3 В конце концов мы приехали в знакомый Рэю паб «Тернии и звезды». Без Хайдля мы вели себя как прежде. Но в его присутствии кое-что неуловимо менялось, и даже не потому, что он странно обошелся со мной в издательстве, а потому, что при нем в нас проявлялось нечто не столь очевидное, глубоко засевшее, какая-то бдительность, и отнюдь не нарочитая. Рэй мечтательно рассказывал, как он и Хайдль работали на самом севере Квинсленда. После того как Хайдль был отпущен под залог, они провели год и три месяца на тропическом полуострове Кейп-Йорк, перемещаясь из одной часто труднодоступной местности в другую на вертолете или на вездеходе. Когда же я спросил, чем они там занимались, Рэй сразу прикусил язык и стал бурчать о каких-то секретах. На мой вопрос, в чем дело, он ответил, что это коммерческая тайна. О чем ты говоришь, Рэй? Какая, к черту, тайна? Рэй уклонялся от главного, а я начал догадываться, что основных деталей он попросту не знает. Это же не для книги, правильно я понимаю? – наконец сказал Рэй. Ты только лишнего не болтай. Он заговорил тихо, едва слышно. Мы искали место для полигона по запуску ракет. Что? Выгодное дельце. Та еще морока. НАСА. То есть НАСА подрядило Хайдля, и теперь вы ищете место для полигона по запуску ракет? Не совсем так. Немного по-другому. И как же? Ты ведь сам… Нет. Послушай. Больше ничего не могу сказать. Но… по всей видимости… в Южном полушарии необходима площадка для запуска спутников. Особых спутников. Каких еще особых спутников? Шпионских. Ну историю про «Звездные войны» помнишь? Военно-космическая программа, которую Рэйган начал? И НАСА заплатило тебе и Хайдлю, чтобы вы на полтора года отправились в такое вот путешествие? Может, и так. Затруднюсь ответить. Не знаю. Спроси у Зигги. Абсолютно ему не доверяю. И правильно делаешь, заметил Рэй. Он обматерил Хайдля, заказал кружку пива, шесть рюмок ликера и прихватил несколько пустых стаканов. Забравшись на высокие стулья, мы облокотились на небольшую барную стойку, склонились, будто подпирали друг друга, и Рэй снова попытался объяснить, что мне не следует рассказывать Хайдлю о собственной семье. В каждый стакан Рэй отправил по рюмке ликера, долив доверху пивом. В результате пиво теперь отдавало гнильцой, но в алкоголе Рэй ценил не вкус. Киф, ты свойский парень. Не раскрывайся. Он захочет влезть к тебе в душу. Не сближайся с ним. Но ты с ним в приятелях. Вот именно. Думаешь, почему я тебе все это говорю? Он считает тебя лучшим другом. Рэй посмотрел на меня ничего не выражающим взглядом. В аналитических заметках я нашел информацию о Бретте Гаррете. Вдруг Рэй встрепенулся. Что за информация? – спросил он. Тот самый исчезнувший бухгалтер, пояснил я. Я знаю, кто такой Бретт Гаррет. Так что за информация? Задавал слишком много вопросов. Мешал Хайдлю развернуться. Путал все карты. Странный был парень, сказал Рэй. И что? А потом он исчез. Говорю же – странный. Вот и Хайдль твердит примерно то же самое. Его слова о том, что Гаррет, возможно, найдется через двадцать лет в каком-нибудь тропическом лесу, были внесены в файл. Рэй издал странный прерывистый звук, будто пытался что-то проглотить и в то же время подавить рвотный позыв; он списал это на пиво. Поговаривали, будто его убрал Зигги, начал я. Убил? Или что? Заказал, пояснил я. Такие ходят слухи. И ты на это повелся? Надо же, какой доверчивый, неожиданно вскинулся Рэй. Кто сказал тебе эту чушь? Зигги? Говорю же тебе. Вычитал в аналитических заметках, полученных в издательстве. Казалось, Рэй погрузился в раздумья об этой истории, а может, о чем-то другом, столь же далеком, сколь и близком, что занимало все его внимание и мысли. Так ты веришь, что Хайдль мог зайти так далеко? – спросил я. Рэй осушил стакан пива, налил еще, залпом выпил и уставился на меня глазами умирающего хомяка – точь-в-точь Хайдль. Дело в том, что через некоторое время его бубнеж застревает у тебя в голове. И приобретает над тобой некую власть. Из этих слов я понял, что Рэй, который на моей памяти никого и ничего не боялся, теперь чем-то напуган. Пусть он и дальше бубнит – ничего ему не рассказывай, бери пример с меня. Ни слова насчет Сьюзи. Ни слова насчет Бо. Я хотел пошутить, но передумал. Не признавайся, что Сьюзи на сносях. Если Хайдль тебе позвонит, не давай ей трубку. Рэй наблюдал, как в полупустом стакане, где смешалось пиво и ликер, закручивается пена. Пахло оттуда застарелым, зловонным дезодорантом. Быть может, Рэю вспомнились вздыбленные от ветра пенящиеся волны и страх перед морской стихией, которые чуть не погубили нас обоих в Бассовом проливе. Он как паук, проговорил Рэй, изучая последствия шторма в своем стакане. Опутывает тебя с ног до головы своей паутиной. И никак из нее не выбраться. Меня это даже во сне преследует. Хайдль всего меня опутал… настоящий паук… его поганая серая паутина обволакивает меня полностью, я снова и снова пытаюсь ее разорвать, но ничего не выходит. 4 В квартиру Салли я вернулся ближе к ночи и сразу взялся за чтение рукописи Хайдля. Много времени для этого не потребовалось. Передо мной был набор цитат из газетных статей, посвященных развитию Австралийской организации по чрезвычайным ситуациям (или, как он ее чаще называл, АОЧС), который дополняли выдержки из годовых отчетов, информационные сообщения, хвалебные отзывы от множества политиков и благодарности от известных фигур – послов, начальников полиции, командиров пожарных бригад, известных бизнесменов, отставных американских генералов, и эти материалы кое-где соединялись бессодержательными абзацами, написанными самим Хайдлем. Эта необычного вида рукопись оказалась малопригодной для чтения. Чтобы понять ее общий тон, достаточно обратиться к одному примеру. Назвав Хайдля поистине великим австралийцем, тогдашний премьер-министр пошел дальше и сказал, что он – вдохновляющий пример австралийского бизнесмена, проявляющего заботу о своих согражданах. Стало понятно, зачем издательству потребовался писатель. Ни жизнь Хайдля до скандала, ни роспуск АОЧС и исчезнувшие миллионы, ни пострадавшие в результате скандала банки, предприятия и отдельные лица, ни охота за Хайдлем правоохранительных органов, последующий арест и предстоящий суд в рукописи не упоминались. По сути дела, факты, пригодные для включения в книгу, вообще отсутствовали. Затем я дочитал папку с аналитическими материалами, касавшимися широкого освещения в прессе деятельности АОЧС. Рэй считал, что работа в АОЧС сравнима со службой в элитном военном подразделении: форма, строжайшая дисциплина, дорогие игрушки. Газетные статьи подтверждали его слова: АОЧС имела в своем распоряжении новейшую технику, какой не было ни у правительства, ни у предприятий, и обладала возможностями, невообразимыми и недостижимыми для других. Организация первой обзавелась пожарными вертолетами. Первой получила в свое распоряжение специальные поисковые суда с небольшими подводными лодками и вертолетами на борту. Помимо вполне рутинной деятельности, такой как проведение инструктажей по технике безопасности для персонала нефтяных и горнодобывающих компаний, поиск пропавших альпинистов и рыбаков, тушение лесных пожаров, сотрудники АОЧС порой выполняли задания, приносившие им настоящую славу, а именно: устранение возгорания на нефтяной вышке в Тиморском море и предотвращение экологической катастрофы; уникальная операция по спасению всемирно известного французского яхтсмена-одиночки Оливье Эспазэ, заблокированного в кабине яхты, которая перевернулась в открытом море в полутора тысячах километров к югу от Австралии; прогремевший на всю страну подъем на поверхность «семнадцати из Баррингтона» – горняков, на десять дней погребенных под обломками тоннеля в долине реки Хантер. Однако быстрое превращение АОЧС в столь разветвленную и могущественную организацию всегда считалось необъяснимым и оценивалось неоднозначно. Газетные вырезки делились на две группы: издания правого толка восхваляли АОЧС и называли ее новой моделью бизнеса двадцать первого века, левые же, наоборот, полагали, что за ее фасадом скрывается финансируемая ЦРУ организация, подобная пресловутому банку «Нуган-Хенд», и упоминали о «серых» парламентских объединениях, созданных Хайдлем. Когда я окончательно разобрался в этих материалах, Салли, еще не ложившийся спать, читал в гостиной, расположившись в потрепанном красно-коричневом кресле. Похоже, он владел этой темой и, не отрываясь от своей непременной ночной порции дешевого игристого «Шираза», пустыми бутылками от которого были забиты его самодельные шкафы, рассказал, как в восьмидесятые годы правительство неожиданно утратило контроль над ситуацией в стране, в игру вступил бизнес, к работе массово привлекались сторонние подрядчики, и даже предприятия старались максимально сократить издержки, нанимая субподрядчиков для неосновной деятельности. И оказалось, что, за исключением политики и менеджмента, всё – от социальной сферы до тюрем и поисково-спасательных отрядов – квалифицируется как неосновная деятельность. Удивительно, как в то время парламент сам не превратился в стороннего субподрядчика. В любом случае, каждое новое предприятие, открывавшееся в указанных сферах, очень быстро разрасталось. Развитие АОЧС, по словам Салли, всего лишь совпало с этим новым проявлением глупости общества. А я, прояснив для себя все вопросы, так и не понял, почему разрозненные ответы не складываются в единую картину. 5 Решив задать позитивный настрой, я приехал на работу с утра пораньше, но Хайдль меня опередил. Он стоял у отвратительных книжных стеллажей и разглядывал отвратительные книги издательства. При моем появлении, взяв с полки очередной томик, он добавил его в стопку, сложенную им на тумбе. Когда я подошел к столу, Хайдль обернулся, и мы поздоровались. Мне впервые удалось как следует его рассмотреть. Думаю, я не видел похожего лица до появления телевизоров с высоким разрешением. В этом лице было немало изъянов: неровные зубы, непослушная волосинка над дугообразной бровью. Эти детали слишком бросались в глаза, я будто видел их то вблизи, то издалека, словно в бинокль. Возможно, именно поэтому сложно описать его лицо без риска оказаться неточным, ведь оно казалось и бесконечно размытым, и таинственно четким, даже ребенок мог бы нарисовать портрет Хайдля и добиться сходства, но это не дало бы вам ровно ничего, как и детский рисунок луны. Иногда казалось, будто он где-то далеко.