— Эдгар. Мовсес, — сразу же представила их друг другу, осознавая, что давний ухажер сейчас взорвется от накатившей бессознательной и неуместной ревности. — Мой брат. А это… И мир просто рухнул на мою голову, будто расплющив остатки нервных окончаний, оставив после себя зычную пустоту, когда вместо меня свой статус озвучил Мовсес: — Будущий муж. Так я вполне вовремя. Мы можем об этом поговорить, дружище? Эдгар переводит на меня ошеломленный взгляд, встречаясь с моими расширенными от ужаса глазами. Все слова, звуки и даже стоны отчаяния застряли в горле, купируя дыхание. Разве может быть что-то абсурднее этого? — Сатэ? — брат приподнимает бровь, напоминая, что ждет моего подтверждения. Я в ступоре хлопаю глазами и чувствую, что во мне поднимается волна протеста, смешанная с набирающей обороты злобой… Передаю Элю в руки любимого дяди и делаю знак, чтобы нас оставили вдвоем. Мовсесу такой расклад явно не по душе. Он хмуро смотрит вслед удаляющемуся собеседнику. У нас принято, конечно, что парень в первую очередь говорит с братом понравившейся ему девушки, чтобы получить одобрение на дальнейшее общение. Но Эд уже по одной моей реакции понял, что я против. Ой, как против… — Погоди секунду, — выставляю ладонь вперед, давая понять, что дальше идти ему нельзя. Сама исчезаю в спальне и быстро нахожу то самое кольцо. Возвращаюсь и вручаю его мужчине. — Ты тогда не дал мне ответить. Тебе легче было уходить с надеждой. Но и тогда, и сейчас я говорю — нет. Однозначное. Пространство вокруг вибрирует от накала. Стойко выдерживаю хлесткий взгляд карих глаз, вздернув подбородок. Не собиралась я калечить жизнь нам обоим из жалости! Ни два года назад, ни тем более сейчас. Да, я столько времени чувствовала необъяснимую вину, думала, если бы ответила «да», его это могло бы удержать… Я же была уверена, что мужчины нет в живых… Ведь многих спасали именно мысли о возлюбленных? А Мовсес, кажется, действительно меня любит, раз мой образ помог ему выбраться из комы. Но любовь эта выглядит болезненной и далекой от чувств, на основе которых строятся отношения. Даже если бы в моей жизни не было Торгома, — что я представляю теперь с ужасом, — находиться рядом с этим человеком в качестве жены не смогла бы никогда. Но, как выясняется, у Мовсеса свой взгляд на ситуацию. Сжав кольцо в ладони и окинув меня снисходительным прищуром, он вдруг стремительно шагает по направлению к гостиной. Я кинулась следом, но не успела воспрепятствовать. — Здравствуйте… — вежливый кивок. — Могу я поговорить с Вами наедине? Я готова была провалиться сквозь землю от стыда и в сто крат увеличившейся злости. Меня заколотило с нечеловеческой силой, даже дыхание сперло, будто кто-то сжимал горло… А дальше все происходило, как в замедленной съемке немого кино. Отец кивнул, затем велел мне выйти. А исчадие ада, заварившее весь этот сумбур, плотно прикрыло дверь. Я стояла у стены подальше, пытаясь унять звон в голове от бешеного пульса. Меня разрывало от переизбытка негатива и отвращения. Эдгар, оставивший Элю в спальне с матерью и бабушкой, вернулся и уставился на мое хмурое лицо. — У тебя с ним… — Нет! — перебила я, выкрикнув слишком резко. — Никогда! Нет и не будет! — Чего тогда так кипишуешь? Разве мы позволим, чтобы тебя обидели? Дадим от ворот поворот, пусть катится… — Эдгар, — вновь прервала брата, тяжело вздохнув, — все сложнее, чем кажется. И язык у него подвешен, он сможет убедить папу дать ему шанс. — Это ты будешь решать, Сат. — Если бы Мовсес принимал мои решения, не стал бы в течение пяти лет добиваться несбыточного результата! А теперь еще и после войны…комы… Я не знаю! Кажется, он тоже был потрясен. Темные брови взлетели, образовывая морщины на широком полотне лба. Эдгар потерянно склонил голову и потер ладонью шею, раздумывая. — Сат? А он…нормальный? Опускаю веки, наконец, готовая принять очевидное. — Думаю, не совсем… Даже до участия в войне Мовсес вызывал у меня стойкое ощущение одержимого безумца. Торгом прав, этот мужчина опасен, и сегодня я в этом убедилась. Только эта опасность не физическая, а именно психическая. — Ясно. Иди, одевайся, через десять минут выезжаем. А с ним разберусь сам. Очередной вздох, и я спешу в спальню, где заканчивали сборы мама с Дианой, провожая приглашенных специалистов. В некой прострации забираю платье и иду в ванную, гадая, что же происходит за закрытой дверью гостиной. Мне не страшно. Совсем. Мне неловко. Противно от сложившейся ситуации. Неприятно, если учесть, что я делаю кому-то больно своим отказом. Человеку, который гнался за этим столько времени… И если изначально я была готова быть вежливой и поддерживать дружеские отношения в силу всего, что Мовсес сделал для родины, то в данную секунду я отчетливо поняла, что никакой дружбы между нами никогда не выйдет. * * * Дача родителей Армине находилась очень близко к храму Гарни[6]. Перед началом всех положенных церемоний влюбленные решили провести фотосессию, заранее наняв профессионального фотографа. Благо, туристический сезон близился к концу, и народу было не так много — не было нужды разгонять всех со ступеней, как это обычно и бывает. Я вызвалась сопровождать их по целому ряду причин. Очень неприятных. Мне надо было остыть. Во-первых, уход Мовсеса, на лице которого светилась победная улыбка. Во-вторых, некая отчужденность папы. В-третьих, неожиданные гости, коих я никак не ожидала встретить… Была одна фраза, врезавшаяся мне в память, что-то типа напутствия матери своей дочери перед свадьбой, когда та просила никогда не рассказывать ей о ссорах с мужем, аргументируя тем, что дочь-то простит его потом, а она — нет. Что-то подобное я испытала, увидев Элеонору Эдуардовну. И язык не повернется назвать эту женщину бабушкой. У меня была одна бабушка, о которой я сохранила теплые — пусть и короткие — воспоминания из детства. По одному только мимолетному взгляду на маму я отчетливо поняла одну вещь — она простила, приняла и была рада встрече. Далеко не первой. Судя по тому, как малышка Эля потянулась к прабабушке, семейство имело достаточное количество рандеву. За моей спиной. Злюсь ли? Нет. И прекрасно понимаю, почему от меня скрывали это событие — счастливое воссоединение. В отличие от остальных, я слишком требовательная, мне сложно простить такие ошибки, которые причиняли всем боль. Моя родительница как дочь вполне может и даже должна простить свою мать. Но я?.. Увольте. Моя детская психика еще пятнадцать лет назад дала клятву не иметь ничего общего с такой жестокой женщиной. Хорошо, может, я далеко не мудрая и не повзрослела, как того требуют годы. Но это мое нутро, мои чувства и мои принципы. Естественно, я не собиралась устраивать сцены или скандалы на торжестве. Никогда бы так не поступила с любимым братом. Пусть наслаждаются организованным для них праздником. А поговорить о нелицеприятных вещах мы всегда успеем. Поэтому с вполне спокойным выражением лица вхожу в украшенный фонариками, гелиевыми шарами и прочими побрякушками двор, где нашу счастливую пару встречают одобрительным гулом. Нахожу в толпе маму и со скрытой печалью наблюдаю, как та отводит глаза. Вечер обещает быть интересным… С любопытством осматриваюсь, пока действующие и будущие родственники приветствуют Эдгара и Арминэ. Нам говорили, что у них уютный дом, но я не думала, что все будет настолько круто… Будто я нахожусь в каком-то итальянском дворике — все красиво, по-простому, но со вкусом. Мне нравится освещение, разложенные вдоль друг друга ряды деревянных столов, ломящисях от яств, прекрасный сад, окутывающий это пестрое великолепие и придающий какую-то волшебную нотку всему вокруг. Я очень довольна увиденным. Люблю, когда люди оправдывают ожидания. Сказали — сделали. — Дочь? Оборачиваюсь на голос, засмотревшись импровизированной танцевальной площадкой. Судя по инвентарю, будут конкурсы… — Мам, не надо. Все в порядке. Она на пару секунд застывает, не решаясь подойти ближе, поэтому я сама порывисто обнимаю ее за плечи и искренне улыбаюсь. — Мой брат счастлив. Плевать на все остальное. Он заслужил незабываемый праздник. Сжимает меня сильнее, ощущаю, как трепыхается материнское сердце. Наверное, от облегчения? — Ты тоже заслужила, моя девочка, — зарывается в мои непослушные волосы, словно я маленькая, — как я хочу, чтобы и ты светилась любовью… Как ты не видишь, мама? Я же свечусь. Меня распирает. — Пойдем, Сат. Там, кстати, тобой парочка парней из их родственников интересовалась… Говорят, впечатлила их еще с прошлого приезда Эдгара. — Мам! — предостерегающе. — Молчу! — вскидывает ладони вперед, сдаваясь. Вместе проходим к пиршеству, усаживаясь за столы. Я вспоминаю, что так и не помыла руки, поэтому, разведав путь, лечу к летней кухне и совершенно не вовремя застаю за тем же занятием седовласую женщину. Поворачивает голову в бок, смерив меня сканирующим взором. — Здравствуй, Сатэ. — И Вам не хворать. — Надеюсь…твоими молитвами. — Уж точно не моими. Красноречиво хмыкает и отходит в сторону, уступая мне место. А сама тянется к полотенцу, не переставая разглядывать. — Прекратите, пожалуйста, — цежу сквозь зубы. — Вы не в музее. Если мама Вас простила, это не значит, что все вокруг поступят так же… — Как прекратить? Ты у меня красавица такая. Еще больше расцвела с того аукциона. Вы с Торгомом помирились? Охренеть, мать вашу! Светская беседа — ни меньше, ни больше. — Элеонора Эдуардовна, соблюдайте дистанцию и не портьте вечер Эдгара. Разворачиваюсь и выхожу на улицу, отряхивая мокрые пальцы. Да, бабуля решила не терять времени и сразу всех брать в оборот. Ее подавляющая аура не может оставить равнодушной. Столько лет стояла в стороне, теперь как бы наверстать, да?.. Не на ту напоролась, мадам. Ни твой характер, ни твои деньги, ни просьбы родной матери — ничто из этого не поможет мне смягчиться.