– Моего четвертого сына, принца Бён Гу, убила изменница Чи Хён Бонг с Хвабуна. Они были помолвлены. Она прислала мне его… – Его голову в ящике, завернутую в кобальтовое знамя, правильно? – подсказал Доминго, наслаждаясь тем, как медленно мертвеет лицо императрицы. Должно быть, то же самое испытывал брат Ван, когда наконец-то получил возможность рассказать о своем плане в том проклятом фургоне. – Я хотел, чтобы Отеан именно так и подумал, после того как поймал заморыша, прятавшегося вместе с телохранителями к югу от стены, которую вы возвели вокруг Линкенштерна. Он рассказал мне все, что знал, и, хочу добавить, рассказал охотно, а потом я убил его, стоявшего на коленях. Это случилось задолго до того, как мы догнали генерала Чи Хён. Я подумал, что заполучу свежий приток непорочновских сил для совместного нападения на кобальтовых, если появится такая необходимость. В отличие от вашего просвещенного народа, который скорее предпочел бы проиграть войну, чем объединиться с недостойной, как вы выразились, армией, мы, азгаротийцы, смотрим на такие вещи с практической стороны. – Это был приказ Чи Хён, – заявила императрица с верхней ступени своего дурацкого павильона, поднимаясь на нетвердые ноги. – Чи Хён Бонг приказала вам это сделать. – Вы затащили ее в Отеан, даже не догадываясь, что убийство принца – дело моих рук, – продолжал Доминго, упиваясь унижением императрицы перед всем ее двором. Неподвижные до сего момента люди в желтых одеждах и масках зашептались между собой, и даже их птица негодующе взъерошила перья. А Доминго заговорил громче, чтобы его услышал даже самый незначительный из придворных в самом дальнем ряду: – Никто об этом не знал – ни Чи Хён, ни присутствующая здесь Чхве, ни кто-либо другой из Кобальтового отряда. А вы, ваше изящество, погубили Чи Хён, ее семью и верноподданных жителей целого острова лишь потому, что не пожелали дождаться, когда обвиняемая, уже пребывая у вас в руках, ответит на вопросы в присутствии вашего демона. Если бы вы потратили немного времени на расследование, вместо того чтобы устраивать спектакль перед Вратами, то быстро выяснили бы, что она ни в чем не виновата. Вся ее семья не виновата. Никто не виноват, кроме меня. Разве не так, мерзкая уродина? Понимая, что надолго здесь не задержится, Доминго протянул руку к единорогу и погладил его чешуйчатую голову. Тот поначалу удивился не меньше, чем императрица – признанию, но быстро проникся симпатией к Доминго. Его довольное урчание почти заглушило тяжелые шаги за спиной, и полковник улыбнулся, услышав звон брони в тронном зале, где императрица привыкла чувствовать себя неуязвимой, а теперь была потрясена самым сокрушительным ударом – осознанием того, что ее высокомерие и сумасбродство обрекли на смерть тех, кто полностью ей доверял, тех, кого она поклялась защищать. – Мне очень жаль, что я не рассказал тебе раньше, – обратился Доминго ко все еще сидевшей на коленях Чхве, когда одетые в броню охранники окружили их, а потом в последний раз погладил урчавшего демона. – Но я не мог признаться, что сожалею о сделанном, особенно после того, как обрел здесь, в Отеане, настоящего друга. Доминго Хьортт все еще упивался своей последней победой, когда его кресло прокатили по терракотовой дорожке навстречу невольному воссоединению с Вратами, скрытыми в храме Пентаклей. Глава 21 В первый раз после побега через Врата Отеана Чи Хён выспалась по-настоящему. Она уже сомневалась, помнит ли ее тело, как спать не урывками, пробуждаясь от каждого звука, но это было просто превосходно. На всех лучах Звезды Изначальную Тьму часто называли источником снов или страной, куда отправляются спящие… Но похоже, эти люди провели не так уж много времени по другую сторону Врат, иначе они ни за что бы не поверили в такую нелепость. Одна мысль впилась в голову Чи Хён с мучительной ясностью: это место было слишком реальным. Все, что казалось чуждым и неправильным в тамошних ландшафтах и в их обитателях, было неправильно только для нее, это она была чужаком, а сам мир оставался таким же холодным и обыденным, как и тот, который ей пришлось покинуть. Поэтому, когда Чи Хён наконец выскользнула из глубокого забытья в нежный сон, не имеющий ничего общего ни с пыльными серыми пустынями, ни с ослепительно-яркими картинами, что переполняли ее демонский глаз, она испытала наслаждение, о котором, казалось, давным-давно позабыла. Когда Чи Хён очнулась, герцогиня Дин и граф Хассан, ожидавшие ее пробуждения в пустом полуразрушенном храме, спросили, не снились ли ей кошмары, потому что она плакала во сне. Чи Хён покачала головой и сказала, что это были слезы облегчения, поскольку ее сон сохранил краски утраченного мира. – Не все земли за пределами Звезды так же унылы, как эта, – произнесла Дин, с тоской глядя сквозь трещину в древней каменной крыше на неизменно серое небо. – И ваш завтрак это подтверждает. – Сасамасо подала Чи Хён помятую медную миску с яркими, как драгоценные камни, зернами, залитыми чем-то прозрачным и вязким, и с оловянной ложкой, воткнутой в эту гущу. – Съешьте, сколько сможете, генерал. Пища восстановит силы. Две пожилые женщины уселись на большую глыбу светлого мрамора, а Чи Хён медленно приподнялась на локте над своей бугристой постелью. Она лежала на сосновых лапах, и пряный запах хвои дразнил ноздри. Он напомнил о старике Безжалостном, как тот лежал на своих погребальных носилках в лагере у Языка Жаворонка. Сердце забилось быстрей при мысли, что она проснулась без оружия под рукой, но затем Чи Хён увидела свое снаряжение, сваленное в углу пыльной комнаты, и торчавшие из кучи эфесы мечей. Она прижала ладонь к лесной постели, почувствовала, как прогибаются ветки, как колются иглы, и к горлу подступил комок; ох и давно же она в последний раз видела незасохшее дерево и вдыхала аромат свежей зелени. – Сколько вы уже здесь? – спросила кавалересса Сасамасо, углядев нечто знакомое в выражении лица молодого генерала. – Два… два года, – ответила Чи Хён и теперь уже на самом деле разревелась, но не от жалости к себе, а из-за двух женщин, которые были так добры к ней. Эти женщины провели здесь десятки лет, но все равно заботятся о ней так, будто она пострадала больше всех. – Всего два года. – Всего! – Граф Хассан прошмыгнул под одеялом, заграждающим вход в комнату, неся в трясущихся руках бронзовый чайный сервиз. – Неудивительно, что вы так ужасно выглядите. – Хассан! – одернула его Дин. – Это правда. – Он поставил поднос с исходящим паром напитком на другую глыбу – их в помещении хватало. – И разве я не достаточно учтиво выразился? – Ты вообще не должен был ничего говорить. – Дин взяла у Сасамасо миску, которую Чи Хён уронила на пол, и снова поднесла генералу. – Съешьте еще немного. Даже вообразить не могу, как вы здесь жили, но сомневаюсь, что благополучно. – А мне и не нужно ничего воображать, – сказала Сасамасо. – Если помнишь, это я определила, что за запах исходит от ее сумок. Наш генерал питалась так же плохо, как и спала, и это просто подвиг. Удивляюсь, как она не отравилась, хоть и под защитой демона. – Мохнокрылка! – вскрикнула Чи Хён и резко села, чуть было не выбив миску с едой из рук Дин. Но тут же заметила, как совомышь шевельнулась под одеялом, а потом вскарабкалась по свежей рубашке, в которую переодели хозяйку. Мохнокрылка устроилась на ее груди и пощелкала клювом, словно пробуя на вкус давно забытое ощущение спокойствия и уюта. Взглянув на изможденные, но счастливые лица тех, кого она считала погибшими в сражении у Языка Жаворонка, Чи Хён спросила: – Но как вы сами выжили без помощи демонов? И как… как долго вы здесь находитесь? И почему так долго? – Эта страна – лишь одна из многих, генерал, и некоторые страны выглядят чуть ли не гостеприимно, – ответил Хассан, разливая горячий чай по металлическим чашечкам. – Я как раз об этом и рассказывала, когда вмешался граф, – проворчала Дин. – Мы оказались в другом месте, гостеприимном, а в эти мерзкие края пришли только ради вас. – Что же касается вашего появления перед нами в столь свежем виде, то у нас нет никаких объяснений, хотя это не идет вразрез с нашим опытом, – проговорила Сасамасо, принимая от Хассана чашку для генерала, которая все еще была занята едой. Зерна оказались такими кислыми, а сироп – таким сладким, что у Чи Хён едва зубы не свело, но язык наслаждался как никогда прежде. – С момента нашей последней встречи, генерал, мы прожили больше половины жизни и навидались таких чудес и кошмаров, что ваша неувядающая молодость кажется нам теперь второстепенным вопросом. – Возможно, все немного проще, – сказала Дин. – Мелой считает, это может означать… – Что бы там ни думала Ши, сейчас об этом говорить не стоит, – перебил ее Хассан и подул на чай. – Разве наша задача не в том, чтобы объяснить генералу постепенно, без лишних волнений, не обрушивая на нее все сразу? – Эти два года я боролась за выживание с самыми жуткими тварями, каких только можно себе представить, и даже с такими, которых представить нельзя, – проговорила Чи Хён, набив полный рот божественным завтраком. – Не беспокойтесь насчет детских рукавичек, я давно уже не ребенок, и со мной не нужно нянчиться. Я даже не надеялась понять, что происходит по эту сторону Врат, так что можно считать, мы уже продвинулись далеко вперед. Все трое принялись переглядываться, словно не могли решить, с чего начать, и тогда Чи Хён взяла инициативу в свои руки. Она дочиста облизала ложку и обменяла пустую миску на чашку с чаем, что держала в руке Сасамасо. – Давайте с самого начала. С битвы у Языка Жаворонка. Что случилось потом, как вы оказались здесь? – У нас нет на это времени, – заявил Хассан, и остальные согласно закивали. – Это очень-очень долгая история, и вам лучше, чем кому-либо еще, известно, насколько опасны эти места. Пока мы не окажемся в более спокойной обстановке, лучше сосредоточиться на неотложных вопросах. – У меня есть только один неотложный вопрос: все происходит на самом деле или в каком-нибудь драном аду, специально созданном для самых тупых грешников, не способных даже понять, что они уже умерли? – Чи Хён вдохнула аромат чая. Сначала она решила, что он слабый и недостаточно чистый, а потом от травяных ароматов восхитительно закружилась голова. – Но ведь это не так, да? Мы все еще живы? – Да, мы все еще живы, – подтвердила Дин. – То есть те из нас, кто уцелел во время перехода и не умер после. Не все, кто пришел сюда после событий у Языка Жаворонка, остались с нами. – Всего несколько сот солдат, не больше, – уточнила Сасамасо, пряча грязную миску и ложку в висевший на ее плече мешок. – Некоторые обзавелись здесь семьями, выросло новое поколение, а теперь и внуки появились… Но мало кто достиг совершеннолетия. Большинство наших солдат – новобранцы, которых мы нашли на этой стороне. – Постойте, постойте! Несколько сот солдат? – Чи Хён пролила чай себе на руки, но это была приятная боль по сравнению с тем, что ей приходилось испытывать прежде, и Мохнокрылка вздрогнула от непривычного ощущения. – Новое поколение? Новобранцы? – Он велел объяснить постепенно и без волнений! – фыркнул Хассан. – Как будто наш генерал хоть раз что-то сделала без волнений и постепенно. – Значит, вас больше чем четверо. – В груди у Чи Хён растеклось тепло. После всего пережитого известие, что столкновение с Пятнадцатым полком в то злополучное утро не обрекло ее пропавших солдат на неминуемую гибель, превратило эту преисподнюю почти что в рай. – Врата открылись, вы упали в них и оказались где-то еще, в месте, похожем на это, и там встретились с другими выжившими кобальтовыми и имперцами, вроде нашей подруги Ши. А потом нашли каких-то других людей. Я правильно поняла в общих чертах? – Я войду? – донесся из-за прикрывавшего вход одеяла голос азгаротийского капитана. – Простите, вы меня звали? – Если хочешь подслушать, прихвати свой слуховой рожок, – улыбнулась ей Дин. – Генерал как раз пыталась разобраться в общих чертах. – Общие черты могут принять любую форму, какую она захочет, – заметила Сасамасо. – Ты же слышала, наш генерал не нуждается в детских варежках, ей нужны латные рукавицы, чтобы держать поводья. Она готова. – Но она не может даже стоять на ногах, – запротестовал Хассан. – Мой опыт подсказывает: это не обязательно для того, чтобы отдавать приказания, – возразила Ши. – Ну хорошо, хорошо, убедили, – сказала Чи Хён, снова ложась на удобную постель, и закрыла правый глаз, в то время как левый настойчиво требовал освобождения. К счастью, когда друзья почистили ее и переодели в свежую рубашку, они не сняли с глаза защитную повязку. – Дайте мне еще немного времени. Совсем чуть-чуть. – Сколько угодно, генерал! – Но как можно меньше. – Ши! – До кобальтовых далеко, и она в нелучшей форме, ты сама понимаешь! – Кобальтовые… – выдохнула Чи Хён с закрытыми глазами и погладила Мохнокрылку, прислушиваясь к убаюкивающей перебранке капитанов. Она совсем обессилела, нужно немного вздремнуть, пока есть возможность… Но через мгновение она резко села и открыла правый глаз. – Кобальтовые! Они в плену у императрицы Рюки. Я сбежала от нее через Врата Отеана, но, похоже, только я одна. – Пришло время послушать ее песню, – сказала Ши и склонилась к постели Чи Хён. – Сколько солдат Пятнадцатого полка уцелело в битве у Языка Жаворонка? Я знаю, что бо?льшая часть провалилась вместе с нами, но… – Не сейчас, Ши! Разве не видишь, в каком она состоянии? – осадил ее Хассан, и Чи Хён вынуждена была признаться себе, что состояние у нее и в самом деле неважное. Недавнее ликование сменилось паникой, когтями вцепившейся в сердце. У Чи Хён зубы стучали в такт клюву Мохнокрылки, когда она оглядывала этих говорящих призраков, или порождений ее бредового сна, или кого-то еще в том же роде. Она в аду, и ее окружают духи – это единственное объяснение происходящему. – Ши говорила не о ваших кобальтовых, генерал… то есть не о тех кобальтовых, – объяснила Сасамасо. – Она говорила о наших кобальтовых. О тех, кто прошел с нами сквозь Врата, и о имперских солдатах, что объединились с нами, а еще о тех, кого мы приняли к себе здесь. Приблизительно три тысячи человек, и все они ждут возвращения своего генерала. – Было предсказано, что вы пройдете здесь, и мы вызвались встретить вас, – сказала Дин, имевшая сейчас лишь отдаленное сходство с прежней сумасбродной особой. – И теперь, когда вы пришли, мы должны вернуться, чтобы он увиделся с вами, а все остальные убедились в его правоте. – Подождите, а как вы узнали, где меня ждать? – От всех этих голосов, мечущихся по тесной комнате, сердце Чи Хён после долгого одиночества и тишины забилось вдвое чаще. – С чего вообще вы взяли, что должны встретить меня? Кто все это предсказал, кто должен увидеться со мной? – Оракул, – ответила Ши. – Он предсказал, что вы придете, и раз это случилось, значит все остальное тоже может быть правдой. – Оракулы, предсказания… – Чи Хён невольно посочувствовала человеку, который внушил этим отчаявшимся старикам, будто от нее можно получить какую-то помощь, а не новые проблемы. – Ну хорошо, граф Хассан, я теперь в порядке и в полном спокойствии – рассказывайте, в чем заключалось это предсказание. Что я проведу вас через новые Врата, а потом? – А потом вы доставите нас на Звезду, – ответила Сасамасо, и по разгоряченному лицу кремнеземки Чи Хён поняла, что та не просто верила в предсказание, а много лет ждала, когда оно свершится. Такие лица бывают у набожных цепистов или приверженцев других религий. – Мы возродили Кобальтовый отряд и подготовились к вашему появлению. Мы обучили солдат, добыли оружие и теперь ждем приказа. – Когда Звезду накроет тень Изначальной Тьмы, вы проведете нас домой, – сказал Хассан. – Чтобы защитить нашу страну. – Но сначала оружие, – прошептала Дин. – Сначала вы должны добыть оружие, которым спасете Звезду. Чи Хён пыталась сдержать ухмылку, потом пыталась сдержать смех, но ничего не вышло, и в конце концов она рассмеялась прямо в лицо старым безумцам. Либо они совсем потеряли рассудок, либо это она сошла с ума. Чи Хён Бонг, избранная спасительницей Звезды! Когда-то она сама в это верила, но на самом деле оставалась избалованной соплячкой, и последние два года раскрыли ей глаза на то, какой наивной она была. Она смеялась и смеялась, а четверо старых чудаков смотрели на нее с очень серьезным видом и говорили о ней так, как будто ее здесь не было, пока кто-то из них не произнес имя, от которого голова Чи Хён зазвенела, словно колокол от удара молотом. – Что вы сказали?