— Что нового? — спросил Николай Гаврилович, когда молодые люди уселись возле стола. — Сегодня с утра университет закрыт. Студенты возбуждены, решили не подчиняться новым правилам. На завтра назначена сходка в университетском дворе. — Я придаю самое серьезное значение студенческим волнениям, — сказал Николай Гаврилович. — Эти волнения могут стать началом великой бури. Дело только в том, чтобы суметь выступления молодежи соединить с выступлениями крестьян. Тогда движение обретет огромную силу. — Наш комитет старается руководить выступлениями. Мы разделили всех студентов на кружки. Каждый кружок выбирает из своей среды наиболее влиятельного товарища. А мы потом собираем этих студентов на частных квартирах и обсуждаем наши дела, принимаем решения. И эти решения проводим на сходках. — Как вы считаете, Николай Гаврилович, если завтра к нам на сходку опять не явится попечитель, может быть, пойти к нему на квартиру, не депутатам, а всем студентам? — Что ж, мысль верная. Нужно твердо и настойчиво добиваться отмены новых правил. Но при этом сохраняйте спокойствие, дабы не дать повода к столкновениям. Ибо может быть и даже наверняка будет полиция. Ранним утром 25 сентября к университету стали подходить студенты. Дверь в здание по-прежнему была закрыта. Кто-то попытался пройти с другого входа, но там стоял сторож и пропускал только начальство и преподавателей. Студенты собрались на университетском дворе. — Не дают пройти даже в библиотеку! Ведь библиотека наша. Мы покупали книги на свои деньги, — возмущался высокий черноволосый юноша. — Все равно мы не будем получать их матрикулы, в которых изложены новые правила. — Можно получить, а правила не выполнять. — Так не выйдет! При получении надо расписаться в том, что будешь выполнять правила. Евгений Михаэлис стоял, окруженный большой группой студентов. Он что-то говорил, но в задних рядах не было слышно. — Громче, Женя! — Влезай на ограду! — А вон там в углу двора лестница, перетащим ее сюда! Лестницу вмиг перебросили и приставили к стене недалеко от ворот. Михаэлис влез на лестницу. — Господа! Я призываю всех вас к единству и стойкости. Новые правила мы ни в каком случае не должны выполнять. Нужно потребовать их отмены. Но с нами не хотят даже разговаривать. Ректор в отъезде, попечитель к нам не выходит. Если он не идет к нам, мы пойдем к нему. Мы проведем все спокойно и с достоинством. Даже если к нам будет применено насилие. Через некоторое время студенты построились колонной и пошли по набережной. Их было много, около тысячи. Они шли спокойно, медленно. Длинная колонна растянулась чуть ли не на версту. Перейдя мост, студенты вышли на Невский и направились к Владимирскому, к Колокольной улице, где была квартира попечителя. День был солнечный. На улицах много гуляющей публики. Никто не понимал, в чем дело. Что это за процессия? Студенты университета? Но куда они идут? Это было невиданное зрелище. Первая демонстрация не только в Петербурге, но и в России. Борьба студентов вылилась из-за стен университета на улицу. Университетские события предавались гласности, становились достоянием столицы. Люди сочувствовали. Многие присоединялись к шествию, особенно молодежь, слушатели других учебных заведений. — Студенты академии и университета — братья! — крикнул какой-то студент Медико-хирургической академии, становясь в ряды. В колонне замелькали фуражки гимназистов, мундиры офицеров, пелеринки девушек, кое-где куртки мастеровых. Из лавок выбегали приказчики, народ выглядывал из окон, толпился у ворот домов. Возбужденные французы-парикмахеры выскакивали из парикмахерских, восклицая: — Revolution! Revolution! Мальчишки бегали по улицам, крича: — Бунт! Бунт! Колонна приближалась к Садовой улице, когда появилась пешая и конная полиция. На рысях подскакал отряд жандармов. Полиция окружила колонну студентов справа и слева. Отряд жандармов расположился сзади. — Лишние разойдись! — отгоняла народ полиция. — Полиция лишняя! — крикнул кто-то из рядов демонстрантов. Недалеко от Владимирского проспекта показались войска, рота стрелкового батальона. Солдаты шли сомкнутым строем на студентов. — Это насилие! Не побоимся штыков! — Спокойней! Они не посмеют стрелять! В это время все увидели скачущего на дрожках попечителя. Он был перепуган. — Я готов вас выслушать, но в стенах университета! Отправляйтесь обратно, я приеду! Однако студенты не желали откладывать. Пусть в стенах университета, но сейчас же! Попечитель вынужден был согласиться. Он слез с дрожек. В таком же порядке колонна направилась обратно. Впереди шел генерал Филипсон. По бокам — полиция. Сзади — жандармы. Демонстранты запрудили университетский двор и набережную перед университетом. Все время подходил народ, подъезжали кареты, дрожки. Все хотели узнать, чем кончатся события. Студенты выбрали депутатов, которых пропустили в университет для переговоров с попечителем. Депутатам была обещана неприкосновенность. Попечитель говорил по-отечески ласково: не нужно студенческих выступлений, университет вскоре будет открыт, правила еще раз обсудят. Но в эту ночь было арестовано около пятидесяти студентов, в том числе и депутаты. ГЛАВА III По обе стороны Литейного моста стоят два артиллерийских офицера. Они всматриваются в публику, проходящую мимо. Слушателей Артиллерийской и Медико-хирургической академий они останавливают. — Мы просим вас пройти к университету. Там сегодня будет сходка. Наверно, дело не обойдется без полиции и солдат. Надо помочь студентам. Артиллеристы и медики поворачивают на Васильевский остров. Конечно, нужно помочь. Они все — члены единой студенческой семьи. Двор университета снова полон. Бушуют страсти. Поленница дров служит трибуной. — Они потеряли всякий стыд и благородство! Как они смели дать слово о неприкосновенности и потом арестовать наших депутатов! — У нас нет зачинщиков, мы все заодно! Профессор Артиллерийской академии Петр Лаврович Лавров здесь же, среди студентов. Это он накануне у себя на квартире собрал своих учеников-артиллеристов и просил их поддержать студентов университета. — Обратимся к министру! Если он сколько-нибудь человек, пусть примет меры. Тут же, на перевернутой бочке подписывали письмо министру. К университету стянуты отряды полиции. На набережной, вплотную к зданию, построен батальон Финляндского полка. — Друзья, будем тверды! Дело идет о спасении наших товарищей! — Мы не дрогнем! Но женщинам лучше удалиться. Это представление не для них! Женщин здесь немного. Их убеждают покинуть университетский двор. Но они не соглашаются. Они хотят быть со всеми до конца. В воротах показалась полиция. Конные жандармы въехали во двор. — Приказываю разойтись! Даю вам полчаса сроку! — крикнул жандармский офицер. — За что арестовали наших товарищей? Освободите их или возьмите нас вместе с ними! — Не признаем новых правил! — загудели вокруг. На глазах у полицейских студенты рвали матрикулы, которые их вынудили получить, и швыряли на землю, топча ногами. Жандармы пустили лошадей на толпу. Кто-то упал. Еще. Во двор ворвались солдаты, били прикладами. На плитах университетского двора растекалась кровь. Студенты были окружены и выведены со двора под двойным конвоем солдат. Они шли спокойно, гордо. А вокруг волновался народ, запрудивший всю набережную и Биржевую площадь. То тут, то там раздавались возгласы: — Мы с вами! — Молодцы студенты! Студентов отвели в Петропавловскую крепость. Теперь их там было более трехсот пятидесяти человек.