Командир переглянулся со своими бойцами и собрав документы в стопку сделал в нашем направлении пять шагов. Держа документы в левой руке, он нагнулся вроде бы желая положить их на дорогу и тут же резко дернул правой рукой, желая ухватить висящий на плече автомат. Схватить автомат ему удалось, а вот палец у него на курок не попал, соскользнул. Я толкнула девчонок к кювету и упав на одно колено выхватила засунутый на спине за ремень Вальтер. Двое рядовых за спиной перехватывающего автомат командира подняли своё оружие и стараясь прижать огнём упавших в кювет моих подруг пустили вдоль дороги по порядочной струе пуль. Им меня закрывал тот, что вышел вперёд, ну а я не стала раздумывать. Вальтер сработал четыре раза, и их главный рухнул на дорогу. Хрен знает, куда я там ему попала, главное он упал и более не шевелился. Тут же рухнули и остальные. Это уже в них попали пули из карабинов страховавших меня девочек. – Девчата, – скомандовала я поднимаясь с колена. – Двое стоят, охраняют, двое собирают оружие. Этого переверните, аккуратно! Ух ты! Живой гад. Вот ведь зараза, попала всего один раз из четырёх выстрелов. И то в ногу. Впрочем, это даже хорошо, не сбежит. Марина у нас в палатке была верёвка, принеси и вяжи его, а я подстрахую. Мы перетянули верёвкой раненому немцу ногу и оттащив в сторону привязали к дереву. Потом я стала порошить вещь мешки немцев. – Варя, вот что, там у меня в палатке лежат два сломанных ППД что были в машине. Делаем обмен, целые диверсантов и патроны берём себе, сломанные отдадит в особый отдел. До кучи парабеллум и патроны тоже заберём. Одежда их она нам ни к чему, а вот консервы берём, в особом отделе немца накормят. Рация. Прямо и не знаю, ну очень хочется забрать. Случись что, была бы возможность пообщаться с начальством. А с другой стороны, ведь заберут и будут правы. Ладно, может ещё повезёт, и разживёмся другой рацией. – Виталия, там колонна идёт. Останавливаем? – Конечно же останавливаем, нафиг нам тут немцы! Я быстро нашла начальника колонны, тот своего особиста, и уже через пару минут бойцы утащили тела мёртвых немцев и раненого куда-то в хвост колонны. Нам выдали справку-расписку, что диверсанты приняты и колонна ушла дальше. Вечером я собрала всех у палатки и впервые открыла заначку, фляжку со спиртом. Налив всем по колпачку высказала тост. – Ну девочки, на нас, за нашу удачу и за жизнь, которую мы сегодня не дали у себя отобрать! Теперь вы поняли почему вас дергала и тренировала? Растеряйся мы и подпусти этих уродов ближе, лежали бы сейчас там, за кустами. Возможно в добавок снасилованые и мёртвые. Решительнее надо быть, шустрее! Кто неповоротлив, имеет шанс погибнуть быстрее. За вас мои дорогие! И наплевать что мы женщины, мы тоже можем воевать и бить врага. А любовь она будет, каждая из нас встретит свою. И лучше если это будет после войны, хотя если через законный брак, то можно и сегодня. Марина и ты Тоня, вы пока не выстрелили. Но это ладно. Ваша очередь придёт, и я верю, вы не подведёте. Человека убить не каждый может, но фашисты не люди. Их надо успеть убить до того как этот гад руки поднимет, мол сдаюсь. К чертям собачим! За жизнь! Мы ещё немного посидели, и я ушла на пост, позволив своему войску отдохнуть. Ночь длинная, дорога не спит, и моё место там, тем более было о чем подумать. Глава 5 Виталия стояла на дороге, машинально проверяла чьи-то документы, показывала дорогу, объясняла, как добраться до нужного пункта и думала про себя. Про себя и про мужчин. Вернее про одного. Про Аркадия. Аркадий в её жизни появился недавно, он получил ранение, слегка охромел, но после госпиталя сумел получить направление в службу регулировщиков. Его назначили дежурным, объезжающим дорожные посты. Он привозил продукты, забирал дневники ведения службы, ненадолго подменял выбывших девушек. Недавно он заменял одну из подруг Виталии, Старалась она воспитывать и учить своих подопечных, но разве женские гормоны в узде удержишь. И главное кто залетел, ну добро бы Антонина со своей миниатюрностью и силой цыплёнка, так нет же, залетела их дылда Маринка. Догулялась по лесу с танкистами, и связистами. Подошла и призналась, срок три месяца. И куда её? Делать нечего, написала рапорт и полетела та сизой голубицею домой. На Урал. Рожать. Блин и укорять девку в промахе не хотелось, совсем. По идее это же счастье, вечное и женское, родить ребёнка. После настолько близкого общения с девочками и услышав кучу их рассказов и мыслей про то чего им девочкам хочется, Виталия вдруг поняла, что она вроде бы и такая же, как и они, а всё равно счастье испытать материнство ей не придётся. Никогда! И вот тут появился в её жизни Аркадий. Парень чуть выше её, со светлыми соломенными волосами, чуть конопатый. Ладный, усатый, с умелыми руками, всегда готовый подставить плечо. А как он посмотрел её в глаза, когда им под новый год удалось достать патефон на один вечер? Он подошёл к ней и протянув руку спросил, не научит ли она его танцевать? И она, ещё минуту назад сидевшая и наблюдавшая как танцуют подруги, но сама не собиравшаяся танцевать, смутилась, встала и одёрнув подол юбки вышла в круг. И не хотела, а вышла. Пластинка была одна, по окончании мелодии её просто переворачивали и снова танцевали и танцевали, под «Утомлённое солнце» и «В парке Чаир». Аркадий обнял её за талию обеими руками, она положила свои ему на плечи, и их глаза один раз встретившись, уже больше не смотрели по сторонам. Почему, она и сама не понимала. Казалось бы. Зачем ей всё это? Но, будучи в новой ипостаси столько времени, ей давно хотелось расслабиться, иметь рядом того, кто может быть другом. Между прочим, её выпившее сознание отметило, что мужские руки ни разу не соскользнули ниже её ремня, что говорило о порядочности. А потому, потом когда вечеринка закончилась и все разошлись, кто с кем по разным местам для уединения, она задержалась. Остался и Аркадий. Патефон умолк, в доме наступала тишина, в которой не было слышно даже ходиков. Аркадий молча приблизил своё лицо к лицу Виталии и спросил. – Можно я тебя поцелую? Пожалуйста. И она кивнула. Ей было хорошо, да она чувствовала на себе чужие мужские руки, но в их объятиях ей было спокойно и частью даже приятно. Аркадий чуть потянул её за волосы назад, она запрокинула голову и его губы коснулись её губ. Гм, а ничего неприятного от мужского поцелуя она не почувствовала. Или уже не должна была? Неужели её естество настолько приняло женский образ? Получается, подобные действия мужчины в её отношении, теперь будут восприниматься как естественные? В голове чуть гудел выпитый спирт, и где-то там внутри само её естество вдруг согласилось на всё, что может произойти дальше. Пусть всё идёт как идёт. И теперь уже она сама прильнула к мужским губам…. Виталия открыла глаза, за окном поднималось утреннее солнце. Да уж, заспалась. Оп-па, а это же не их платка. Она попыталась повернуться, чтобы встать, и вдруг поняла, что в постели она вовсе не одна. Уй-ю-юй. Что это было с ней ночью? Она поднялась, и рассмотрела лежавшего рядом мужчину. А он похоже голый! Она сразу осмотрела себя. Блин, слава богу, ничего не было. Юбка, чулки и трусы на ней, А вот гимнастёрка, нижняя рубаха и лифчик лежат на полу. До последнего бастиона Аркадий похоже так и не добрался. Хотя желание наверно было. Груди отдавали лёгкой болью, похоже, что помяли их его руки не мало. Виталия достала из кармана гимнастёрки зеркальце. Прическа, прямо как у бабы Яги после шабаша, ой, а это что? Чуть выше левой груди, да и под правой тоже виднелось по тёмному пятну. Н-да, похоже Аркаша постарался облабызать всю её верхнюю часть. Так и какие выводы можно сделать? Ответь-ка дамочка сама себе. Тебе было приятно? Только честно, без выкрутасов. Честно? А, сгорел сарай, гори и хата! Да, тебе было хорошо. Даже внутреннее ощущение качественно перешло из категории – так себе, в прекрасное. Вот и сбывается слова баб про то что, если отдаться мужчине, то внутренний женский настрой всегда от стервозного переходит в положительный. Спасть с мужчиной правильно и полезно. Дура! Да чего ты так додумаешься, тебе же более просто нечего Аркадию предложить. Раз потискает, другой, а потом ему всю тебя подавай. Понимаешь дурында, всю! Так что пока есть возможность, одевайся и дуй домой, на пост. А если придёт и потребует продолжения? Ну? Можно будет сказать что, да мол было что-то, но на этом твой праздник и кончился. Вот закончится война, там видно будет, а пока фиг тебе, а не я. А коли твоему коню не терпится, так вон у нас на постах девушек море. Значит, пока Аркаша спит, что? Ноги в руки и бегом из этого места. Была бы девкой точно бы залетела…. Ева Васильевна пришла домой, положила на тумбочку свой портфель полный тетрадей, скинула ботинки и одев тапочки прошла в комнату. Сняла блузку, юбку, чулки. Надо полежать хоть пол часа. Она одела халат и подвязавшись задумалась. Сразу поесть или после проверки тетрадей, спросила она сама себя. Есть пока не хотелось. Всё таки постой-ка на ногах две учебные смены, устанешь как лошадь. Учителей не хватало, и нагрузка падала на женские плечи и ноги оставшегося в малом числе учительского состава. Она прилегла на кровать и прикрыла глаза. Сволочь эта война. Ведь жили они с мужем и сыном счастливо и хорошо. И вот на тебе. Муж после ранения побыл дома две недели и снова отправился на фронт. Хорошо хоть пишет и письма доходят, а вот от Виталия … Виталии только два в начале и было. Жива ли, здорова? Как там ей удаётся служить среди женщин? Не разоблачил никто? Мыслей много, сомнений куча, а ответов нет. Как он-она там? Сердце изболелось. Ну, хоть бы одну строчку дочка прислала. В дверь позвонили. Кому бы это появилось до меня дело? На пороге стояла почтальонка узбечка Фатьма. – Письмо тебе пришло учительша, толстое, еще довоенное. Получи. Может, что хорошее пишут. Ева Васильевна дрожащей рукой приняла конверт, поблагодарила и закрыла дверь. Действительно, конверт, не треугольник как принято сегодня. Такие конверты, три штуки она тогда вложила в мешок Виталии. Неужели от неё. Слёзы не дали прочесть обратный адрес. Нет, надо успокоиться и найти очки. И присесть под лампой. Сейчас она начнёт читать …. «Здравствуй милая мамочка. Пишет тебе твоя дочь Виталия. Вот уже и май наступил. Это письмо я писала почти три месяца. Много чего произошло в моей жизни. Я недавно была награждена медалью «За отвагу». Знала бы ты мамочка, как я трусила, когда вышла против немецких диверсантов. Но мы с девочками победили, и даже одного взяли в плен. Вот. Я по-прежнему служу в дорожной службе, всем довольна. И обута, и одета, с едой тоже нормально, проблем нет. Где мы сейчас по понятным причинам назвать не могу. Да это и не важно. Письма твои наверно до меня не доходят, что сделаешь, нас постоянно переводят с места на место. Мамочка я так соскучилась по тебе и папе. Кстати как он? Наверно после выздоровления опять на фронте, надеюсь, пишет тебе чаще, чем я. Наш женский коллектив постепенно меняется. Кто выбывает по ранению, а кто и по залёту. Увы, но такое у нас тоже не редкость. Но две девушки, с которыми я начала службу постоянно со мной. Недавно мы стояли в городе, рядом оказалась фотографическое ателье, мы с ними зашли и сфотографировались. Я оставила фотографу это письмо и попросила вложить наше фото в конверт. Он ещё довоенный и фото, вложенное внутрь письма с кардонкой не должно помяться. Как ты там, моя родная, как тебе без нас живётся? Наверно пришлось вернуться на работу в школу? Я помню тебя стоящую среди учеников. Нет войны, вокруг детские лица, люди улыбаются. Какое это было прекрасное время. Моя служба не даёт мне прямой возможности убивать врагов, но деяния этих хозяев жизни я видела. И если судьба снова сведёт меня с ними, моя рука не дрогнет. Их надо уничтожать, как заразу! Ты пиши мне. Вдруг да дойдёт до меня твоя весточка, я на это надеюсь. Если будет возможность поцелуй от меня папу. Он самый лучший отец на свете. Он принял мою беду и позволил мне быть счастливой, а это очень дорогого стоит. Целую вас всех, не болейте. P.S. Пишу отдельно, лично для тебя. Мам, твои слова о том, что у меня могут быть сложности с мужчинами, увы, сбылись. Хотя как сказать сбылись. Я встретила одного человека, и он мне понравился. Я не знаю, как правильно описать тебе своё состояние, но мне с ним хорошо. Что ещё? Мам он обыкновенный, простой и ему от меня как от девушки хотелось бы получить, так сказать всё. А я не решаюсь на такое. Мама я с ним … целовалась. И при этом не скажу, что мне это было неприятно. Вру! Было мне приятно, было! Приятно и хорошо. До самого большого мы с ним, конечно же не дошли, но я позволила ему раздеть меня до пояса. Это неправильно? Его руки трогали и гладили меня меня, и моё тело просто таяло от нахлынувших чувств. Как, по-твоему, это так и должно быть или я обманываюсь, вернее, хочу обмануться. Я не могу назвать это любовью, мозг он конечно как в тумане, когда я с ним, но что-то внутри меня кричит, что это не верно, он не тот мужчина кого бы мне хотелось видеть рядом всю свою жизнь. Я в растерянности мам. Посоветуй, как мне поступить.» Виталия жива! Жива и здорова. Это главное. И среди своего женского коллектива адаптировалась. Её приняли за свою и доверяют. Это ли не счастье? И даже в штанах и сапогах теперь она для всех просто девушка. Мать всмотрелась в фото. Похудела, постройнела, талия стала тоньше, да и грудь явно увеличилась и теперь уже ничто не показывает, что это бывший мальчик. Да был сын. Стал дочерью, но любить её от этого она не перестала. Это её ребёнок, с которым когда-то случилась беда. Юноша стал девушкой, и что, осудить его теперь за это? Материнскому сердцу всё равно. Он стал меньше оценивать себя мальчиком и ощутил себя девушкой. Так это правильно. Даже принятая Виталией женственность подразумевает изменения оценки себя, своей внешности и конечно характера. Она сомневается в себе, в обуревающих ей всплесках желания до конца принять свою новую ипостась. Так ей бедной тяжело сейчас, а матери поддержать и помочь тем же словом, рядом с ней нет. Письмо. Надо написать от себя и переслать это письмо мужу вместе с её ответом. Может у него лучше получится найти часть, где служит их дочь? У Ефима больше возможностей. И женщина достала тетрадь. Открыла страницу и взяв ручку задумалась. «Милая моя доченька, письмо твоё с фотографией получила, глядя на тебя, не нарадуюсь. Какой красивой ты у меня стала. Служба течет хорошо, и этому я тоже рада. Ты обзавелась подругами, молодец, хорошо иметь рядом настоящих друзей. Папа после ранения побыл немного дома, но вскоре снова уехал. Правда письма от него теперь приходят часто. О трудностях он конечно не пишет, но судя по сводкам, трудно сейчас везде. Я верю, ещё немного и мы погоним зверя обратно. По-другому, не будет. Добро и вера в любовь победят. Я снова работаю учительницей. Тяжело. Но мы все держимся. Многие старшие школьники ушли на заводы. Стали кто кем. Твой друг Пашка, с его поломанной ногой стал водителем и теперь водит полуторку. Оксанка работает в госпитале медсестрой. Илья ушел таки на фронт и там погиб, пришла похоронка. Гошка, что жил на против, помнишь его лысую голову, попал в лётное училище и его мама говорит тоже скоро получит направление на фронт. Мы живём и работаем ради того, чтобы у вас там было, чем стрелять. Я мысленно всегда с тобой моя дорогая, помню о тебе и люблю. Ты главное не дай себя убить, стреляй метко и первой. Я знаю, ты умеешь. О чем ещё сказать, о твоей приписке. Всё понимаю, ты девушка, ты молода и в ваших молодых телах порой кипит желание встречаться и не только встречаться, но и сблизиться с мужчинами. Ты моя дорогая дочь ни чем не отличаешься от остальных молодых девчат. Понимаю, хочется любить, быть любимой и ощутить себя желанной. А потому прошу, сдерживай себя, как можешь, сдерживай. Чувствуешь, что ты нужна этому человеку на краткий миг, не на всю жизнь, отойди. Он не твой. Просто представь своё будущее с ним. Будет ли он тебя принимать такой, какая ты есть всегда? На войне всем хочется взять и скинуть с себя напряжение, в котором наши мужчины порой находятся долгое время. Окопы, грязь, бои, смерть, свистящая над головой. И потому им при виде женщины, порой просто клинит мозги. Уговорить, уболтать, соврать, наобещать и получить под себя желанное женское тело. Потом приходит осмысление того что сделал, но вот раскаяние возникает не в каждом. И жениться чаще никто не мечтает, до конца войны бы дожить. Ты описала своего знакомого, как простого человека. Простой, это как, ему по жизни нужна женщина для разрядки в постели, и нет к жизни никаких особых притязаний? Всё равно кем быть, лишь бы была женщина под боком. Пойдут дети, ладно, они у всех есть, и у него будут. Но ты-то у меня мечтала окончить институт, стать инженером, много читала, для тебя поэты не пара строк, а выражение чувств. Так что думай дочка, с кем тебе стоит быть рядом. Может вообще пока стоит отложить думы о мужчине. Война кончится, осмотришься, тебе бы найти такого как твой папа. А я помогу. Вот пожалуй и всё, что я хотела сказать. Буду не против если ты это моё письмо дашь почитать подругам. Девочки, милые! Выживите. Вам ещё детей родить надо! Мы надеемся на ваше возвращение! Это письмо с папиной припиской Виталия получила уже в середине сорок третьего. Как же долго оно шло, подумалось ей. Сколько всего было за это время. Она в первый раз была ранена. Осколок бомбы достал её прямо на дороге. Долгие три месяца в госпитале в Свердловске. Потом отпуск после ранения. Она конечно же, поехала домой. Опоздала. С месяц назад ночной бомбардировщик прилетел бомбить завод, что был рядом со школой и попал бомбой в здание школы. А там на её крыше, в этот момент дежурила мама с ещё одной учительницей. Виталия сходила на кладбище, заглянула домой, но там уже жили другие люди. Ей как знакомой сына погибшей отдали семейный альбом, остальное, она оставила им. Пусть живут, с жильём всегда были проблемы, а особо возникать о квартире в которой она была прописана как юноша было глупо. Может потом, после войны отец утрясёт эту проблему? А пока путь её лежал обратно в часть. Там примут, там она своя. Глава 6 Я снова привычно стою на перекрёстке и машу флажком. Между прочим, стою я не где ни будь, а на перекрёстке в самом Берлине. Война окончена! Радоваться надо. А у меня слёзы на глазах. Вчера в последнем бою погиб папа, немцы попытались прорваться на сторону союзников и он всем своим штабом, вышел с автоматами на улицу. Я это сама видела, мой пост был рядом, но мы ничего не знали друг о друге, и так и не встретились. Он упал сраженный очередью какого-то поганого фрица в металлической каске. Этот гад потом вышел помахивая белой тряпкой и поднял руки. Я выпустила в эту верещащую сволочь все пули из своего автомата, но папу уже было не вернуть. Господи, как обидно. И вот сегодня в городе уже тишина, только слышны моторы двигающихся туда сюда машин, на лицах солдат улыбки. Они выжили, они победили. Утром прибежала Майка и объявила, что слышала в дежурке про готовящийся приказ о демобилизации. Поедем все домой, но вот куда ехать ума не приложу. Я осталась одна. Квартиры нет. Специальности нет … хотя, хотя регулировщицы в городах всегда нужны. Поеду в родную Москву. Стану милиционером, буду снова стоять на перекрёстке и управлять движением. Если примут, а у меня две медали и орден, они точно в зачет пойдут, то дадут койку в общежитии. Нормально, меня такими условиями не испугать. Пролетела неделя и точно, меня и ещё двадцать девчонок вызывали в финчасть, и выдав деньги отправили к командиру. Нас построили, прочли приказ о нашей демобилизации, командир лично каждой пожал руку и выдал документы с литерами, кто куда пожелал ехать. Были сборы недолги, вещь мешок с продуктами в дорогу, чемоданчик с бельём и готовые к отправке мы пошагали на вокзал. Дежурный штабной офицер лично проводил нас до вагона и распрощавшись ушёл. Что нам понравилось, вагон оказался купейный, хотя капитан, что ехал рядом добавил ложку дёгтя. Сии хоромы только до границы, там пересадка в наши вагоны с колёсными парами под русскую колею. Европейская колея она уже нашей. А и ладно, нам хоть на чем, лишь бы домой. Худо бедно но мы двигаемся, правда нас постоянно обгоняют вагоны с войсками и техникой. Одна из наших поинтересовалась этим вопросом у капитана, и тот нам по секрету сообщил, что сейчас пришло время щелкнуть по носу Японию с её желанием откусить русской землицы. В конце концов, мы пришли к выводу, что товарищу Сталину лучше знать кому и за что стучать по башке. Мы же едем домой. На границе нам под женский состав предоставили теплушку с печкой. Пришлось вспомнить, как и что заготовлять для комфортного путешествия. Жизнь брала своё, мы оттаивали и уже все думали и говорили о том, что нас ждёт впереди. Откровенно говоря, я смотрела как мои подруги, обняв и поцеловав всех на прощание, на остановках поезда постепенно исчезают в глубине вокзалов, и чувствовала, что вместе с ними уходит частичка меня. Несмотря на войну, это была хорошая часть моей жизни. И вот впереди Москва, что там меня ждёт? Москва встретила меня грибным дождиком и ярким солнцем. Подумав, я решила не гулять положенный мне отпуск, а сразу побеспокоиться о месте службы-работы. Выспросив, где находится ближайшее отделение милиции, я зашла и прямо в форме попросилась на приём к начальнику отделения. Так мол и так, желаю служить в милиции в качестве регулировщицы движения. Работу знаю, тонкостям и прочему обучусь. Прошу принять на работу. Вертеть попой особо не стала, строить из себя крутую фронтовичку тоже, коленками не сверкала. Итог, зачислена в учебную группу переподготовки в милицейскую школу по классу дорожного движения. Сегодня день на медкомиссию, устройство, оформление и получение формы, а уже завтра на практические занятия к восьми утра. Кстати о медиках, много нас было, а потому осмотр был больше для отчета. Меня спросили напрямую – ты не беременна? Нет. Девственница? Пока да, ответила я. Встань, спусти трусы, нагнись, повернись и покажи груди, грибка на ногах нет? Нет, растопырила я пальцы ног. Ну и ладно, к службе годна. Так что проскочила эту комиссию махом. Потом пошла на склад где получила новенькую форму, с хорошими настоящими сапогами. Дали шапку, берет, шинель и прочее. Опять же почему-то по одному комплекту летних и зимних панталон с чулками. Лифчик тоже дали один. Ладно. Пояс для чулок у меня пока свой живой, а там потом на рынке постараюсь купить другой. Между прочим, правильно сделала, что сразу пошла работу искать, уже через месяц больше никого не принимали, штат заполнили демобилизованные, остальным пришлось искать работу на заводах и малых организациях. Всё таки много нас обратно хлынуло. Но везде в основном требовались люди с профессией, а из армии пришли молодые парни, те кого забрали в восемнадцать. Общежитие не порадовало особо, но здание оказалось кирпичным, отопление хоть и печным, но дрова и уголь не экономили. В комнате нас оказалось трое, самая молодая Люся работала писарем-секретарём, другая девушка моих лет Динара в местном архиве. Посмотрев на соседок, я поняла, что особой дружбы не получится. Ну и ладно, как говорится, насильно мил не будешь. Главное не ссориться по пустякам. В комнате стоял огромный шифоньер с тремя отделениями и комод с тоже тремя вместительными ящиками. Я разложила свои немудрящие запасы белья, на тумбочку поставила стакан, внутрь положила зубной порошок и щётку. Достала и будильник взятый мною к каком-то немецком доме. В шифоньер повесила шинель со своей военной формой и одевшись в ночную рубашку, в которой видимо придётся ходить дома пока не куплю себе халат, и присев на кровать принялась пришивать погоны к выданной мне милицейской форме. Стесняться своего тела и часто полуголого вида среди своих девочек Виталия отучилась давно. Никто сегодня, даже в упор рассматривая её, нипочем бы не сделал вывода, что она когда-то была юношей. А потому Виталия спокойно не стесняясь соседок, прямо в видневшихся из под ночнушки панталонах, занималась шитьём. Да, ей нужен не только халат, нужны домашние тапочки, пара платьев на выход и хотя бы одна юбка с блузкой. Деньги, хоть и не великие, но есть, только стоит ли их тратить сразу? Или можно не на службе ходить везде в форме без погон? Дилемма однако. Поживём, увидим, решила Виталия, и примерив форму постаралась рассмотреть себя в зеркало висящее на стене. А девка она вроде ничего, симпатичная, хотя стукнуло уже за двадцать два. Время брало своё и из девушки Виталия постепенно стала превращаться в женщину, талия из подростковой стадии перешла в просто женскую. Это вроде называется входить в тело? Итак, живём дальше. Значит, на парней не смотрю, учусь, и конспекты пишу тщательно. Надо показать, что фронтовики могут всё! А на курсах интересно. Первая половина дня теория и прочие дисциплины, Во второй половине практические занятия на местном полигоне с нарисованным перекрёстком и куском шоссе. На них мы отрабатываем движение, разыгрываем различные ситуации возникающие на дорогах. Учимся правильно себя вести и разговаривать с водителями и пешеходами. Увлекательное это дело. Между прочим, наша форма состоит форменного платья и гимнастёрки с юбкой и к ним приходится снова привыкать. На фронте как-то привычнее были брюки. Тут приходится следить за своим внешним видом. Даже сползание чулка при работе на перекрёстке недопустимо, это как говорит инструктор сразу уронит облик советского милиционера. Что интересно, многие девочки всё равно вносят небольшие изменения в вид юбки. Кто-то специально зауживает низ и тогда округлость бёдер более бросается в мужские глаза. Кто наоборот умудряется сделать маленький клёш и тогда юбка более сильно колышется на ветру, что опять как говорит инструктор, заставляет водителя мужчину отвлекаться и рассматривать постового инспектора движения. А это неправильно. Так что война между ретроградами и модницами идёт у нас нешуточная. Я пока в ней не участвую, а зачем мне привлекать к себе лишнее внимание? Вот сдам экзамены, отработаю практику, перейду в основной состав, вот тогда можно будет подумать и форме юбки. Что до проявления интереса наших мужчин ко мне лично меня в последнее время почему-то даже не напрягает. Веду себя ровно со всеми, я просто женщина постовой регулировщик. Острого желания побыстрее найти себе мужа меня пока как-то нет. Не объяснять же каждому претенденту, что женой настоящей со всеми обязанностями и постелью я им быть никогда не смогу. Так что держусь независимо, строго и недоступно. А кто что там про меня подумает, мне до лампады! … хотя в подушку иной раз аж зубами вцепиться хочется, я же живой человек. Вот уже пол года как я в Москве, окончив курсы переподготовки и сдав на отлично все экзамены, получила направление в Бассманный район. Мне дали маленькую семи метровую комнатку в общежитии барачного типа, чему впрочем, я была рада. Теперь я жила одна, а это по нынешним временам просто чудесно. Печка отапливала две соседние комнаты, мою и семьи капитана Ялонина. Дрова в печку бросали из коридора. Ялонины жили дружно, оба милиционеры, двое детей школьники. Нормальные люди, адекватные дети, никаких скандалов. Муж как я поняла, налево не ходил, что впрочем, принижало его статус среди прочего мужского населения нашей милицейской общаги кобелируещего направо-налево. Но я никого не осуждала, ну не хватало мужиков на всех вошедших после войны девок в тело. Так что заряженные кем-то бабы часто просто продолжали жить, радуясь своему ухваченному случайному счастью. Работа дом, дом работа, изредка походы с кем-то из знакомых по общежитию девушек в кино или театр. Да, мне не думающей о создании семьи было наверно легче жить. Худо бедно, но я обзавелась приличным бельём, купила пальто, кокетливую зимнюю шапку с помпонами, валенки с галошами. Теперь вне службы меня редко можно было увидеть в форме. Хотелось побыть просто гражданским лицом, спокойно погулять не думая, что на меня смотрят и видят человека, который в любом случае должен что-то делать и приказывать. Я просто женщина, женщина у которой есть мечты. Отработав год, получила возможность пойти в отпуск. Получила и растерялась. И что теперь с этим счастьем и свободой делать? Родных нет, друзей с которыми можно провести время тоже не завела. На море ехать глупо. Пока туда-сюда и отпуска нет. Вышла от начальства, остановилась в коридоре, и стою думаю, что делать. Тут подскочила Рая из финчасти и хлопнув меня по плечу предложила пойти и получить путёвку с наш санаторий, что расположен под Москвой. Мол там можно походить по лесу, подышать воздухом, сбегать на танцы. Позабыть про работу и город. И я так и сделала, мигом собралась и уже в три часа на местном автобусе подъехала к воротам санатория. А прилично. Дорожки выделены побеленными кирпичами, административное здание отделано в весёлый светло-коричневый оттенок, спальные корпуса разного цвета. Веранды, площадка для детей. Думаю, мне тут понравится. Оформление и заселение прошло быстро. Особого формализма не разводили. Кровать в комнатке в форме буквы «Г» оказалась мало того, что панцирной, а ещё и двуспальной. Типа намёк, мол если найдёшь с кем, то есть где и на чем. Неужели я выгляжу такой голодной? Вещи разложила, платья на плечики развесила, теперь до ужина можно и погулять. Вперёд, осматриваться и дефилировать по территории, разя мужские ряды направо и налево. Шучу! Парк тут был солидный, много лавочек и расставленных там-сям столиков для желающих уединиться. Дорожки песком усыпаны. Веранды разной формы с хорошими крышами, если успел дойти, то останется только переждать дождик. А вот и пруд. Жаль, не взяла купальник и покрывало, можно было бы окунуться и позагорать. О! С той стороны ещё есть пристань для лодок, надо сходить посмотреть. Я не сразу заметила, но в последней лодке как оказалось, сидела девочка. На вид ей было пять или шесть лет. Сидела, смотрела на воду, о чем-то думала и медленно водила ладошкой по воде. Я подошла поближе и навалившись на перила причала, спросила. – О чем мечтаешь принцесса? Девочка оглянулась, осмотрела меня с ног до головы, и выдержав паузу, ответила. – О счастье. – А какое он счастье? Вот лично для тебя? – Для меня? Забыть кто я. Я по ответу почувствовала, что нечаянно задела какую-то больную для ребёнка тему. Как бы сбить её настрой с тоски на позитив. – Понимаю. В твоей жизни видимо уже произошло что-то неприятное, но может, погоревав пора попробовать посмотреть на жизнь с новой точки зрения? Нельзя видеть всегда только негатив. Вокруг тебя люди, и они не все плохие. Вот я в данный момент смотрю на тебя, кстати можно и познакомиться. Меня зовут Виталия, или можно просто тётя Витя.