Как весенней ночи трепет лунный, Тонким звоном цитры златострунной. …Именем твоим, страниц не числя, Тысячи могу заполнить книг Так, чтоб в них гудело пламя мысли, Воли и деяний бил родник… Имя Женни я могу прочесть В звездной зерни, и зефир небесный Мне его несет, как счастья весть. Я навечно буду вновь и вновь Петь о нем — да станет всем известно: Имя Женни есть сама любовь! Лиза опустила на колени тетрадки, задумалась. Да, именно такой она и представляла себе любовь. Единственную, на всю жизнь… Чтобы понимать друг друга с полуслова, чтобы жить одним дыханием. Такую любовь не могут погасить ни годы, ни испытания… Такая любовь придает силы… Она думала о том, какую огромную, нечеловеческую работу выполняет Маркс. И эти вечные неприятности. То нет денег для квартирохозяйки. То булочник и зеленщик требуют оплаты счетов. Лиза не раз присутствовала, когда приходили кредиторы. Но, несмотря ни на что, в семье Маркса бодрость и дружба, взаимное уважение. Лиза заметила это с первого знакомства. И постоянное внимание к людям, забота о друзьях… Лиза взглянула на рецепт, присланный Марксом. Она сейчас напишет письмо. «Милостивый государь! …Благодарю вас за рецепт на хлорал и в особенности за ту доброту, с которой вы заботитесь о моем здоровье. Конечно, я вовсе не хочу разрушать его, но, откровенно говоря, не люблю лечиться», — писала Лиза Марксу. И дальше, вспоминая их недавний разговор о русской общине: «…Что касается альтернативы[7], которую вы предвидите в вопросе о судьбах общинного землевладения в России, то, к сожалению, распад и превращение его в мелкую собственность более чем вероятны. …Я позволю себе послать вам номер «Народного дела», в котором разбирается этот вопрос, полагая, что у вас, возможно, нет полного комплекта этого журнала. Вы несомненно знакомы с вышедшим в 1847 году трудом Гакстгаузена, в котором рассматривается система общинного землевладения в России. Если у вас случайно его нет, то прошу сообщить мне об этом. У меня есть экземпляр на русском языке, и я могу тотчас же послать его вам. Этот труд содержит много фактов и проверенных данных об организации и управлении общин. В статьях об общинном землевладении, которые Вы теперь читаете, Вы увидите, что Чернышевский часто упоминает эту книгу и приводит из нее выдержки». Лиза вспомнила, как тщательно Маркс изучает труды Чернышевского. На полке в шкафу стояло восемь томов произведений Николая Гавриловича. Маркс конспектировал их, делал выписки. На полях книг Чернышевского пестрели пометки черным, синим карандашом. В некоторых местах было написано по-русски «Хорошо!», в других — «Bravo!». У Маркса была толстая папка с вырезками статей Николая Гавриловича из журналов «Современник» и «Отечественные записки». Этой папкой он очень дорожил. Заканчивая свое послание к Марксу, Лиза писала: «Я не хочу, конечно, посягать на Ваше время, но если в воскресенье вечером у Вас найдется несколько свободных часов, то я убеждена, что Ваши дочери будут так же счастливы, как и я, если Вы проведете их вместе с нами. Прошу передать от меня привет г-же Маркс и принять уверение в моем искреннем уважении. Елизавета Томановская. Р. S. Жму руки мадемуазель Женни и Тусси. Извините за мое длинное письмо». Лиза взяла со стола песочницу, присыпала песком непросохшие буквы, вложила письмо в конверт, заклеила облаткой. Завтра она его отправит. И — хватит болеть. Вокруг так много дел! Она вскоре поправилась. Но начала думать об отъезде. Все тревожней становилась обстановка. Газеты были полны сообщений из Франции. Там назревала революция. Лиза хотела ехать туда. А здесь еще поступили вести из Женевы. Оказывается, бакунинцы обманным путем получили два документа за подписями членов Генерального совета. Они извратили содержание этих документов и всюду доказывали, что их «Альянс» является составной частью Интернационала. Нужно было разоблачить фальшивую игру анархистов. Доставить в Женеву подлинные документы Генерального совета по вопросу отношения его к «Альянсу». Маркс и Энгельс обеспокоены. Кто поедет? — Разрешите мне выполнить ваше поручение, — говорит Лиза. — Я поеду в Женеву. А оттуда — в Париж. Все понимают, как это опасно и трудно. Ведь, чтобы попасть в Женеву, нужно проехать через воюющую Францию. А потом снова пробраться в осажденный Париж. Лизу пробуют отговаривать. Можно послать кого-либо из мужчин. Но она настаивает. Маркс по-отечески ласково смотрит на Лизу. У этой девушки отважное, преданное революции сердце. Он не смеет ее удерживать. На заседании Генерального совета Лизу назначают корреспондентом Генерального совета во Франции. В начале марта Лиза выехала из Лондона. На пристани у парохода ее провожала вся семья Маркса. Тут же были Лицци и Энгельс. Все волнуются, как доберется она, дают советы. Тусси дарит ей на память маленького черного трубочиста с метлой — говорят, он приносит счастье. Лиза в последний раз прощается со всеми и всходит на палубу. И вот уже убран трап. Пароход протяжно загудел. Поплыли назад пристань, пакгаузы, портовые сооружения. Лиза машет белым платком. Она еще различает своих друзей, дорогих, милых сердцу людей. Вон мелькнуло энергичное лицо Маркса, нежный профиль Женнихен, светлая пелеринка Тусси. Но вскоре все скрывается в тумане. Вокруг только свинцовые волны и над ними свинцовое небо. ГЛАВА XXXI Раннее утро. На Монмартре царит предрассветная тишина. Легкий ночной туман спускается с холмов, обнажая улицы, дома, деревья. На вершине холма, на площади Сен-Пьер, стоят пушки. Мерными шагами ходит часовой. Форма национального гвардейца ладно сидит на рослой фигуре. Вдруг часовой остановился, прислушивается. Что за шум? Посыпалась галька. Словно множество людей взбирается на Монмартр. Неожиданно он увидел солдат. Зачем они здесь? Он успел заметить генерала… Сильный удар сзади свалил часового. Солдаты устремились к пушкам. Но жители Монмартра уже увидели солдат. Гулко ударил набат. Со всех сторон спешили люди — рабочие, ремесленники, женщины, дети. От казармы бежали национальные гвардейцы. — Эти пушки наши, — говорит пожилой рабочий, выступив вперед. — Мы по крохам собирали на них деньги и сами отливали их вот этими руками. И он потряс большими натруженными руками со вздувшимися жилами. — Мы имеем приказ пушки отвезти в распоряжение правительственных войск, — говорит генерал. — Попрошу разойтись! Но люди не уходят. Они еще тесней сгрудились вокруг пушек. — Пушки принадлежат Национальной гвардии, — говорит начальник гвардейцев. — И мы их не отдадим.