– А сейчас мы должны действовать с холодной головой. Постараемся получить аудиенцию у святого престола и императрицы и убедить их, что нужно объединиться, правильно? – сказал Марото. Совсем было поникшая лучшая сторона его натуры оттеснила в сторону эгоистичные соображения. Драть-передрать, он обязан попробовать. Марото и сам понимал, что это демон вины снова проснулся в душе, силясь проглотить его целиком, как прежде пытались другие монстры. Но что толку размышлять о том, кто может тебя съесть, или о том, кого можешь съесть ты? – Значит, хочешь добраться до ушей самых влиятельных людей в этой части Звезды? – спросила Бань. – Но ты так старался представить нас святому престолу как обыкновенных моряков, потерпевших кораблекрушение, что теперь они вряд ли проявят к нам интерес. Чтобы внедриться, нужно было убедить их в том, что мы глупы и безопасны, но «внедриться» не значит «получить приглашение к столу переговоров». – Не значит, – согласился Марото и ухватился потными ладонями за леер, разглядывая пугающий и прекрасный город, словно заполнивший собой весь остров. – Но когда начнем действовать, мне придется сыграть мою самую честолюбивую роль. – И кто бы это мог быть? – Бань смотрела, прикрывая рукой глаза от сияния, которое вот-вот должно было окружить голову Марото, принявшего героическую позу. – Тот, кто поставил на колени Багряную империю, а потом вернулся, чтобы бросить вызов королеве Индсорит. Тот, кто сто раз обманывал смерть и вел смертных вместе с монстрами в бой при таких мизерных шансах, что даже паша Дигглби не осмелился бы принять пари. Тот, кто первым попал в плен к армии Джекс-Тота и первым встретился с ее вождями, а потом был отпущен. Тот… – Это не роль, – сказала Бань, облизнув губы, как делал Марото, когда горячился. – Ты говоришь о себе. – Драть-передрать, вы совершенно правы, капитан, – ответил Марото с такой широкой улыбкой, что ее свет могли увидеть Пурна и Чхве, Дигглби и София, Мрачный и его дед и даже старая развалина Хортрэп, по какую бы сторону Изначальной Тьмы они сейчас ни находились. – Я готов признать, что лучше знаю, как разрушить мир, а не как спасти его, но тем и хороша сцена, что ветчина там развешена на многих крючках, и узнаешь, какой из них вкусней, пока все не перепробуешь. Глава 17 Имперский Медовый чертог мало отличался от тех, что бывают в саваннах, если не учитывать того, что на родине Мрачного он у каждого клана свой, а здесь, в Черной Моли, в него как будто набилась вся Багряная империя. В душном, прокуренном чертоге скопилось больше людей, чем набралось бы заслуживших имя охотников во всем клане Рогатых Волков. Но все же следовало отдать должное чужестранцам: многие из них, со сталью на поясе и шкурами на плечах, казались хладнокровными убийцами. Они не прятали свое оружие, и Лучшая еще сильней разозлилась на парня, которого звали Дигглби. Это он затащил ее сюда, причем настоял, чтобы она оставила копье в церкви, чтобы не нарушать, как он выразился, общественный договор… И тут она увидела, что ее сын явился со своим копьем. Ее раздражение росло вместе с окружавшим шумом, и, когда Мрачный снова куда-то ушел, не сказав матери ни слова, Лучшая решила, что с нее хватит. Крепкое пойло приглушило боль от ран, но при этом заострило колючки, что царапали ее смущенный дух. Идея вызвать демонов и пройти сквозь Изначальную Тьму определенно будет стоить Лучшей потери души, если не самой жизни, и предпочтительно потратить оставшееся у нее время, блуждая под звездами, а не сидя на заднице в этом адском чертоге. Когда прогуливаешься под открытым небом, молитвы получаются естественней. – Я ухожу, брат Рит, – сказала она монаху, приблизив губы к его уху. Монах вздрогнул, услышав ее голос, как делал всегда, даже до того, как ослеп. – Я должна исполнить приказ ядопрорицательницы и отца Турисы. Они поручили свершить правосудие над моими родственниками, но, чтобы узнать, каким должно быть это правосудие, мне придется отправиться на Джекс-Тот, к самому порогу Медового чертога Черной Старухи, и проверить правдивость слов моего сына. Либо вместо него говорит Обманщик, и тогда Мрачного следует убить, либо он говорит правду, и тогда, участвуя в его войне, я буду служить Падшей Матери. Но Неми Горькие Вздохи сказала, что ты решил не ходить с нами, а попросил отвезти тебя в Диадему… Так или нет? – Может… может быть, у Падшей Матери на меня другие планы? – пропищал монах. – В конце концов, все исполняется, и отец Туриса велел мне отправиться в Священный город… – Я же сказала, что приведу тебя туда, когда спасем Звезду от гибели, – напомнила Лучшая, на самом деле и не надеявшаяся, что разбудит в нем мужество и убедит участвовать в походе, но, как истинная цепистка, обязанная предоставить ему такую возможность. – Думаю, отец Туриса предпочел бы, чтобы ты боролся против Изначальной Тьмы, а не сбежал вместе с ведьмой. – Что бы ты ни думала, охотница Лучшая, я уверен, что он не одобрил бы вызов демонов, даже ради благой цели, – чуть ли не наставительно изрек брат Рит. – Падшая Матерь зовет меня в Диадему, и я обязан откликнуться на зов. Прежде он не говорил с Лучшей подобным тоном, и хотя она стремилась пробудить в нем вовсе не такую храбрость, это все же был достойный ответ. С другой стороны, раз уж имперский ржаногонь пробудил в Лучшей непривычную сентиментальность, он мог точно так же вселить и отвагу в душу монаха. Она согласно кивнула, но вспомнила, что собеседник ее не видит, и сказала: – Если вернешься в клан раньше, чем я, или если я не вернусь совсем… Увидев на его лице скептическое выражение, Лучшая умолкла. Она прекрасно понимала, что это должно означать. Так же выглядел Мрачный, когда она выслушала его песню и объявила, что если Звезду действительно окружили полчища монстров, то, разогнав их, сын сможет вернуться в клан. У Мрачного было в этот момент лицо человека, который никогда в жизни близко не подойдет ни к Мерзлым саваннам, ни к кому-либо из Рогатых Волков. – Ну, тогда удачной охоты тебе, брат Рит, – сказала она, потому что этого иноземного мальчишку, в отличие от ее собственного сына, несомненно, направляла рука Падшей Матери, и, стало быть, Лучшая не имела права в чем-то его упрекать. – И пусть надежная дорога приведет тебя к его груди. – Пускай небес надежный свод всегда покой твой бережет, – машинально ответил монах и кивнул, показав макушку с тонзурой. – И… удачной тебе охоты, Лучшая из клана Рогатых Волков. Подобные слова из уст монаха, даже такого, имели не меньше веса, чем благословение. Лучшая коротко попрощалась с Неми Горькие Вздохи и в самом разгаре долгого и совершенно ей ненужного прощания с чудаком Дигглби увидела поверх его сверкающего тюрбана, что Мрачный возвращается к столу. Словно напоровшись на ее взгляд, он неуклюже столкнулся с каким-то коротышкой, и тот у всех на глазах кинулся в драку. Похоже, Мрачный не ожидал, что может запросто получить удар в живот от человека вдвое ниже его ростом. И вместо того чтобы предпринять хоть что-нибудь, Мрачный только пялился на забияку, который вдруг истошно завопил, словно это он подвергся нападению. Окружающих, как бы сурово они ни выглядели, эти крики привели в замешательство, и никто не придумал ничего умней, чем опасливо попятиться. Никто, кроме Лучшей; она отреагировала мгновенно. Непорочный, которому она недавно отхватила руку, стоял рядом, держа копье Мрачного, и еще до того, как он заметил, что случилось с его возлюбленным, Лучшая отобрала у него оружие. Она бросилась вперед, нацелив копье в спину щуплого человечка, напавшего на Мрачного, но в этот момент ее простодушный сын наконец попытался защититься, как должен был поступить с самого начала. Он пнул коротышку коленом в грудь с такой силой, что тот отлетел назад, прямо на копье Лучшей, не добежавшей до места драки какую-то дюжину шагов. Оружие едва не вырвалось из ее рук, когда наконечник прошел сквозь ребра негодяя. Однако тот весил слишком мало, и Лучшая, приняв низкую стойку, сумела удержать древко. Насаженный на копье, словно на вертел, коротышка задергал ногами в воздухе, но Лучшая не отпускала его, пока не убедилась, что он больше не представляет опасности. – Нет! – вскричал Мрачный и двинулся к матери, шатаясь и держась окровавленной рукой за живот. – Нет, мама! Нет! Да, это так похоже на Мрачного – единственный раз за всю жизнь мать вступилась за него, а он еще и недоволен. Ох, как он плакал в свои пять лет из-за побоев Бычьей Погибели и Вихляя Криворукого. Он сдерживал слезы, пока эти двое издевались над ним, но потом, когда Лучшая вытаскивала каменные крошки из ссадин на его лице, рыдал не переставая и то и дело спрашивал, почему она стояла в стороне и спокойно смотрела на происходящее. Через год, когда Мрачный превратил Криворукого в Однорукого, Лучшая решила, что он теперь умеет постоять за себя, но, видимо, ошиблась… Что ж, по крайней мере, он вырос настолько, что больше не ждет от нее помощи. – Отпусти его, отпусти! – потребовал Мрачный. И она, заметив, что негодяй выронил нож, подчинилась, опустила обмякшее тело на пол, лицом вниз, и выдернула копье. Наконечник был идеально приспособлен, чтобы проскальзывать сквозь ребра без помех. Она улыбнулась, глядя, как кровь хлещет из раны. Ее отец, заключенный в этом копье, поработал на славу. – Дра-а-ать! Словно ополоумев, Мрачный отнял руку со своей раны, перевернул низкорослого мужчину на спину и приложил ладонь к дыре в его груди. Нет, не мужчину, а мальчишку – Лучшая поняла это, увидев, как пузырится на губах красная пена и глаза закатываются вглубь маленького черепа. Толпа рассерженно загудела, а Мрачный опять заревел, уже совсем без причины, – сам он был чуть ли не вдвое моложе этого мальчишки, когда отправился на войну и впервые пролил кровь врага в настоящем бою, а не в кабацкой драке. – Помогите кто-нибудь! – завывал Мрачный. – Неми! Неми, помоги ему! – Что за хрень вы тут устроили? – спросила у Лучшей крупная женщина в кольчуге, как будто охотница была в чем-то виновата. Оскорбленная этим вмешательством, Лучшая, не удостоив ее ответом, вытерла копье так резко, что брызги крови упали на дощатый пол рядом с сапогами женщины. – Я же отпустил тебя! – вопил Мрачный прямо в лицо мертвому мальчишке. – Отпустил! Я пришел сюда не за тобой! Не за тобой! Я отпустил тебя! Неужели ее сын настолько плохой охотник, что даже не может определить, когда жизнь покидает раненого? – Ты ловко обращаешься с копьем, кремнеземка, когда имеешь дело с детьми, а если противник окажется чуть покрупней? – сказала женщина в кольчуге, шагнув вперед и положив руку на навершие меча. Лучшая усмехнулась в ответ на этот глупый вопрос. Чем крупнее дичь, тем проще в нее попасть. – Мы все видели, что это была случайность, и к тому же мальчишка напал первым, – заявил смуглокожий чужеземец с татуированным лицом, вставая между двумя женщинами и протягивая раскрытые ладони в сторону каждой из них. – Ничего из этого дерьма мы не видели, ранипутриец, кроме того, что двое дикарей набросились на десятилетнего, – встрял в разговор седой мужчина, стоявший за спиной у женщины в кольчуге. Он уже держал в руке топор, и еще несколько увенчанных шлемами голов в толпе одобрительно кивнули. – Я пришел… не за тобой. Рука Мрачного соскользнула с раны мальчишки. Стоя на коленях, он поднес липкую от крови ладонь к лицу, словно в первый раз увидел ее. – Посмотрите на это и попробуйте только сказать, будто бы малый не сам напросился. Татуированный мужчина указал на живот Мрачного, и, похоже, его слова немного рассеяли напряженность. Из-под разрезанной рубахи Мрачного сочилась кровь, и Лучшая вдруг поняла, что рана намного серьезней, чем ей поначалу показалось. Она уже хотела опуститься на колени и помочь сыну, но тут его друзья пробились сквозь толпу и облепили Мрачного. Гын Джу бессвязно кричал, Пурна ругалась, Неми что-то бормотала под нос, а Дигглби сокрушенно всплескивал руками. Вся таверна собралась вокруг них, и рассерженных голосов становилось все больше – Лучшая заметно продвинулась в изучении багряноимперского языка с тех пор, как взвалила на свои плечи заботу о брате Рите, и ей очень не понравилось то, что удалось разобрать в этих выкриках. – Кто знает этого мальчика? – Что случилось? – Это убийство? – Кто прикончил мальчишку? Татуированный иноземец, тот самый, что вмешался в ссору, старался сохранять невозмутимость, но в голосе отчетливо прозвучало беспокойство. – Уносите своего друга отсюда, и побыстрей. – Его нельзя перемещать, – запротестовала Неми, разгибаясь после быстрого осмотра раны. Ее руки теперь были в крови, как и у Мрачного. Тот все еще стоял на коленях – казалось, вот-вот потеряет сознание. Губы шевелились в беззвучной молитве, остекленевшие глаза смотрели в пустоту. Дигглби и Пурна положили его на пол, а Гын Джу зажал рукой рану. Его серая маска была в красных пятнышках. – Можно или нельзя, но здесь слишком опасно, – прошипел иноземец, и его голос был едва различим в сердитом гомоне толпы. – Мои ребята помогут отнести его куда угодно, лишь бы подальше отсюда. – Я сбегаю за вардо, – сказала Ними, кивнув незнакомцу. – Лучше везти его в фургоне, а не нести на руках. Вытащите его на улицу, но не дальше. Если не закрыть рану, он умрет. – Поторопись! – крикнул Гын Джу петлявшей в толпе ведьме, как будто в понукании была необходимость. – Что случилось? – спросила Пурна, поднимая взгляд от пепельного лица сына Лучшей. – Что за хрень здесь произошла? Лучшая в ответ лишь покачала головой, сомневаясь, что правильно во всем разобралась. Копье в ее руке задрожало, как рамка лозоходца. Может, так и было на самом деле, только почуяло копье отнюдь не воду… Лучшая опустила взгляд и поняла, что это дрожит не оружие, а ее рука. Пурна задала очень важный вопрос – что случилось? Мрачный от одного удара ножом потерял больше крови, чем ей самой удалось выпустить из него за весь недавний поединок, и тонкие струйки все еще текут между пальцами Гын Джу. Вся таверна гудит, словно растревоженный улей ледяных пчел. Сын Лучшей может умереть прямо здесь из-за какой-то непонятной стычки. – Так ему, на хрен, и надо. Нечего было задирать мальчишку, – послышался голос из толпы. – Вот, значит, как все было? – Я видела! Он набросился на мальчишку, тот в ответ замахнулся ножом, а в это время вторая засранка ударила в спину. Кажется, это сказала та самая женщина, что первой раскрыла рот, а теперь затерялась в толпе. – И это сигнал для нас, – заявила Пурна, подхватывая Мрачного под мощное плечо. – Давай вынесем его отсюда как можно осторожней. Лучшая очнулась от оцепенения и подошла к Мрачному с другой стороны. Сын вырос таким большим, что тащить его вдвоем было нелегко. Но тут сквозь толпу, злобившуюся все сильней, протиснулся все тот же отзывчивый иноземец и позвал, обернувшись: – Эй, леопарды мои, все сюда! Тут для вас работка! В одно мгновение рук, которых прежде не хватало, сделалось слишком много, но, когда Мрачного наконец подняли, толпа и не подумала пропустить. – Неужели дадим им уйти просто так?