— Говорить пока рано, — обернулась она к нему. — Следов тут достаточно, но он чертил так, что сложно найти целый отпечаток пальца. — Позвонишь. Колокольчик звякнул снова. Карл и женщина с железным чемоданом остались одни. Он придвинул было к себе Лизу из Тенсберга, но передумал. Положил журнал на стол фотографией вниз и подошел к женщине из полиции. Та маленькой щеточкой аккуратно собирала с телевизора пыль. Теперь и он увидел начерченную на экране фигуру. Неудивительно, что она сохранилась до сих пор: Карл нечасто утруждал себя уборкой. — Что обозначает этот символ? — спросил он. — Не знаю, — откликнулась женщина. — Знаю только, как он называется. — Как? — Марин крест. Глава 20 Среда. Возведение соборов Харри и Олег встретили Ракель у ворот Фрогнербада. Она подбежала к Олегу и, обняв его, бросила на Харри сердитый взгляд. — Где ты был? Что случилось? — прошептала она. Харри стоял бессильно опустив руки и переминался с ноги на ногу. Он знал, что может ей ответить, где он был, — спасал чужие жизни. Но это было бы неправдой. А правдой было то, что с ним случилось — причем давно. Он всегда занимался своими и только своими делами, предоставляя другим расхлебывать последствия. Так всегда было и будет, и то, что он попутно спасает жизни, — всего лишь побочный эффект. Вместо этого он сказал: — Я устал. — Это, по крайней мере, была правда. — Мы ездили туда, где побывал серийный убийца! — радостно выдал Олег, но тут же замолк, уловив скептический мамин взгляд. — В общем… — начал Харри. — Нет! — оборвала его Ракель. — Даже не пытайся! Харри пожал плечами и грустно улыбнулся Олегу: — Позвольте мне хотя бы довезти вас до дома. Ответ он знал заранее. Он стоял и провожал их взглядом. Ракель уходила быстро и решительно, а Олег на полдороге обернулся и помахал ему рукой. Харри помахал ему в ответ. Глаза болели от солнца. Столовая в Главном управлении находилась на самом верхнем этаже. Харри прибыл сюда прямиком из Фрогнербада и, проходя по пустым коридорам седьмого этажа, отметил, что Тома Волера тоже нет на месте, хотя свет в кабинете горит. Оглядевшись в дверях, Харри заметил в столовой только одного посетителя, сидевшего за столиком спиной к Харри. Он подошел к стойке и посмотрел на телевизор, висящий в углу. Показывали розыгрыш лотереи. Харри проследил за тем, как очередной шар катится по желобу, потом звук сделали тише, но он услышал, как женский голос объявил: «Пять. Цифра пять». Кому-то повезло. Шаркнул отодвигаемый стул. — Привет, Харри. Они уже закрылись, — раздался голос Тома. — Знаю, — ответил Харри. — Решил зайти покурить. — Он кивнул на открытую площадку на крыше, которая круглый год служила им курилкой. Вид оттуда открывался замечательный, но воздух был таким же жарким и душным, как и внизу, на улице. Косые лучи заходящего солнца прошивали город и тонули в Бьервике — районе, который готовился сменить привычные шоссе, склады и пустующие дома на оперу, гостиницы и элитное жилье. Богатство собиралось подмять под себя весь город. Харри вспомнился сюжет про африканского сома — большую черную рыбу, которой в засуху не хватает ума перебраться в водоемы поглубже, и ее ловят руками в вонючих, постепенно высыхающих лужах. Строительство уже началось: на фоне закатного неба высились жирафьи силуэты башенных кранов. — Будет просто супер! — Том подошел совершенно неслышно. — Поглядим. — Харри затянулся сигаретой. Он не совсем понимал, о чем речь. — Тебе понравится, — заверил Волер. — Главное привыкнуть. Харри представил себе, как в грязном, пересохшем водоеме сомы бьют хвостами, беззвучно разевают рты, пытаясь привыкнуть жить без воды. — Мне нужен ответ, Харри, нужно знать: с нами ты или нет. Захлебнуться воздухом… Пожалуй, такая смерть для сома — не хуже других. Захлебнуться — это даже относительно удобно. — Звонила Беата, — сообщил Харри. — Она проверила отпечатки пальцев в телемагазине. Нет ни одного отчетливого, а владелец магазина ничего не помнит. — Жаль. Эуне говорит, в Швеции к забывчивым свидетелям применяют гипноз. Надо бы взять на вооружение. — Надо бы. — После обеда пришли интересные результаты от патологоанатомов о Камилле Луен. — Хм? — Оказывается, она была беременна. Второй месяц. Но никто из знакомых, кого мы допросили, не догадывается, от кого мог быть ребенок. Вряд ли это имеет отношение к убийству, но информация интересная. — Хм… Они постояли молча. Волер подошел к перилам, облокотился. — Харри, я знаю, что ты меня не любишь. Я и не прошу меня любить. Но раз уж мы работаем вместе, надо больше доверять друг другу, быть более открытыми… — Открытыми, говоришь? — Да. Удивлен? — Немного. Том Волер улыбнулся: — А ты попробуй. Что ты хотел бы знать обо мне? Спрашивай о чем угодно. Харри подумал, а потом сказал: — Хорошо. Я хотел бы знать, что заставляет твои шестеренки работать. — То есть? — То есть что заставляет тебя просыпаться утром и делать то, что ты делаешь? Зачем все это? Какая у тебя цель? — Я понял. — Теперь наступило время задуматься Тому. Он долго молчал, потом указал на краны. — Видишь их? Мой прапрадед приехал сюда из Шотландии. Всем его богатством были шесть сатерлендских овец и письмо из абердинского цеха каменщиков. Этого хватило, чтобы его приняли в цех в Осло. Он участвовал в строительстве домов вдоль Акерсельвы и восточнее — вдоль железной дороги. Они стоят до сих пор. Его дело продолжали дети. Потом — внуки. Так очередь дошла до моего отца. Прадед взял норвежскую фамилию, но, когда мы переехали в западную часть города, отец сменил ее на прежнюю — Волер. Wall — стена. Звучит, может, и не слишком гордо, но отец считал, что для будущего судьи она подходит больше, чем Андерсен. Харри с удивлением посмотрел на Волера: — Так ты собирался стать судьей? — Да, когда поступал на юридический, и стал бы, если бы не случай. — Какой случай? Волер пожал плечами: — Несчастный. На производстве. Отец погиб. И вот что странно: когда умирает отец, понимаешь, что дороги в жизни ты выбирал не для себя, а для него. И я понял, что с другими студентами на юридическом не имею ничего общего. Я был наивным идеалистом. Верил, что мы будем высоко нести знамя справедливости и создавать современное правовое государство. А выяснилось, что большинству просто нужна степень и место, на котором можно зарабатывать достаточно, чтобы нравиться девчонкам в Уллерне. А, да что я тебе говорю, ты ведь и сам учился на юриста… Харри кивнул. — Наверное, у меня это в крови, — сказал Волер. — Я всегда любил строить. Что-нибудь большое. Когда я был еще совсем маленьким, то строил из конструктора огромные замки — намного больше, чем у остальных детей. А на юридическом понял, что я другой, не такой, как эти людишки с мелкими мыслишками, и через два месяца после похорон пошел поступать в полицейскую академию. — И стал лучшим из выпуска, если верить слухам. — Одним из лучших. — Что же, в полиции у тебя получилось построить свой замок?