* * * Глава 1 Подмосковный вечер С утра подмораживало, и мне в моем «пухляке» было не жарко. Но на рынке я согрелся – Сурен подогнал целый грузовичок, затаренный мешками с луком, и я один все их перетаскал на склад. Запарился даже. – Все, парой, – громко позвал я хозяина, – сгрузил! – Ай, молодец! – отозвался тот и колобком вкатился в овощехранилище. – Спасибо, Саша-джан! Словно из воздуха вытащив пятисотку, он вручил ее мне. Я принял деньги, кивнув, и сунул их в карман. Молча. Нет у меня привычки благодарить за то, что заработано. Сурен вздохнул с какой-то бабской жалостливостью и сказал негромко: – Вот уважаю я тебя, Саша-джан, за то, что не теряешь достоинства. Вот уважаю! И протянул мне руку. Я криво усмехнулся и пожал волосатую конечность. Не теряю, значит, достоинства… А для меня это совсем не сложно – большего ничего и не имею! Но все равно, ласкает слух. Натягивая шапку-чеченку, я проводил Оганяна глазами – тот уже укатился обратно в торговый зал чего-то разруливать. Сурен – обычный коммерс, жесткий, прожженный тип, который не церемонится с чужаками. И кинуть может, и развести, зато за своих горой стоит. «Парой» – это вежливое, но официальное обращение, означает оно обычное наше «господин», а восходит к титулу «барон», занесенному в Армению крестоносцами. Так вот Сурен мне как раз и напоминает этакого дона Пампу, средневекового жизнелюба. Такой своих людишек в обиду не даст. Наказать может, коли за дело, но и подсобит, если что. Как не порадеть за своего человечка? Я натянул пуховик и вышел на холод. Еще светло было, хотя солнце село уже. Рыночные ряды почти опустели. Последние торгаши, задержавшиеся в надежде слупить пару тысчонок с припозднившихся покупателей, спешно собирали товар, распихивая его по гигантским сумкам-чувалам и заваливая ими тележки. Субтильный Гриша из братии грузчиков едва стронул такую с места. Он напрягался, выгибался дугой, скреб сапогами по земле, пыхтел, выдавливая маты из тощей груди, и вот транспортное средство нехотя покатилось – громадная куча сумок и мешков угрожающе покачивалась, готовясь рухнуть и погребя Гришку под китайским ширпотребом. Рынок стремительно пустел, и эта малолюдность да кучи мусора – оберточная бумага, хрустящие пакеты, которые ворошил неласковый ветер, картонные ящики и коробочки из-под «Доширака», – все это навевало тоску. А сверху приспускалась хмурая облачность. Косые пальцы столбов, невежливо тычась, указывали на тучи, а черные голые ветви деревьев словно взывали к небесам, страшась холодов и умоляя отвести зиму. Небеса равнодушно молчали, перемешивая серую рванину кумулюсов… Я вздохнул и прибавил шагу. Холодно как… Завтра надо будет свитер надеть, тот, что с дырой на спине. Под пухляком не видно. Додумывая эту житейски состоятельную мысль, я расслышал отчаянный девичий крик. Что еще не слава богу? Из-за киоска на углу выбежала девушка в расстегнутом пальтишке, из-под которого ярко краснела вязаная кофта, а на голове подпрыгивал синий помпон шапки. Даже отсюда было видно, что ноги у бегуньи длинные, обтянуты цветастыми леггинсами и обуты в ношеные сапоги цвета кофе с молоком. Девчонка припустила мимо рядов, устремляясь к складам, слепленным из сэндвич-панелей, и тут же показались преследователи – двое парней в модных прикидах. Мажоры. Парни гоготали, скача вдогонку за своей добычей. Парочка торговцев сделала вид, что ничего не происходит, лишь головы в плечи вжала под накинутыми капюшонами да поспешила удалиться. «Моя хата с краю, ничего не знаю». Вполне понятная жизненная позиция, вот только меня по другому рецепту делали – не люблю, когда девочек обижают. Джентльмен я, рыцарь «бла-ародный». Дурак, короче. Глянув вслед убегавшей девушке, я увидел, что та попалась – угодила в тупик и заметалась между стенами складских помещений. Мажоры добежали и остановились, переводя Дух. – Ну, ты нас загоняла! – весело сказал один из них, в рыжей дубленке, упирая руки в колени. – Ф-фу-у! Прям чемпионка по бегу! Давай, заголяйся. – Только по-быстрому, – добавил другой, в толстовке «Ливайс», – а то холодно. – Не трогайте меня! Шо я вам сделала? – заверещала «добыча». – Отпустите! Я не хочу-у! – А мы хотим! – загоготал «загонщик» в толстовке. Оба двинулись к девушке, разведя руки и глумливо повторяя «У-тю-тю!» да «Цып-цып-цып!» Девчонка прижалась к стене и закрыла лицо руками в варежках. А молодая особа явно за модой не следит, заметил я отстраненно, как бы вчуже. Одно из двух – или у нее отсутствует вкус, или тупо нет денег. Скорее, второе – вон, даже варежки разные – одна синяя, с вышитой снежинкой, а другая – малиновая. Неторопливо приближаясь, я оказался у мажоров за спиной – те от вожделения и страх, и опаску утратили. Росту я немалого, поэтому начал с того, что врезал типу в дубленке ребром ладони по шее. Тот хрюкнул только и сунулся мордой в запакощенный сугроб. Его товарищ в толстовке сначала очень удивился, а потом полез на меня, воспылав жаждой мести. Зря. Я врезал мажору между ног, а когда тот согнулся в три погибели, шипя от боли, выпрямил его апперкотом, с удовольствием плюща противнику губы и нос. Парнишу вздернуло, и я закончил комбинацию локтем в челюсть – мажора отнесло и впечатало в стенку. По ней он и сполз, опрокидываясь на утоптанный, обильно политый мочой снег. Там тебе и место. – У него пистолет! – взвизгнула девушка. Я резко обернулся к вырубленному дублен-коносцу. Тот уже стоял на четвереньках и лапал оброненный «ПМ». Пневмат или огнестрел, я разбираться не стал. Подскочил и всадил носком ботинка по печени этому Вильгельму Теллю недоделанному Казанове доморощенному. Тот опять хрюкнул и перекатился на спину Готов. Пистолет я подобрал и сунул в карман. Пригодится в хозяйстве. Встретился глазами с девушкой – она смотрела на меня, будто на ангела, явившегося с благой вестью. – Пойдем, – буркнул я, – провожу. – О-ох… – простонала моя визави и стала нюнить. – Спасибо вам огромное-е! – Да ладно… Бочком между двух еле ворочавшихся тел девчонка прошмыгнула ко мне, и мы зашагали прочь отсюда, с места неудавшегося преступления. Выйдя за ворота, я спросил: – Тебя как звать хоть? – Марина, – ответила моя нечаянная спутница и шмыгнула носом. – А живешь ты где? Марина вздохнула грустно-прегрустно: – А нигде… С Украины я. Нас набрали целый вагон. Сказали, шо на работу в самой Москве устроят, а мы уже потом, с получки, рассчитаемся и за проезд, и за питание… Приехали мы, паспорта у нас отобрали – и на улицу всех. Этими… ну.. – Проститутками? – догадался я. – Ну, да… А бригадир наш оказался вовсе не бригадир, а этот… ну… – Сутенер? – Ага… Я, как только до меня дошло, сразу деру дала. Они за мной погнались, но я убежала. – Да-а, бегать ты умеешь. – Ага… И теперь ни документов, ни денег, ничего… Месяц уже бичую.[1] – Ну, на бичиху ты пока не тянешь, – усмехнулся я. – Не несет от тебя, маты не гнешь, да и голосок не пропитый… Я и сам бомж, так что бомжих всякого разбору навидался. Ладно, пошли. – А куда? – Устрою тебя на первые дни, а там видно будет.