Но, к сожалению, не на меня. Кроме дружеских чувств, как ни старалась, ничего к нему не испытывала. А ведь он очень красиво пытался… Вплоть до предложения руки и сердца. Я корила себя за бесчеловечность, но не могла смотреть на него иначе. И эта отстраненность привела к тому, что Мовсес время от времени исчезал из моей жизни, а потом снова появлялся. Складывалось впечатление, что ходил налево, где его обслуживали по полной программе, а потом в результате сравнительного анализа он все же приходил к выводу, что любит меня. Почти жена, черт возьми, которая вынуждена встречать мужа после очередной любовницы. И все начиналось по новой — режим Хатико у здания после работы, цветы, обещания любить и носить на руках… А что я?.. Не цепляло. Как всегда. Может, таких настойчивых раньше и не было, но желающие привлечь внимание имелись и до того. Никто цели не достиг. Смешно, когда думаю о том, что Адонц меня даже и не добивался. Все было непринужденно. С ним у нас это произошло как-то само собой. За неимением иных исходов. Вопреки мнению, что девочки любят плохих мальчиков, я его к этой категории не отнесла бы. Хотя… В сравнении с остальными, наверное, он все же плохиш. Циник, жесткий руководитель, целеустремленный и властный. Но разве это качества плохого мальчика?.. Нет. Самоуверенного и достойного мужчины. Конечно, Торгом намекнул, что мое общение с Мовсесом нежелательно, но давить не захотел. И хорошо, потому что я не стала бы обещать того, что не выполню. Этот привет из прошлого был двояким: с одной стороны, я испытала неимоверное облегчение, понимая, что зря себя обвиняла, но, с другой стороны, как мне быть с тем, что его чувства никуда не делись?.. И я опять иду на встречу, рассчитывая на то, что это не будет воспринято как свидание. Естественно, ошибаюсь. Как только вижу букет красных роз в руках Мовсеса, сердце сжимается от какой-то неуемной тоски, мне опять больно, будто он вернулся — и стало хуже, хотя должно быть наоборот. Его карие глаза полны надежды и обожания, но это вызывает во мне только отторжение. Он целует щеку, придерживая за талию, и это, словно, длится непозволительно долго… Почему я терплю? А разве я могу иначе? Человек прошел такие ужасы, защищая мою родину, и выжил — по его же словам — исключительно благодаря мыслям обо мне. Я ему обязана. И я чувствую себя виноватой. — Расскажи мне всё-всё, — просит Мовсес, когда мы устраиваемся за столиком. — Куда ты пропала? На работе никто не сказал, что ты еще в Армении. Осознание того, что и он меня искал, приводит в ступор. Хорошо, что адрес дяди и адрес Мари никому не был известен, потому что… Потому что мужчина нашел бы. И я вдруг четко поняла, что не хотела бы его видеть. Адонца — да, я бы прыгнула ему на шею. Это несравнимо. — Никто и не знал, где я. Мне хотелось спрятаться, — отвечаю осторожно. — Много всего навалилось, желание работать там пропало, вот и уехала к родственникам. А когда ты вернулся? Внимательно слежу за тем, как дергается его голова при этом вопросе, отмечая, что задела какую-то неправильную тему. — Сатэ, — голос Мовсеса леденеет, а глаза наполняются пугающей меня яростью. — Давай договоримся, что мы не затрагиваем вопросы, связанные с войной? Во-первых, многое я тебе просто не имею права рассказывать, а, во-вторых, не имею желания вспоминать. Просто знай, что, пока лежал в больнице — в те редкие моменты, когда приходил в сознание — я всегда звал тебя. Только твой образ помог мне выжить. Я очень хотел, чтобы ты меня дождалась, — берет меня за руку, — и ты дождалась. Дождалась?! Ой, ли? Тело пробирает мороз. Кожа ладони, к которой он самозабвенно прикасается, поглаживая, горит от неприятия этого действия. Мне противно ощущать на себе чужое присутствие, но я не могу выдернуть свои пальцы. Боюсь обидеть… Постепенно этот демонический огонь в его взгляде гаснет, уступая место прежнему слепому обожанию и благоговению. Отчего я вся превращаюсь в напряженный сгусток нервов. — Ты сохранила кольцо? Я ждала этого вопроса, правда. Но все равно не была к нему готова. — Оно у меня, — подтвердила севшим от переизбытка эмоций голосом. — Я… Странная удовлетворенная улыбка, похожая на оскал, расплылась по широкому мужественному лицу Мовсеса. Я должна ему сказать, что верну украшение, но язык отказывается повиноваться, когда мужчина смотрит такими преданными глазами… — Это ведь можно считать ответом? Спазм душит горло, и я начинаю кашлять. Резко отнимаю свою руку, чтобы прикрыть рот. Ощущение, что сейчас задохнусь от тяжести, давящей на грудную клетку. Прошло два года, и он действительно считает, что я его ждала… Лелеяла надежду на то, что жив и вернется?.. Это треклятое кольцо… Я ведь даже не приняла его! Он просто впихнул мне коробочку за день до своих сборов, после которых не вернулся… Как произнести «нет» в лицо человеку, отправляющемуся на войну? Никак. Я и промолчала тогда. Мужчина пододвигает стакан воды и обеспокоенно рассматривает раскрасневшиеся щеки. В этот момент звонит мой телефон, и я переворачиваю его дисплеем вниз, чтобы собеседник не увидел имени абонента. Но этот жест не остается незамеченным. — Ответь, — указывая бровью на смартфон, — вдруг что-то важное. — Я перезвоню, — отрицательно качаю головой. И тут он молниеносно хватает вибрирующий гаджет. Я таращусь на него в ужасе от такой бестактности. А его следующая фраза заставляет заскрежетать зубами от злости: — Торгом — это тот неадекват из Министерства? И что у вас с ним? Бешеным усилием воли подавляю в себе возмущенный крик. Будь на месте Мовсеса кто-то другой, уже получил бы от меня добрую порцию выпадов. — Верни мой телефон и больше никогда не смей так делать, — спокойно выставляю руку вперед в ожидании. Опять скалится, но послушно отдает его, и я сразу прячу тот в сумку от греха подальше. Ситуация набирает опасные обороты. Я на подсознательном уровне чувствую, что в чем-то Торгом был прав — Мовсес сильно изменился, я не узнаю эти дикие повадки. Раньше он был вежлив и обходителен, никогда не проявлял неуважения к моему личному пространству. Но я, естественно, списываю это на то, что человек прошел невероятные испытания. Не могу винить его или осуждать. Поэтому и пытаюсь сгладить случившееся: — Что ты делал в Министерстве в тот день? — отпиваю кофе в поисках успокоения. — Были некоторые вопросы, надо было увидеть кое-кого… Расплывчатый ответ меня весьма настораживает. — Странный выбор места, где надо кое-кого увидеть. Пронзает своими темными глазами, будто прожигая брешь. Но это больше не пугает. Раздражает. Я не отвожу взгляда, прямо смотря ему в лицо. — Ты ни капли не изменилась, Сат, — улыбается довольно, — строптивая, любишь копать под истину, ищешь ответы… — А должна была? Что ты ожидал увидеть? Мне кажется, голос выдает этот неконтролируемый негатив, и я ничего не могу с собой поделать. Палка о двух концах. Да, я хочу быть с ним вежливой, поскольку благодарна — как и всем участникам 44-дневной войны — за стойкость и мужество. Мы все им обязаны. Но одновременно меня отталкивает его поведение и надежда на совместное будущее, и я не знаю, как именно сказать, что ни тогда, ни сейчас у нас ничего не может быть. — Нет, не должна была, — снова берет меня за руку, вызывая беззвучный протест. — Я не верю своему счастью. Если бы я туда не пришел, возможно, так тебя и не встретил бы… — У нас слишком маленький город и страна в целом. Встретил бы. Когда-нибудь… Я позволяю ему это прикосновение. Выслушиваю, иногда задаю вопросы. Мы общаемся около часа, и я понимаю, что иссякла. Этот человек как энергетический вампир. Он просто высосал из меня все соки, и я хочу попасть домой, чтобы отмыться. С трудом отпускает меня, противясь просьбе не провожать. Не хочу. Доезжаю до дома и в трансе выхожу из такси, бредя к подъезду. В задумчивости останавливаюсь у крупной урны и абсолютно сознательно погружаю в неё букет. Этим цветам не место в моей обители… * * * Адонц был прав. Меня вызвали к высшему начальству и предложили должность Арзуманяна. Она действительно открывала новые перспективы, но вместе с тем прибавляла и без того высокую ответственность. Моя команда мне нравилась, но внезапный новый уровень пугал. Думаю, это нормальная реакция сознательного человека. Я согласилась. И меня тут же погрузили в водоворот бесконечных совещаний, где приходилось вникать в суть даже тех вопросов, что не касаются непосредственно отдела. Много воды, мало конкретики. Не мой стиль работы. Подбадривало только присутствие Роберта, который неизменно улыбался мне, поддерживая. Скорый приезд семьи на помолвку брата будоражит и требует сил на подготовку. Я понимаю, что моя квартира мала, спальных мест катастрофически не хватает, поэтому в срочном порядке следует закупиться хотя бы раскладным диваном. Но у меня тупо не хватает времени на то, чтобы выбрать и заказать доставку. Как-то разом навалилось столько всего, к чему я, видимо, не совсем была готова. Должность подразумевала полную отдачу, ещё во многое надо было вникнуть, поэтому часто задерживалась до позднего вечера. Отношения с Торгомом тоже нуждались во внимании, и я пыталась совместить приятное с полезным — изредка он «похищал» меня на ужин, который непременно заканчивался бурным всплеском страсти. Завораживало и смущало, что между нами ничего не меняется. Это безумие укрепляло свои права на нас. Мало. Всего было мало. Этих встреч урывками, ночей, которые, казалось, так быстро кончаются. Мне всегда хотелось больше. До боли. Плюс Мовсес, который просил новых «свиданий», а я еще не отошла от впечатлений первого… Не представляла, как вести себя с ним. Всё это снежным комом накапливалось и грозилось задавить своей неподъемной тягой. И в какой-то момент я не выдержала и сбежала от этой реальности. Дождь лил настолько интенсивно, будто нацелившись устроить второй всемирный потоп. Я стояла на крыльце и потягивала чай, согреваясь. Никогда не любила осень. Никакого «очей очарованья». Середина октября была теплой и солнечной. Кто ж знал, что стоит мне уехать на выходные — все так круто изменится, и я даже не смогу выйти на прогулку к любимому Сагмосаванку? Дом еще не отапливался, и внутри стояла неприятная прохлада. Я предпочитала находиться лицом к лицу со стихией, поэтому устроилась на старенькой кушетке, закутавшись в плед. Видимо, монотонный звон капель в какой-то момент убаюкал меня, заставив свернуться клубочком и глубоко заснуть. Разбудило меня поглаживание по волосам. Я поняла, что в полудреме принимаю желаемое за действительное, вот и не спешила просыпаться до конца. Лежала и наслаждалась ощущениями умиротворения. Ставшими слишком редкими. — Время от времени меня стала посещать одна мысль… Резко распахиваю глаза и вижу перед собой Торгома. Сердце нещадно таранит ребра в порыве радости. Перемещаю голову на колени рядом сидящего мужчины и снова опускаю веки. — Какая? — шепчу, боясь разрушить момент. — Что ты всегда была со мной и для меня, но мы где-то разминулись, и теперь снова встретились, чтобы ты мне напомнила, кто я. Разнесла вдребезги всё, что я успел понять до этого… Губы трогает слабая улыбка. — Звучит заманчиво, Адонц. Как ты меня нашел? — О, это было не так сложно. Учитывая твой рассказ о доме и фразу «Абонент вне зоны доступа», пищавшую в ухо со вчерашнего вечера.