— Я… хочу, чтобы ты была рядом. Долго. Но я не хочу делать это шоу. Я хочу закончить. Ради нас, — я раскрыла рот. Он продолжал. — Ты говорила на днях, что шоу не навсегда, что будет что-то другое. Думаю, ты права. — И что мы будем делать? — Не знаю, малыш, — он сжал мое лицо большими ладонями. — Не знаю. Но мы разберемся. Вместе. У меня есть деньги. Я позабочусь о тебе — о нас — пока мы не поймем. Его слова окутали меня облегчением и тревогой. — Так это конец «Эксперимента в ужасе»? — Это должен быть последний эпизод, — заявил он. — И мы должны уйти громко. Но, да, это будет конец. Он отпустил мое лицо, тревожно прикусил губу, оценивая мою реакцию. — И? Что думаешь? Я не могу делать этот выбор сам. Конец звучал решительно. Я знала Декса из-за этого шоу. Я не знала, какими будут жизни без него. Неизвестность — с призраками или без — пугала. Он склонился, задел мои губы своими, и я вдохнула его знакомый запах мяты и Олд Спайса. — Это конец шоу, — прошептал он. — Это начало для нас. — Обещаешь? — проурчала я. — Не просто обещаю, — он поцеловал меня нежно, мой рот открылся, и наш поцелуй стал влажным и жарким, окутывая меня медом. Я придвинулась ближе, ладонь скользнула под его футболку, ощутила твердый живот. Но, к моему удивлению, он отпрянул, улыбнулся и убрал мои волосы за ухо. — Перри, — сказал он. Его глаза сияли от эмоций, дыхание было тяжелым. — Перри… я… Я была очарована им и не заметила подъехавшую машину. — Надеюсь, я не помешаю, — знакомый голос разрушил чары между мной и Дексом. Глаза Декса гневно вспыхнули. — Черт! — буркнул он под нос и пронзил нарушителя убивающим взглядом. Я посмотрела на Патрика Ротберна/Гэри Олдмена в «Приусе», машина гудела, рука свисала из окна. — Нет, — быстро сказала я, не дав Дексу сорваться. Не знаю, почему он так нервничал, но попадаться злому Дексу было опасно. Я сжала руку Декса и прошла к Олдмену. — Что вас вернуло? Он припарковался и поправил очки. — Я на обеде. Хотел рассказать о девочке с рисунка. Я проверил в музее. Я не уверен на 100 %, но думаю, что прав. Оны была дочерью одного из врачей. Он начал там работать, чтобы быть ближе к ней. Доктор Ридли. Его дочерью была Шона. Он умер на год раньше нее, и ее перевели на верхний этаж. — Как? — спросила я. — Он упал, — просто сказал он. — Может, суицид, может, потому что не мог найти лекарство, и она умирала. Не знаю. — Думаете, его вы видели тогда в халате? Он молчал, вытащил фотографию из папки на пассажирском сидении. — Я приехал показать это. Я забрала фотографию и рассмотрела. Там улыбались мужчина и его дочь. У мужчины были зализаны черные волосы, он был в нарядном костюме с карманными часами. Девочка была такой, как я видела, ее волосы были накручены, а платье словно сшили из металлических нитей. Рождественская ель на фоне относила фотографию к декарбю. Я перевернула ее и увидела надпись «Доктор Тимоти Ридли и его дочь Шона, допущены 15 мая 1933». — Завтра, но восемьдесят лет назад, — сказал Олдмен. — Я могу забрать? Я закивала и отдала ему фотографию. Мне она не была нужна. Он оглянулся на Декса. — Простите, что помешал. Я думал, что вы осматриваетесь. Не знаю, что будет означать завтра в большой схеме событий, но история умеет скрывать важные события. Он помахал на прощание, развернул машину и пропал за холмом. Я шумно выдохнула, напряжение сдавило плечи, я прошла к Дексу. — Это было странно, — сказала я, сунув руки в задние карманы джинсов. Декс смотрел хмуро ему вслед. — Как же он не вовремя. Я нахмурилась. — О чем ты? Он вздохнул и встал со стенки. — Не важно, малыш. Вернемся. — В школу? — спросила я, помня, почему мы уехали. Он кивнул, замер у дверцы и прикрыл глаза от солнца рукой. — Да. Если это конец шоу, то это последний эпизод. Нужно отнестись к этому серьезно, поработать на славу. И сказать Ребекке. — Думаешь, она разозлится? — спросила я, открывая дверцу и забираясь внутрь. — Она не будет рада, но поймет. Она давно говорила мне повзрослеть. Мы поехали к школе, и я спросила у него: — Ты ведь делаешь это не из-за меня? — Конец шоу? Конечно, да, — серьезно сказал он. — Ты — мой мир, Перри, и все. Для нас есть возможности куда больше. Что-то серьезное, нечто значимое, как ты говорила. Я так говорила, но не думала, что Декс слушал. Мне не нравилось, что шоу конец, потому что он боялся за меня, потому что я хотела большего. Я не хотела жить с этой виной. — Не вини себя, — он улыбнулся. — Я этого хочу. Я теперь я знаю, что и ты хочешь. Мне было не по себе. — Ты слышал мои мысли? Красивый дьявол не ответил, а лишь улыбнулся. — И я всегда тебя слушаю. Мы вернулись в школу, припарковали джип, и Ребекка пришла с поля, Джоди бежала за ней. — Перри! — воскликнула она, широко улыбаясь. — Дай увидеть! — Ты о чем? Она нахмурилась, посмотрела через мое плечо на Декса и быстро сжала мою руку. — Татуировку! — О, — я протянула неловко руку. Она схватила мое запястье и показала Джоди. — Вот, Джоди, это татуировка. Я говорила, что, кхм, у девочек они могут быть. Джоди посмотрела на Ребекку, словно у нее было две головы. — Ты теперь пойдешь в ад. — Ладно, — Декс обошел машину, подняв руки в воздух. — Хватит с адом, юная леди, — он присел, чтобы быть на ее уровне, и посмотрел ей в глаза. — Не важно, что сказала Шона, но про ад говорить невежливо. — А как говорить? — спросила она, глаза с любопытством сияли. Я видела, что Декс очаровал ее. Я не могла ее винить.