— Да, и это самое смешное. Дочь для нее — свет в окне, она готова пойти на все ради нее. Как только она увидела шанс удачно выдать дочь замуж, она мгновенно за него ухватилась. Затем, поняв, что Гриффин попал в ловушку, и ей больше невыгодно покрывать его, а дочь может отправиться в тюрьму как соучастница, если продолжит врать, миссис Вейтч дала показания против Гриффина. В конце концов, ведь именно она знала, как было дело. — А что там с Евой Белтер? — спросил Мейсон. — Я подал прошение об освобождении. — Оно не потребуется. Ее отпустили около семи утра. Как ты думаешь, она сюда придет? Мейсон пожал плечами. — Может, будет мне благодарна, а может, нет, — сказал адвокат. — Во время нашей последней встречи она ругала меня последними словами. В приемной скрипнула дверь из коридора, потом замок защелкнулся. — Мне казалось, что я запер за собой дверь, — сказал Дрейк. — Это может быть уборщица, — ответил Мейсон. Дрейк встал, в три больших шага прошел до двери в приемную, распахнул ее, выглянул и улыбнулся. — Привет, красотка! — поздоровался он. — Доброе утро, Пол, — послышался из приемной голос Деллы Стрит. — А мистер Мейсон уже здесь? — Здесь, — ответил Дрейк, снова закрыл дверь, посмотрел на часы, потом на адвоката. — Как рано твоя секретарша приходит на работу. — Который час? — Восьми еще нет. — Она начинает работу в девять, — сообщил Мейсон. — Я не хотел ее беспокоить. На нее в связи с этим делом свалилось столько работы. Поэтому я сам набрал на машинке прошение об освобождении. Поймал судью около полуночи, чтобы тот подписал его, и подал. — Но, Еву Белтер освободили и без этого, — сказал детектив. — Ты напрасно старался. — Лучше подготовить ненужный документ, чем не подготовить тот, который может потребоваться, — с мрачным видом сказал Перри Мейсон. Дверь из адвокатской конторы в коридор снова открылась и закрылась. Звуки хорошо разносились в тишине пустого здания. Мейсон с Дрейком услышали мужской голос, после этого на столе Мейсона зазвонил телефон. Мейсон снял трубку. — Вас ждет мистер Гаррисон Бурк, — прозвучал голос Деллы Стрит. — Просит сразу же принять его. Говорит, что у него важное дело. Движение на улице внизу еще не было оживленным, не доносилось почти никаких звуков, поэтому детектив услышал все, что говорила Делла Стрит. — Я пойду, Перри, — сказал Пол Дрейк, вставая. — Я заскочил только для того, чтобы сообщить тебе новости: Гриффин во всем сознался, твою клиентку отпустили. — Спасибо за информацию, Пол, — поблагодарил адвокат и показал на дверь, ведущую из кабинета прямо в коридор. — Выходи здесь. Еще до того, как дверь закрылась за детективом, Перри Мейсон сказал в трубку: — Приглашай его, Делла. Дрейк уходит. Мгновение спустя Гаррисон Бурк вошел в кабинет адвоката из приемной. Он просто сиял. — Великолепная работа, мистер Мейсон. Просто великолепная. Газеты пишут только об этом деле. Они предсказывают, что Гриффин во всем сознается до полудня. — Он уже сознался рано утром, — сообщил Мейсон. — Присаживайтесь. Немного поколебавшись, Гаррисон Бурк подошел к стулу для клиентов и сел на него. — Окружной прокурор очень благосклонен ко мне, — сказал Бурк. — Моя фамилия не будет упомянута в прессе. Все известно лишь той бульварной газетенке. — Вы имеете в виду «Пикантные новости»? — Да. — И что? — Я хочу, чтобы вы удостоверились, что моя фамилия у них не будет нигде фигурировать. — В таком случае вам нужно встретиться с Евой Белтер, — сказал ему адвокат. — Она будет распоряжаться имуществом своего мужа. — А завещание? — Теперь не имеет значения. По законам этого штата убийца не может наследовать имущество того, кого он убил, независимо от наличия завещания. Не знаю, удалось бы Еве Белтер оспорить завещание или нет, поскольку Джордж Белтер лишил ее наследства. Но Гриффин теперь не может быть наследником. Поэтому Ева Белтер наследует имущество Джорджа Белтера не по завещанию, а как его жена, как единственная законная наследница. — Значит, она будет руководить и газетой? — Да. — Понятно, — произнес Гаррисон Бурк, соединяя кончики пальцев. — А вы знаете, что в отношении нее планирует полиция? Я слышал, что она арестована. — Она была освобождена примерно час назад, — сообщил адвокат. Гаррисон Бурк бросил взгляд на телефон. — Можно мне воспользоваться вашим телефоном? — спросил он. Мейсон подвинул к нему аппарат. — Назовите номер моей секретарше. Она вас соединит, — сказал Мейсон. Гаррисон Бурк кивнул. Он держал телефонную с трубку с таким видом, будто позировал фотографу — здесь была и невозмутимость, и чувство собственного достоинства. Он назвал Делле Стрит номер, затем стал терпеливо ждать. Через минуту ему ответили. — Миссис Белтер дома? — спросил Гаррисон Бурк. Из трубки снова послышались какие-то звуки. Гаррисон Бурк говорил заискивающим и вкрадчивым голосом. — Когда вернется, пожалуйста, передайте ей, что звонил человек и сообщил, что привезли туфли, которые она заказывала. Теперь у нас есть в наличии ее размер, и она может забрать их в любое удобное ей время. Он улыбнулся в трубку, пару раз кивнул, словно обращался к невидимой аудитории, очень аккуратно опустил трубку на рычаг и подвинул телефон в сторону Мейсона. — Благодарю вас. Не могу выразить словами, как я вам благодарен! Моя карьера была под угрозой. Я прекрасно понимаю, что только благодаря вашим усилиям удалось предотвратить катастрофу. Перри Мейсон издал неопределенный звук, но не стал ничего комментировать. Гаррисон Бурк встал, одернул жилет и выпятил вперед подбородок. — Когда ты посвящаешь свою жизнь служению обществу, у тебя естественно появляются политические противники, враги, готовые пойти на любую подлость для достижения своих низменных целей, — заговорил Бурк своим трубным голосом. — При таком положении вещей любая неосмотрительность, даже самая невинная, раздувается прессой до гигантских размеров и представляется в неверном свете. Я всегда честно старался служить обществу… Мейсон вскочил так резко, что вертящееся кресло отлетело назад и врезалось в стену. — Попридержите ваше красноречие для тех, кто хочет все это слушать, — сказал он. — Что касается меня, то Ева Белтер заплатит мне пять тысяч долларов. Я намерен предложить взять половину этой суммы у вас. Гаррисона Бурка передернуло, когда он услышал, каким мрачным и резким тоном говорил адвокат. — Но, мистер Мейсон, мой дорогой! — запротестовал он. — Вы же не представляли меня. Вы представляли только миссис Белтер, которую обвиняли в убийстве. Да, произошло недопонимание, но оно могло бы иметь для нее серьезные последствия. Я оказался замешан только случайно, как ее друг… — Я просто информирую вас о том, что собираюсь посоветовать своей клиентке, — сказал Перри Мейсон. — Не забывайте, что именно она теперь является владелицей «Пикантных новостей». Именно ей теперь предстоит решать, что будет, а что не будет опубликовано в этой газете. Не стану вас дольше задерживать, мистер Бурк. Гаррисон Бурк сглотнул, явно чувствуя себя не в своей тарелке, уже собрался что-то сказать, но передумал. Поднял руку, чтобы пожать ее адвокату, но увидел, как блестят глаза Перри Мейсона, и опустил ее. — Да, я понимаю. Спасибо. Я заглянул только для того, чтобы выразить вам свою признательность. Спасибо, — выдавил он. — Не за что. Вы можете воспользоваться вот этой дверью. Она открывается прямо в коридор, — сказал адвокат. Мейсон неподвижно стоял у своего письменного стола и смотрел в спину политика, пока тот шел двери, и ждал, пока Бурк не исчезнет в коридоре. Затем, после того, как дверь захлопнулась, он продолжал с мрачным видом смотреть на нее. У него был холодный и враждебный взгляд. Через минуту открылась дверь, ведущая в приемную. Делла Стрит остановилась в дверном проеме, глядя на его профиль. Она поняла, что он ее не видит, даже не заметил, как она вошла в кабинет. Девушка бесшумно пошла по ковру к мужчине. Она положила руки ему на плечи. — Прости меня, — сказала она. — Мне так стыдно. Мейсон вздрогнул при звуке ее голоса, повернулся и посмотрел ей прямо в глаза, в которых стояли слезы. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Делла Стрит судорожно сжимала его плечи, как будто цеплялась за что-то, что пытались вырвать у нее из рук. — Я должна была больше доверять тебе, верить в тебя. Когда я прочитала утренние газеты, мне стало так плохо. Я чувствую себя подавленной… Мейсон обнял ее за плечи, прижал к себе и нежно поцеловал ее в губы. — Забудь об этом, малышка, — произнес он хрипловатым голосом. — Почему ты мне все не объяснил? — спросила она, сдерживая рыдания. — Как я мог объяснить? Меня ранил тот факт, что вообще требовались объяснения, — сказал он, тщательно выбирая слова. — Я никогда больше, вообще никогда, пока живу на этом свете, не буду в тебе сомневаться.