«Отключат» – сами же сказали. А потом чипы усовершенствуют. Допустим, код окажется в руках у психопата. Допустим, да. Никто же не застрахован. Объявит всех предателями, введет команду, да мало ли что. Павел представляет, как люди падают на тротуары, одновременно, будто их отключили от источников питания. Обычно многолюдные Ванфуцзин или Тверскую вдруг накрывает тишина. Все лежат вповалку, и тихо-тихо кругом. Машины продолжают ехать, развозят отключенные тела до пунктов назначения. Может быть, поет реклама, звуки музыки разносятся поверх. «Наши виниры – высший класс, высший класс…» Кап. Павел всматривается в угол между стеной и потолком. Там что-то темное – мокрое пятно размером с ноготь. Оттуда капает, точно оттуда. Павел встает под ним и ждет, подставив лицо. Кап. Он зажмуривается, но капли нет. Перепонки между пальцами чешутся. Обросли полупрозрачными чешуйками, острыми, как стеклянные пластинки. Какая жуткая зараза, как ее лечить теперь? Как это – умирать? Ба, ты расскажешь? Павел видит отца. Исхудавший и седой, тот сидит в углу похожей камеры, согнувшись, сцепив пальцы. Его о чем-то спрашивают, поддевают мысом сапога, как ветошь на полу, и он заискивающе улыбается, его так приучили. У него давно нет гордости, зубов, части волос. Он ждет, когда всё кончится. Допустим, Павел выдаст им Елжана. Выдумает что-то, лишь бы отпустили. Но их же всё равно посадят, всех. Будут петь песни хором по утрам. «Из своей плоти Великую стену…» Во всех случаях его уволят, причем довольно скоро. Возможно, и на работу взяли лишь для того, чтобы следить за ним и подобраться к «Контранет»? «Особое внимание» – так было написано в анкете. Китай – фальшивка, отец умер, кругом «контрас». Павел им не доверяет. Управление чипами оказалось не в тех руках. А разве могло случиться по-другому? Разве для таких вещей бывают «те» руки? – Шевели извилинами, пока мы корни не пустили. Швали тоже надоело это кап, кап кап кап. Капли выдолбили лунку в голове. – Я шевелю… – бормочет Павел, обгрызая ноготь. – Не похоже. Сидишь, кота за письку тянешь. Давно бы уже… – Заткнись! Шваль лыбится, но умолкает. Облизывает желтые зубы, изучает стену. Он виноват, он знает. Еще немного, и вина польется через уши, через нос, пойдет горлом вместе с кровью. Перепонки почернели полностью. Немного подросли до средних фаланг, обхватили пальцы, соединили их друг с дружкой. Чип напоминает о себе призрачной болью в шее, будто рыболовным крючком поддели кожу и натянули леску. И остро тикают часы где-то в стене, нарезают время. Краснов шуршит за дверью, просовывает пальцы в щель, рассеивает сумрак оловянным взглядом. Тс-с-с, тихо, думай, Паша, думай. Надо вымарать ту фичу отовсюду, отмотать время назад, не создавать ее. Надо помыться. Интересно, они пофиксили бэкдор? С пальцев Краснова капает вода. кап Они же знали всё, всё про чипы знали, команды отправляли. А люди думают: инсульт. Отец вообще погиб в тюрьме, здесь даже не притворялись. Кому он нужен, да? Кому он нужен, чтобы притворяться.