— Это я уже поняла, но раньше ты здесь не появлялся. — У меня возникли разногласия в моем постоянном ресторане касательно происшествия, случившегося на прошлой неделе. — Не пускают? — с хрипотцой рассмеялась она. Харри этот смех понравился. И она сама — тоже. Возможно, из-за макияжа и полумрака. Ну и что? Ему понравились глаза — живые, игривые. Детские и умные. Совсем как у Ракели. Но на этом сходство заканчивалось. У Ракели были узкие, чувственные губы. А широкий рот Вибекке казался еще больше от ярко-красной помады. Ракель одевалась элегантно и неброско, а стройностью немногим уступала балерине — ни единой складочки жира. Вибекке сегодня была в тигровом топике — столь же кричащем, как и леопардовый. Ракель ассоциировалась у Харри с притушенными тонами: темные глаза и волосы, загар. Вибекке выделялась в полумраке рыжими волосами и белой кожей. Особенно — кожей ног. — И что ты тут делаешь одна? — спросил он. Она пожала плечами и сделала глоток из стакана: — Андерс уехал, вернется только к вечеру. Я тут развлекаюсь. — И далеко он уехал? — В Европу или еще куда… Знаешь ведь, они никогда ничего не рассказывают. — А чем он занимается? — Продает утварь для церквей и молелен. Кафедры, запрестольные перегородки, кресты и прочее. Новые и бывшие в употреблении. — Надо же. И у него есть дела в Европе? — Когда какой-нибудь швейцарской церкви нужна новая кафедра, ее можно привезти из Олесунна, а старую отреставрировать и переправить в Стокгольм или Нарвик. Он постоянно в разъездах, проводит в них больше времени, чем дома. Особенно в последнее время. Собственно говоря, последний год. — Она затянулась сигаретой. — А сам он даже и не лютеранин. — Нет? Она покачала головой, выпуская густой дым из красных, покрытых мелкими морщинками губ, и подтвердила: — Его родители были пятидесятниками. Он вырос среди всего этого. Я была однажды на их «службе». Знаешь, стало жутковато, когда они начали бессвязно лопотать на несуществующем языке, называя это «глоссолалией».[11] А ты бывал? — Два раза, — ответил Харри. — В Филадельфийском приходе. — Обрел спасение души? — Увы, мне просто нужно было найти там свидетеля по одному делу. — Ну-ну, не обрел Христа, так хотя бы свидетеля. Харри пожал плечами: — Так и того нет: он там больше не появлялся, да и по указанным адресам я не смог его найти. А уж спасения души я точно не обрел. Харри допил пиво и подозвал бармена. Вибекке прикурила новую сигарету. — Я весь день пыталась к тебе дозвониться на работу. — Вот как? — Харри вспомнил пустой входящий звонок на автоответчике. — Да, но мне сообщили, что ты этим делом не занимаешься. — Если ты о деле Камиллы Луен, то так оно и есть. — Так что я поговорила с другим, который приходил на вызов. Симпатичный такой. — Том Волер? — Да. Рассказала ему кое-что про Камиллу. Тебе в прошлый раз не смогла. — Почему? — Потому что там был Андерс. — Она глубоко затянулась. — Он очень болезненно реагирует, если я говорю что-то порочащее Камиллу, просто в бешенство приходит. Хотя мы ее почти и не знали. — А зачем тебе ее порочить, если ты ее не знала? Вибекке пожала плечами: — Я так не думаю, это Андерс так считает. У него твердая позиция, что за всю жизнь женщина может заниматься сексом только с одним мужчиной. — Она ткнула окурок в пепельницу и добавила: — А лучше вообще ни с кем. — Значит, у Камиллы мужчин было больше, чем рекомендует Андерс? — Она обращалась к ним по имени. Имена были разные. — Откуда тебе это известно? Плохая звукоизоляция? — Нет, звукоизоляция между этажами прекрасная. Зимой вообще ничего не слышно, но летом, когда окна открыты… Знаешь, в таких дворах… — …все очень хорошо слышно. Знаю-знаю. — Именно. Андерс часто со злостью захлопывал окно спальни. А когда я говорила, что ей там, наверное, хорошо, уходил и ложился в гостиной. — Ты об этом хотела мне рассказать? — Да. И еще. Мне тут позвонили. Я поначалу решила, что это Андерс, но, когда он звонит, на заднем плане обычно слышится шум. Он ведь звонит с улицы, когда выезжает в Европу. Удивительно, что шум всегда совершенно одинаковый — как будто он всякий раз звонит из одного и того же места. Ну, неважно. А тут звук был другой. В другой раз я просто положила бы трубку и не вспомнила об этом, но после того, что случилось с Камиллой… Да и Андерс уехал… — Ну и? — Да нет, ничего страшного. — Она устало улыбнулась, и ее улыбка Харри тоже понравилась. — Кто-то просто дышал в трубку, но я испугалась. Потом решила позвонить тебе. Волер сказал, что этим займется, но номер, с которого звонили, разумеется, не определили. А убийцы, они ведь всегда возвращаются на место преступления, да? — Это в романах, — ответил Харри. — Я бы выбросил это из головы. Он покрутил бокал. Лекарство начинало действовать. — А ты и Андерс, случайно, не знакомы с Лисбет Барли? Вибекке высоко подняла накрашенные брови: — Это которая пропала? С какой стати?! — Да, действительно, с какой стати?.. — пробормотал Харри, не понимая, почему этот вопрос пришел ему в голову. Когда они вышли из «Андеруотера», было почти девять. Харри казалось, что он двигается по палубе корабля в шторм. — Я живу близко, чуть ниже по улице, — сообщил он. — Не хочешь… Вибекке чуть наклонила голову набок и улыбнулась. — Харри, не делай того, о чем будешь жалеть. — Жалеть? — Последние полчаса ты только и рассказывал что о своей Ракели. Уже забыл? — Я же сказал, что я ей не нужен. — Ну и я тебе не нужна. А нужна тебе твоя Ракель. Или другая Ракель. Она взяла его за плечо: — Может, на какую-то секунду я и подумала, что все могло бы быть иначе. Так ведь не иначе же. Да и Андерс скоро придет домой. Харри пожал плечами, покачнулся и сделал шаг в сторону. — Давай хоть до дома тебя провожу, — пробормотал он. — Харри! Тут пройти метров двести. — Справлюсь. Вибекке расхохоталась и взяла его под руку. Они медленно шли по Уллеволсвейен, мимо проезжали автомобили и пустые такси, а вечерний ветер целовал лица, как умеет целовать только в Осло и только в июле. Харри слушал ровное жужжание ее голоса и думал о том, что же сейчас делает Ракель. Они остановились перед черной железной дверью. — Спокойной ночи, Харри. — А… ты поедешь на лифте?