– Не сработает. Все здесь знают, что это неправда. – Прислуга получит от меня руководство к действиям. – Дело не только в прислуге. Все, кто посещал вечеринку, знают, что я работала служанкой, до того как леди Ребекка наняла меня в качестве своей компаньонки. – Дорогая, я герцог Элдриджский. Никто из тех, кто посещал вечеринку, не осмелится усомниться в моих словах. Она подняла брови. – У вас что, правда есть такая власть? Кендра знала, что герцог находился в верхних эшелонах этого мира титулов и привилегий, мало кто хотел бы получить такого врага. Но все же ей было сложно поверить в то, что он мог просто переписать историю, выставив другую ее версию. Но опять же, в ее эпоху так тоже постоянно поступают, подумала она. Это называется связи с общественностью. Подтасовка. Герцог улыбался. – Скажем так, я могу усложнить жизнь любому, кто осмелится оспорить мое требование. Не беспокойтесь, моя дорогая. Это просто формальность. Я не хочу, чтобы о вас сплетничали, пока вы живете под моей крышей. Кендра знала, что все равно было уже слишком поздно. Слуги сплетничали о ней с того самого момента, как она здесь оказалась. Но тут она подумала о чем-то – точнее, о ком-то – другом. – Не слуг вам придется убеждать. Леди Этвуд будет совсем не по душе ваша затея. – Чепуха! Моей сестре она не только будет по душе, она ее одобрит, – сказал он уверенно. – Если есть что-то, что Кейро делает лучше остальных, так это соблюдение приличий. * * * У графини были те же серо-голубые глаза и светлые волосы, как и у ее брата. Теперь, однако, когда им обоим было за пятьдесят, волосы приобрели серебряный блеск. И, в случае герцога, сильно поредели на макушке. – Это сумасшествие, Элдридж. – Кейро, прояви благоразумие… – Благоразумие? Как, скажи на милость, твою идею с опекунством Кендры Донован можно называть благоразумной? Хватило того, что леди Ребекка наняла ее своей компаньонкой! Какого черта леди Ребекка не забрала тогда эту особу с собой, когда уехала домой? Кендра сжала губы, чтобы сдержать выпад в свою собственную защиту. Леди Этвуд раздраженно шагала кругами по ковру в кабинете, она не хотела и слушать о решении герцога. Одно то, что она произнесла слово «черт», показывало степень ее страданий – в эту эпоху это было вульгарное ругательство, которое никогда бы не сорвалось с губ леди и не произносилось в присутствии леди. – Она тебя околдовала, Элдридж, как такое вообще могло прийти тебе в голову… да ты просто спятил! – Леди Этвуд продолжила в гневе дальше: – Подумай о своем титуле, нашей семейной родословной! – Моя дорогая… Графиня развернулась и прожгла Кендру взглядом. – Мисс Донован, пришло время говорить начистоту. Скажите на милость, как вы внушили эту возмутительную мысль моему брату? Герцог вздохнул. – Это моя идея, Кейро. – Говорю же, она опутала тебя каким-то заклинанием. – Не говори глупости. Не существует таких вещей, как заклинания или что-то в этом духе. Присутствие мисс Донован в замке обязательно вызовет сплетни. Эта мера должна остановить любые злобные россказни, пока не поздно. – Того же можно достигнуть, просто прогнав ее. Отправь ее в одно из твоих владений. Или снова найми ее служанкой. – Мне нужна помощь мисс Донован в лаборатории, и я не хочу, чтобы при этом подорвалась ее репутация. Все, довольно дискуссий. – Редкая стальная нотка обнаружилась в голосе герцога, напомнив Кендре снова о силе, которую он старательно скрывал. – Я принял решение. Леди Этвуд бросила еще один испепеляющий взгляд на Кендру. Затем она тяжело вздохнула. – Ты всегда был эксцентричен, Берти. – А ты, как всегда, снисходительна. Графиня пропустила мимо ушей этот сарказм. – Если ты настаиваешь на том, чтобы сделать эту… эту американку членом нашей семьи, я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь. Это заставило Кендру нарушить молчание. – Что вы имеете в виду? – Что я имею в виду, мисс Донован, так это то, что я больше не могу игнорировать ваше шокирующее незнание светских манер. Я отдам должное своей семье, придав вам городской блеск. Буду очищать вас, пока не засверкаете. Вы умеете вообще танцевать? Не помню, чтобы вы выходили танцевать на приеме. Кендра подумала о замысловатых движениях, требующихся от танцоров в эту эпоху, об элегантных конфигурациях, поклонах и реверансах. – Нет, но… – Тогда вас нужно научить. Я найму вам танцмейстера. – О боже… – И положим вашему богохульству конец прямо сейчас. Не думайте, что я не заметила, как вы выражаетесь, – ваше откровенное отсутствие благолепия! – Я не Элиза Дулитл, – гневно заметила Кендра, отчаянно посмотрев на герцога. Но он на нее не смотрел, он снова с ненормальным интересом изучал свою трубку. Паника заставила ее сердце бешено биться. Она отказывалась, полностью отказывалась, чтобы из нее лепили, формировали, выдавливали или выбивали кого-то, кем она быть не хотела. Боже, разве она не проходила все то же самое со своими родителями? Доктор Карл Донован и доктор Элеанор Янке по большей части зачали ее только для того, чтобы совершенствовать собственную философию позитивной евгеники. Первые четырнадцать лет ее жизни представляли собой тщательно продуманную систему обучения, образования и тестирования. У нее была отличная память, не совсем эйдетическая, но близкая к ней, которая позволяла ей показывать хорошие результаты во время тестов, но ей немного не хватало до уровня гениальности, к которому стремились ее родители. Она сумела поступить в колледж в четырнадцать, но во время одного из редких приступов смелости она сказала родителям, что хочет больше независимости и возможности преследовать свои собственные интересы, а не идти по заготовленной ими узкой дорожке. Она не ожидала, что в ответ они отрекутся от нее и исчезнут из ее жизни. Воспоминание того, как просто они ее бросили, до сих пор заставляло сжиматься ее желудок. Это было хорошее напоминание, что полагаться она могла только на себя. – Кто такая, скажите на милость, Элиза Дулитл? – Леди Этвуд посмотрела на нее с подозрением. – Какая-то американка? Кендра в отчаянии ущипнула себя за переносицу. Она никак не могла объяснить, что Элиза Дулитл – это персонаж пьесы, которая будет написана почти что через сто лет. – Я не хочу здесь находиться, – пробормотала она, больше себе, чем кому бы то ни было еще. – Берти, эта особа хочет вернуться в Америку, – сказала графиня. – Забронируй ей проезд на одном из твоих кораблей, и забудем про это сумасшествие. – Кейро… Элдридж не договорил, он испытал облегчение, когда дверь открылась и дворецкий Хардинг приблизился к нему с достоинством, держа в руке серебряный поднос, на котором был один лишь конверт. – Простите, ваша светлость, но это письмо было доставлено в срочном порядке, – сказал он. – Спасибо, Хардинг. – Элдридж взял конверт кремового цвета. Задумчиво нахмурившись, он сломал красную печать, когда слуга кратко поклонился и покинул кабинет так же тихо, как вошел. – Боже праведный. – Элдридж немного выпрямился, пробегаясь глазами по письму снова и снова. – Что такое, Берти? – спросила его сестра. Он поднял на них взгляд, в котором читался ужас. – Нам нужно срочно ехать в Лондон. – Что? Почему? Что случилось? – спросила Кендра, сделав шаг в его сторону. – Прошлой ночью убили леди Довер. Графиня сжала руками горло. – Боже мой. Как это? – Не сказано. Его сестра нахмурила свои тонкие брови, растерянно уставившись на него. – Это, конечно, ужасно… но как это связано с тобой, Берти? Ты ведь едва ее знал. – Я не знал, да. – Он остановился, его взгляд встретился со взглядом Кендры. – Но Алек знал… и его обвинили в убийстве.