#1. Когти Трактирщик не скрывал улыбки, в уме подсчитывая прибыль за удачный вечер. Вся столица гудела в честь семнадцатого дня рождения принцессы – празднования, начавшиеся еще утром, грозили затянуться до следующего восхода солнца. Ночь предстояла длинная, и веселые, раззадоренные крепким элем посетители трактира шумели, то и дело поднимая за именинницу кружки с горячительными напитками. Поначалу принцессе и королевской семье желали всех благ, но после обилия крепкой выпивки гости стали откровеннее в своих пожеланиях: – Легкого принцессе пути и быстрой смерти! – донесся с одного стола тост, который публика встретила громким смехом и одобрительным шумом. Кто-то добавил, что после жертвоприношения прекрасной девы образам Санкти магия заиграет с новой силой, и эти слова утонули в гуле довольных голосов и грохоте кружек с пенистым элем. За другим столом затянули старенькую бодрую песню, и ее подхватили остальные посетители. Их голоса сливались в невообразимый гомон, который мог выдержать только тот, чье сердце уже согрел пьянящий эль. Курносый юнец из большой компании, найдя в закромах чулана струнную тирфу, разбавил пение товарищей задорной мелодией. Трактирщик покачал головой, совсем некстати испытывая жалость к виновнице торжества. Дитя, родившееся под несчастливой звездой, – совсем скоро ее жизнь подойдет к концу, и имя королевской дочери будет забыто навеки. Память о жертвах, как бы ею ни гордились, растворяется с пугающей скоростью. Быть первенцем в королевской семье – участь, которой не позавидовал бы даже бездомный пьяница, прозябающий в темноте и холоде городских улиц. Тяжелые раздумья трактирщика прервали новые посетители, которые с порога заказали по две кружки эля на каждого. Мигом повеселевший хозяин поспешил выполнять заказ – сегодняшнее событие обещало обогатить владельца каждого питейного заведения, что заставляло умолкнуть даже самый настойчивый голос жалости в голове. Лишь один гость не разделял всеобщего веселья. Хоть перед ним и стояла кружка, наполовину наполненная янтарной жидкостью, сам гость походил на человека, который обмывает крепким напитком свежие раны. Брови незнакомца сошлись на переносице, указывая на крайнее раздражение, – откровенные тосты и чистосердечные пожелания принцессе заставили его скривиться от отвращения. От количества выпитого перед глазами все плыло, но гость упорно продолжал пить, будто поставил цель – осушить дно кружки. Молодого человека звали Винсент, и плохое настроение преследовало его с самого утра. Сложно оставаться спокойным, когда в тщательно выстроенный, привычный уклад жизни с громкими фанфарами врываются стражи короля, приказывая бросить все и взять на себя ответственность за поездку монаршей особы к далекому храму, где должно состояться жертвоприношение. Этот сюрприз Винсент не мог переварить с сегодняшнего дня, когда его, без права отказаться, привезли к начальнику королевской стражи – выслушать наставления. Король же собирался почтить своим присутствием «счастливчика» после, надеясь, видимо, на дар убеждения своего подчиненного. Начальником королевской стражи был древний старик по имени Ролло, по которому плакала отставка. Винсент вошел в кабинет, полный табачного дыма. С трудом поборов желание откашляться, он едва сдерживал раздражение, слушая старика. Видите ли, это самое настоящее везение – ему, простому сопляку без имени и признания, поручили возглавить поездку королевской дочери. Ролло вообще говорил много и с большой охотой. И не удивительно: в мирное время оружие применяли только против разбойников, численность которых с каждым годом уменьшалась. Воины в большинстве своем выполняли роль стражей, и все их задачи сводились к поддержанию порядка среди жителей, охране территорий да усмирению редких разборок вельмож. Вот и старик Ролло, похоже, совсем забыл, как держать в руках меч, зато до болтовни стал охоч. А великолепная коллекция оружия, украшающая стены кабинета, похоже, никакой другой роли уже и не знала. – Я отказываюсь, – дождавшись паузы в потоке хвалебной речи, коротко ответил Винсент, поднимаясь с предложенного ему стула. Взгляд Ролло выражал крайнее удивление, и у Винсента возникло неприятное ощущение, что все уже давно решили за него. – Отказываешься, значит, – устало выдохнул старик, поднимаясь во весь свой невысокий рост. Несмотря на занимаемую должность, старик Ролло был человеком добродушным. Последние годы он не покидал дворцовых стен – не было никаких военных походов и даже обычных вылазок к Южным воротам, но в ослабевшем с возрастом теле стража еще билось воинское сердце, и его ритм напоминал рокот барабанов, зовущих на поле битвы. Ролло быстро забыл о добром настрое, открыв Винсенту свое истинное лицо. Он не принимал отказов. – Что ж, господин Винсент, охранник лорда Кальяса. Объясню иначе: выбора у тебя нет. Лорду Кальясу я отправил нового сопровождающего. Работа тебе светит только эта. А другой в ближайшие лет десять и вовсе может не быть. – Старик, пряча улыбку в седых усах, довольно добавил: – Разве что черточки на стене подземелья рисовать да дни считать. Понимаешь, о чем я? Или же сразу… – Дверь в кабинет неожиданно с громким звуком отворилась, и в помещение ворвался ураган из сцепившихся в схватке двух тел. – Деда… – протянул один из незваных гостей. Обида на лице бойкого гостя, которая больше подошла бы избалованному подростку, сменилась праведным гневом. Отскочив от приятеля и насупившись, он мигом подлетел к Ролло, совершенно забыв о манерах: – Альвах передал, что ты назначил меня в охрану принцессе каким-то подчиненным?! А как же обещанное командование и полная свобода действий? Кто занял мое место? Покажи мне этого облезлого пса, и я с него три шкуры спущу! – распалялся наглец, попутно отмахиваясь от друга. – Новый командир стоит перед тобой, – усмехнулся Ролло. – Знакомьтесь, парни! Старика явно радовал такой расклад – его улыбка росла прямо пропорционально появлению злого оскала на лице внука, рассерженного таким поворотом. Похоже, Винсент невольно оказался крайним в споре между родственниками. Но ему оставалось только молча проглотить недовольство. Внучек Ролло, носящий мелодичное и будто бы женское имя Леверн, недолго думая, вместо приветствия приложился кулаком к лицу новоиспеченного командира. Второй удар Винсент блокировал и, уложив обладателя пустой головы на лопатки, приказал второму стражу придержать своего друга. Тот, на удивление, оказался смышленее и подчинился без слов. Сам же Ролло, ничуть не удивленный поведением внука, без церемоний выставил того за дверь. Похоже, начальник королевской стражи не собирался заниматься воспитанием родственника, переложив эту заботу на плечи Винсента. «Если и все остальные будут приветствовать меня так же, я, пожалуй, выберу уютную подземную камеру, – устало подумал командир. – Крысы хотя бы не проклянут мой род до пятого колена». Ролло как ни в чем не бывало представил второго драчуна. Тихий русоволосый паренек по имени Альвах против нового командира ничего не имел. Начальник королевской стражи, считая назначение Винсента делом решенным, тут же принялся вводить его в курс дела. Работы предстояло много – ознакомиться с намеченным маршрутом, личными данными всего отряда, списком служанок, которые будут сопровождать дочь короля. От кипы документов Винсенту хотелось выть, но шанса сбежать он не видел. Да и другие варианты как-то сразу отпали, когда Ролло, довольно попивая травяную настойку, сообщил новому командиру о гонораре, который он получит за плевое дело. Но не только золото соблазнило его – Ролло поведал, что после окончания жертвоприношения Винсента ждет повышение, и король даже позволит ему возглавить ближайший поход в пустыню. «Купил с потрохами», – подытожил про себя Ролло, видя, как загораются глаза на доселе непроницаемом лице молодого человека. После такой новости Винсент с головой ушел в заботы – чем лучше он все распланирует, тем спокойнее будет поездка. Дел хватало: процессия состояла из тридцати человек, и Винсент с тревогой размышлял, как быстро они доберутся до места назначения. Верхом на лошади, скача галопом почти без отдыха, он один добрался бы до храма за десяток дней. Со всеми людьми, каретами, частыми остановками для торжественных приемов тут и там и прочими задержками командир рассчитывал управиться в лучшем случае за месяц, если не больше. Сидя все в том же трактире, Винсент не без помощи эля убеждал себя, что эта работа очень выгодна во всех отношениях. И пусть некоторое несоответствие с его внутренними устоями топится в кружке – всего лишь и нужно достаточно выпить, чтобы туда влезли и совесть, и жалость. Раз взялся – выполняй как полагается, до конца. * * * Грядущее жертвоприношение королевского первенца обсуждалось жителями задолго до дня рождения принцессы. Невозможно обвинять людей в излишнем желании разобрать еще раз то, что никак не поддается осознанию. Каждый строил гипотезы, особо смелые озвучивали их во время воскресных встреч на площади, совсем назойливые пытались заставить как можно больше народа поверить в свои догадки, упоминая в своих историях имена, так или иначе связанные с дворцовой стражей. Что могли знать бедные вояки, денно и нощно охраняющие ворота и большие парадные залы в замке, – неизвестно, но люди раз за разом верили больше всего именно таким россказням. Предмет столь активных дискуссий на протяжении нескольких столетий (про более давние века говорить трудно, может, люди тогда были спокойнее, а может, и знали что-то) был очень прост. Магия. Неизведанная сила, которую боятся все, кто ее ни разу не видел, отчего их страх перерастает в любопытство, а уже оно приобретает немыслимые формы и проявления. Магия – благодатная рука, по милости которой люди живут в королевстве, окруженном, словно оазис, раскинувшейся до конца мира пустыней. Завладев горизонтом, бесконечные пески появлялись, стоило только выйти за одни из четырех ворот на границе королевства. Никто не знал, где заканчивается пустыня. Храбрецы, которые пытались выбраться навстречу неизведанному, возвращались с пустыми руками – ничего, кроме бескрайнего золотого моря и непередаваемой жары, они не находили. Страна же, словно не зная о раскинувшейся вокруг пустыне, радовала жителей жарким летом и холодной зимой. Недостатка в воде не было – широкая, глубоководная река тянулась через земли на тысячи километров. Только те, кто бывал и у Северных, и у Южных ворот, знали, что река берет начало глубоко под землей, а впадает в озеро. Из-за округлой формы озеро назвали Голова Дракона, и оно являлось венцом извилистой реки. Считалось, что именно река распространяет магию – ее воды насыщали землю, прогоняя пески. Вода давала жизненную силу каждому человеку, была личным эликсиром здоровья и счастья. Люди в королевстве по сей день не знают тяжких болезней, спокойно доживают до ста лет, убереженные от слабости и немощности. Но стоит заметить, что любителей выяснить отношения на кулаках после драки отводят все же к лекарям, а не к реке: вода не панацея от любого ранения и не лекарство для дурной головы. Люди поклоняются магии, боготворят этот дар, не видя его, – магов, которые могут показать свои умения, совсем мало, да и огласки представители этого ремесла стараются избегать. Они путешествуют по королевству и помогают нуждающимся в обмен на монеты и молчание. Хотя, как поговаривали все те же ненасытные до сплетен люди, в замке обитают несколько магов, но ни их имен, ни лиц, ни должностей никто не знает. Да и зачем, если вымысел всегда интереснее правды? Чуть больше, чем мифические маги, простых людей интересует жертвоприношение. Как и любое сущное в этом мире, ничего не появляется и не исчезает просто так – все требует равновесия. Хочешь плодов земли? Отдай ей свои время и труд – и получишь желаемое. Хочешь построить дом? Сруби деревья или добудь камни, а если не можешь – купи за монеты или обменяй на домашний скот. Пользуешься плодами магии – будь добр, отдай ей нечто, равноценное дару. За здоровую и полную сил жизнь отдают столько же. Для поддержания магии этого мира, что струится в воде, впитывается в землю и витает мельчайшими частицами в воздухе, нужен молодой и здоровый человек, который добровольно отдаст жизнь у ритуальной чаши во имя будущего процветания своего народа. Таким человеком предстояло стать юной принцессе, чей род веками стойко и смиренно нес бремя, возложенное на его плечи. Издавна монархи уплачивали высокую цену процветания своего народа, и момент оплаты вновь пришел. За ужином принцессу поздравят с началом восемнадцатого года жизни – праздником, знаменующим длинную дорогу, конца которой она ждала с самого рождения. Королевская дочь наблюдала за щебечущими служанками, тихо стоя в дверном проеме и пряча руки за спиной. В тонкой фигуре не чувствовалось ни напряженности, ни надменности – голову принцесса никогда не задирала, в глаза старалась не смотреть, предпочитая останавливать взор на лбу собеседника. Адалин, а именно так сдерживающий эмоции отец и рыдающая мать нарекли ее при рождении, не могла понять, почему служанки, которые помогают ей одеваться, так восхищаются нарядами. Алые, багрового оттенка платья, вынутые из золоченых сундуков, не вызывали у нее и толики радости. Богатое убранство каждодневных нарядов, роскошь, что окружала принцессу с детства, и благоговение всех, кого встречала Адалин, – все, что она получала за свою жизнь. При этом принцесса была лишена всего, что другим казалось естественным и само собой разумеющимся. Символичный алый цвет был единственным, который разрешалось носить принцессе с момента ее рождения, чтобы дитя не забывало своего предназначения. Хотя забыть об этом и так было сложно – каждый взгляд, каждое слово, когда-либо сказанное ей, напоминало о грядущем. Будущее Адалин было предопределено – конец, который наступит, когда другие только начнут ценить жизнь. Зайдя в свои покои, принцесса провела следующий час без движения. Ее нарядили в несколько слоев юбок и тонких сорочек, расшитых серебряными нитями. Черные волосы аккуратно перевязали алыми лентами и подкололи заколками, а шею заключили, словно в тиски, в тонкое колье, украшенное драгоценными камнями. Хоть служанки не боялись молчаливой и слегка странной госпожи, но все же почтительно склонили головы, завершив свои хлопоты. Девушка, час назад внешне отличавшаяся от прислуги лишь безразличием на лице, сейчас вызывала восторг и благоговение. Правду говорят – одежда меняет многое в человеке, пусть внутри он и остается прежним. Возможно, и вправду виновато платье. Одна из служанок, провожая госпожу взглядом, все сравнивала ее с картинкой из любимой книги. С самого детства она помнила каждое слово в истории про девочку, которая живет в большом замке. На выцветшем со временем рисунке принцесса крепко держала за руку сурового мужчину – короля. Такая книжка была в каждом доме, чтобы подданные знали, как выглядит их король, а также молились за первенца монарха, который будет принесен в жертву. Агата тихонько хмыкнула, вспомнив, как рьяно в детстве хотела увидеть эту красивую девочку из книжки и подружиться с ней. Ведь это наверняка так интересно! И пусть пугливая мать, услышав об этой мечте, в неверии схватилась за сердце, – Агата не боялась своих желаний. Ведь с принцессой можно бегать по замку, рассказывать секреты и втайне от всех мечтать о прекрасных рыцарях, коих в замке наверняка так много. А страшные истории – они для взрослых. Мол, несчастливая судьба у принцессы… Чушь! Жизнь дала Агате шанс узнать все самой. Повзрослев, она попала в услужение юной госпоже и разочаровалась в детских мечтах. Прекрасных и таинственных рыцарей в замке было раз-два и обчелся, да они в своем великолепном высокомерии и не обращали на симпатичную служанку никакого внимания, а то и вовсе исчезали из замка по особым поручениям на долгое время. А вот подружиться с принцессой кое-как удалось, хоть дружба и вышла странная. Адалин оказалась не такой, как хотелось маленькой Агате, – вместо обычной девочки в красивом платье ее госпожа казалась натурой безвольной, плывущей по течению. В темных глазах принцессы нельзя было найти и капли жизни. Она мало говорила, никогда не повышала голоса и редко смеялась. Эмоций почти не выказывала, хотя выражение ее лица зачастую было грустным – словно это чувство въелось в кожу Адалин и стало ее частью. Принцесса почти ничего не любила; целыми днями читала книги из обширной библиотеки, ходила по замку и окрестностям, но всегда оставалась в пределах дворцовых стен. Агата втихую прозвала госпожу пустышкой – ведь та действительно была словно пустой сосуд, в котором не было ни эмоций, ни жажды жизни. Однако стоило Агате смириться со сложившейся ситуацией, как неожиданный случай подарил проблеск надежды. Ей посчастливилось увидеть, как принцесса ожила, – всего одно происшествие, и Агата сняла замки` с запертой в пыльном чулане мечты. Служанка, решив однажды сократить путь от главного корпуса замка до внутреннего малого двора, приспособленного под прачечную, стала свидетельницей занятной картины. На окраине сада королевская дочь крепко ухватилась за ствол рябины примерно в полуметре от земли. Истошно орущий котенок, вцепившийся в волосы ее высочества, не оставлял сомнений в том, кто всему виной. Адалин стойко терпела панику животного, но в ее глазах явно читался ужас – похоже, храбрости, копившейся в ней годами, хватило только на то, чтобы залезть на дерево, а вот о спуске она явно не подумала. Агата старалась не смеяться, помогая госпоже спуститься на землю в охапку с трофеем. Служанка прилично испачкалась, а про Адалин и говорить нечего – принцесса словно побывала на поле боя и чудом выжила. И только котенок, явно не оценив подвига, удрал от своей спасительницы, едва его лапы коснулись земли. Агата ожидала от госпожи чего угодно – крика, гнева, на худой конец безразличия, но только не смеха, что неожиданно разлился по внутреннему двору. Принцесса смеялась, глядя вслед маленькому созданию, которое явно не спешило встречаться с кошачьими Санкти. Адалин, приглаживая растрепанные волосы рукой, впервые разделила радость с оказавшейся рядом служанкой. И Агата оценила момент по достоинству. С тех пор и началась хрупкая дружба между двумя девушками – опасливая, робкая, но подающая большие надежды. * * * Его величество король Антоний, двадцать третий правитель в своем роду, перевел настороженный взгляд на другой конец длинного стола, заставленного горячими блюдами и яркими цветочными букетами. Там Габор, его советник, вел беседу со служителями городского храма. Габор, невысокий черноволосый мужчина, доживавший уже пятый десяток лет, – один из пяти приближенных, от которых у его величества скрипели зубы. Король был вынужден терпеть его подле себя, как и многих других льстецов. Но у Габора было несомненное преимущество – недавно он нашел управу на монахов в храме у озера, том самом пристанище веры, которое снилось королю в кошмарах. Сколько ночей он просыпался в поту под гул бездушных голосов, просивших озеро принять кровь его дочери, чтобы возродить магию на этой земле. Антоний желал, чтобы вместо его ребенка у ритуальной чаши оказалось тело одного из льстивых советников. Особенно ярко в таких мечтах вырисовывалось лицо Габора. Монарх даже лично отправился бы вдоль реки к далекому храму, только бы наблюдать подобный обмен. Мрачные мысли короля прервал семилетний Грегори – второй ребенок в королевской семье. Дернув отца за рукав камзола, он пожаловался: – Пап, можно я за Адой сбегаю? Мне скучно. Потрепав любимого отпрыска по голове, Антоний кивнул, стараясь не выказывать охватившей сердце нежности. Он не сводил с Грегори взгляда, пока тот не скрылся за поворотом, бегом преодолев лестницу. Вот он, будущий правитель, чью голову, словно плющ, обовьет корона, как только мальчику исполнится двадцать. Его детской наивности и легкости не суждено продержаться долго – потеря сестры, даже в юном возрасте, покроет тенью его мысли. Пусть она почти не уделяла ему внимания, всегда оставаясь тихой в компании пышущего энергией маленького братца, любовь мальчика была завоевана незаметно как для него самого, так и для его отца. Грегори, избавленный от бремени быть первенцем, рос нормальным и чуточку избалованным мальчиком. Мать Адалин и Грегори рано покинула этот мир, но передала детям все, что было в ней, – ее красота и кроткий характер перешли к старшей дочери, а любовь к жизни и преданность семье достались маленькому принцу. Король Антоний любил своих детей настолько, насколько позволял ему суровый характер и статус монарха. Неся ответственность за все королевство и каждого подданного, его величество раз за разом ставил долг превыше семьи. И сейчас, когда его дети спускались по лестнице, держась за руки, он в очередной раз осознал, что обязан выплатить этот тяжкий долг: принести любимую дочь в жертву во благо своего королевства. Принцесса, проводя время за вежливыми беседами с приглашенной к столу знатью, не заметила, как вечер стал ночью, а праздничный ужин неумолимо приблизился к своему завершению. Музыканты отложили инструменты, услышав призыв поднять бокалы. Советник Габор встал и, дождавшись тишины, произнес очередной тост, счет которым Адалин потеряла. – Ваше королевское Высочество, принцесса Адалин. – Советник почтительно помолчал. – Вы – наша прекрасная надежда, наш драгоценный дар и ключ к мирному светлому будущему. От всей души благодарю вас за вашу жизнь. – В его глазах полыхнул отблеск свечей. – И с разрешения служителей Санкти преподношу вам подарок. Двое слуг в ливреях внесли небольшой сундук, покрытый тонким резным узором. Разглядеть, что же именно там изображено, Адалин не смогла – слуга поднял крышку, и содержимое сундука полностью завладело ее вниманием. На бархатной подушке покоились десять украшений, по одному на каждый палец. Они назывались когтями – серебряные конусы, которые надетыми закрывают по две фаланги. Конусы плавно переходили в длинные, сантиметров в десять, когти, так похожие на когти диких животных. На каждом украшении имелась спиралевидная резьба, вдоль которой шла череда неизвестных Адалин символов. К слову, украшениями их звали лишь за неимением другого определения – острые длинные когти не давали и намека на красоту. Первое, что приходило на ум, – опасность. «Вот и они, – обреченно подумала Адалин. – Когти для смерти». * * * – Ваше Высочество, меня зовут Клер, и я буду сопровождать вас в поездке. – Невысокая девушка поклонилась принцессе, и ее русая коса скользнула по плечу. Адалин кивнула, глядя в окно. С момента, как первый луч солнца ознаменовал начало нового дня, десятки обитателей дворца занялись последним этапом подготовки к вечернему отбытию. По коридорам бегали лакеи с багажом, а служанки с невероятной скоростью и чуть заметной дрожью в руках собирали необходимое для дороги. Смотрительница недовольно цокала языком, подгоняла наиболее медлительных, бранилась на провинившихся. Приготовления и не думали заканчиваться – в глазах Адалин суматоха слилась в один монотонный поток мельтешащих перед глазами людей. Новые служанки, которым выпала честь сопровождать Адалин, на протяжении всего дня выкраивали минутку для личного знакомства с принцессой. Одной из них была Клер – спокойная и собранная девушка, которая сообщила принцессе, что король ожидает дочь в картинной галерее. Расторопные служанки уже облачили Адалин в дорожный наряд: алое платье с вышитыми серебряными нитками грозными орлами. Вкупе с металлическими когтями на пальцах ее одеяние выглядело законченной картиной. Неудивительно, что эту хищную птицу так часто изображали на королевских нарядах. «Символика, традиция», – устало подытожила Адалин, открывая двери галереи. Запястья противно потянуло – руки никак не хотели привыкать к когтям. Галерея была пронизана лучами заходящего солнца, а его величество стоял у окна внушительной черной тенью. Его взгляд был обращен к картине, на которой Адалин узнала свою мать. В галерее помимо отца принцесса заметила двух стражей, склонившихся перед ней, едва она переступила порог комнаты. Адалин присмотрелась к новым лицам. Она определенно уже видела в замке юношу, облаченного в походную форму, – на его смутно знакомом лице не заметно было и тени страха; привычка, явно выработанная за годы службы. В его форме преобладали серые оттенки: свободные штаны из шерстяной ткани, стянутые у щиколоток лентами, были на пару тонов светлее аккуратной рубахи с высоким воротником, наглухо закрывающим шею. Адалин знала, что серый цвет предназначался охотникам. А вот его напарник был явно не из замка: длинные, каштанового цвета волосы незнакомца, забранные в хвост, даже немного удивили принцессу. По его одеянию Адалин не могла распознать, чем он занимается: странный, удлиненный халат, накинутый поверх невзрачной темной одежды, напоминал одеяния монахов, чья обитель – далекий храм у гор. Держался молодой человек ровно, но в его позе сквозила некая нервозность, словно он сию секунду жаждал сорваться в путь, навстречу холодному ветру.