-то свое истинное имя, да и не для человеческих оно ушей. — Верно, — кивнул Олег. — Это верно… А ты знаешь, хозяин озер и ключей, что чародей получает столько живой воды, сколько ему надобно? И живой, и мертвой — в источнике за Еловым лесом, слыхал о таком? — Слыхал, — признался водяной. — Про мертвую воду ничего не знаю — может, и добрался до нее умрун. Но живой у него нет, иначе давно бы извел он всех своих врагов и нас тоже. Не любят нас лесные да кладбищенские твари… Нет у умруна-чародея живой воды, стража не пропустит! — Как же, не пропустит. Людей-то она не трогает, стража твоя! А люди умруну служат — он, видать, специально не всех оборотнями делает, — понял Олег. — Так что ошибаешься ты, водяной царь, близок твой конец. Лоскотухи заплакали, исхитряясь выводить какую-то примитивную, но стройную мелодию. Водяной молчал, а Олег напряженной аурой почувствовал, как поползли назад, на глубину, утопленники. «Значит, испугался водяной не на шутку», — сделал вывод Середин. — Ты обещал подумать, чем можешь мне помочь, — напомнил ведун. — Времени было достаточно, говори. — Хочешь ты чародея извести, — медленно начал водяной, будто все еще что-то припоминая. — Обещаешь нас опосля этого не тронуть, серебром магическим не мучить, воду не портить. Помни же о своем обещании, Олег-ведун. — Не забуду, не бойся, — пообещал Середин. — Я как раз о мертвой воде и хотел с тобой говорить. Есть источник за Еловым лесом, но если ты о нем уже знаешь, то знаешь, должно быть, и где его искать? — Нет, не знаю, — вскинулся Олег. — Говори. Далеко? — Напрямик близко, да не добраться тебе через лес. Идти надобно болотами. Осмелишься? Тамошний народ моему родствен, но мне не подвластен. Пройдешь ли… — Пройду, — отмахнулся Середин. — Если не заморочат, не собьют с пути, то пройду. Дорогу подскажешь?.. Стой, болота ведь к северу, а Еловый лес за холмом! — Так и есть, крюк тебе делать нужно, — согласно кивнул водяной. — Идти через север на восток, а оттуда, оврагами, к югу вернуться. Только имей в виду: там деревня Овражки — по слухам, нечеловеческая. Попадешь к ним — не выручат, сожрут с костями. А может, и не так, нам отсюда не видать… Дорогу подскажу: иди на север Большого Разлива, увидишь сразу, там ничего не растет, одна вода. И не вздумай на него ступать! Тогда больше не увидимся, там топи бездонные. От него к востоку забирай, как болото кончится — к югу поворачивай. Ключ с мертвой водой, как известно мне, на дне большой коломны обретается, по этой примете и ищи, а найдешь — ни с чем не спутаешь, ты ведун. Простая дорога, вот только живым по ней пройти нелегко. В оврагах сам спасайся, а на болоте можешь про меня говорить, скажи, что по моему поручению шагаешь. — Какой же знак мне дашь?