– Нет, Лилюшка… – Вот и пусть приходит. Все, что можно, он уже видел. Я жду. Марта вышла из комнаты, не решаясь возразить, а Аля поспешно перепрятала книгу под кровать. Судя по количеству пыли, туда уже лет двадцать не заглядывали и еще столько же не заглянут. Так что тайник был в полной безопасности. Было немного страшно. Все же доктор… чему-то он учился? И полным дураком он быть не может. Это не Марта, которая так рада здоровой «девочке», что на странности ее поведения внимания не обращает. Страшновато. Аля привычно подтянула чуть повыше поросячье-розовое одеяло и поежилась. А, ладно! Семи смертям не бывать, одной не миновать. И дверь распахнулась. Даже не постучался, свин. Докторус Крейби порадовал душу Али-Лилиан зрелищем обтягивающих коричневых штанов в сочетании с морковного цвета туникой. Довершали это великолепие сапоги до колена из кожи нежно-голубого цвета (грязные до безобразия), здоровенная сумка через плечо и короткая накидка поверх туники. Тоже коричневого цвета. Аля сделала вывод, что это и есть традиционный мужской костюм. И перевела взгляд на волосы доктора. Тоже длинные, стянутые сзади оранжевой лентой и обильно засыпанные чем-то вроде пудры. Да так, что ее следы оставались и на плечах мужчины. Мода-с… – Добрый день, госпожа графиня, – поздоровался докторус. – Добрый день, – кивнула Аля. Руку для поцелуя не протянула. Перетопчется. И вообще ему придется на кровать лезть, чтобы дотянуться, а в сапогах это неудобно. – Как вы себя чувствуете? Алю так и подмывало сказать «не дождетесь». Но пришлось ограничиться кратким: – Хорошо. – Нет ли болей? Кровотечения? Резей или жжения? Не возвращалась ли лихорадка? – Нет. Не возвращалась. Аля была краткой и спокойной. Сейчас – ее первый экзамен. Если доктор заметит что-либо неладное… Но Крейби (имя это или фамилия?!) расплылся в улыбке. – Я очень рад! Я знал, что ваше тело справится с болезнью. Надо было только, как говорил мой учитель, выпустить дурную кровь и дать промывательное и прочистительное. И все будет замечательно. Я всегда знал, что мой учитель удивительно умен. У Али словно пелена с глаз упала. Внезапно под пудрой и напускной важностью она увидела обычного мальчишку лет двадцати – двадцати пяти. Такого же раздолбая, как и ее сокурсники. Но в отличие от них… – Учитель тебе говорил, что женщине с выкидышем надо пускать кровь, давать рвотное и ставить клизмы? – тихо спросила она. Пока тихо, опасаясь сорваться. Увы. Аля никогда не отличалась выдержкой. А добила ее самодовольная улыбка на губах этого безмозглого щенка. – Но вы ведь живы! Все я правильно сделал. Если… Пуф! Одна из подушек врезалась ему в лицо и упала на пол. Следом за ней пролетела вторая, но эта, ударившись о преграду, лопнула. и осыпала докторуса дождем из перьев. – Еще раз увижу – прикажу собак спустить! Пошел вон, болван! – рявкнула Аля, забывая к чертовой матери и про осторожность, и про конспирацию, и про первый опыт. К черту! Урод! Придурок жизни, осколок унитаза! Ур-р-р-рою! Но когда влетела Марта, Аля была уже более-менее спокойна. – Это – убрать, – указала она на докторуса в перьях. – И больше ко мне не пускать. Марта не стала охать, ахать и что-либо восклицать. Она просто вытащила докторуса из комнаты, а еще через десять минут появились две хихикающие девицы, которые начали собирать перья. Аля одарила их людоедской улыбочкой. И на волне дурного настроения принялась раздавать задания. Вымыть окно. Снять все занавески и балдахин и постирать. Убрать пыль под кроватью и шкафами. Ее приказания выполнялись безупречно. Аля какое-то время просто глядела на девушек. А потом решила, что пришло время вставать и выходить из подполья. Пора. Тем более что нянюшка не нашла в ее поведении ничего удивительного. Да и девицы слушались. Но поскольку после визита доктора началось дикое сердцебиение, время было к пяти часам вечера (по солнцу, исключительно по солнцу…) и вообще важные дела начинать лучше с нового дня (не считая понедельника), Аля решила начать все завтра. Вернуть сегодня на место книгу, обдумать, что надо сделать, – и приступить. Наступить кое-кому на вольности… Анна Уэльстерская подошла к зеркалу, поправила волосы, разгладила складки платья на груди… – Анелюшка, погоди минутку… Старая камеристка заколола ей выбившийся из прически локон и подтолкнула к двери. – Батюшка ждать не будет. Анна поежилась, но медлить не стала. Отца она боялась и ненавидела. И было отчего. Гардвейг Двенадцатый. Его величество король Уэльстера. Правил Гардвейг уже лет двадцать, отличался вспыльчивым характером, жестокостью и расчетливостью. Был женат семь раз и не собирался останавливаться на достигнутом. Вообще-то Светлый Престол не разрешал разводы, но ради Гардвейга им пришлось смириться. Еще бы. Ты ему: «Сын мой, это против закона божьего», а он тебе: «Я король – а на земле это не меньше бога. У меня свои законы». Ты ему: «Сластолюбцы служат Мальдонае», а он тебе: «Хочешь лично удостовериться у Альдоная? Сейчас обеспечу палача». Ты короля предаешь анафеме, а он тебе в ответ: «А я тебя сейчас казни предам». В общем, Гардвейг победил по очкам. Ругать его ругали, но за границей. А в родном Уэльстере лишний раз старались не вякать, помня, что жалобы от покойников принимает лично Альдонай и в суд дела не передает. Так что Гардвейг мог жениться, разводиться и даже казнить своих супруг сколько его душе угодно. Жалованье гвардии платил вовремя, солдаты за него стояли горой, а простонародье даже гордилось – мол, какой у нас король мощный! Да и не все ли равно, что он там делает? Сеять и урожай убирать, оно важнее. Мать Анны была его второй женой. Кстати, казненной. С первой женой Гардвейг развелся – старая. Вторую казнил за измену. Но Анну признал и услал на воспитание подальше от столицы. С третьей женой тоже развелся – одних девок рожает, так что у Анны были четыре сестры, которые воспитывались вместе с ней. Кстати, сестренки терпеть друг друга не могли. Четвертая жена умерла в родах вместе с ребенком. Девочкой, так что Гардвейг не огорчился. Пятая, еще до того как забеременеть, попалась на измене и была казнена. Шестая два года пыталась подарить королю наследника, а потом бросилась Гардвейгу в ноги и стала умолять развестись. Мол, сына она, видимо, дать не может, поэтому грехом будет и дальше оставлять короля без любви, а престол без наследника. И Гардвейг пошел ей навстречу. Тем более что ради разнообразия ходатайство к Светлому Престолу было от имени его жены. Там поворчали, но пожалели бедную женщину и развод подтвердили. Седьмая жена Гардвейга, впрочем, оправдала все, что пророчило счастливое число. Милия Шельтская, тихая сероглазая баронесса с толстой каштановой косой, нежно любила своего тирана-мужа. Она окружала постаревшего (сорок лет не шутка) Гардвейга заботой, следила, чтобы он вовремя питался и не переедал, а кроме того, родила ему двух сыновей и опять ходила беременная. Так что Гардвейг наслаждался последним браком и ни о разводе, ни о казнях не думал. Вроде бы. Хотя Анна точно знала: если отец узнает о ее шашнях с учителем, казнит. Не задумываясь. И Милия не поможет. Мачеха, приехавшая с отцом, Анне вообще не слишком нравилась. Какая-то она была… наседка. Все время хлопотала вокруг мужа, поправляла подушки, подносила вино, пока король не приказал ей отдохнуть. Тогда ее увели. Но было видно – Гардвейг ею доволен. А вот Анной… Нелюбимая дочь от казненной жены… Только бы в монастырь не упекли… Анна поскреблась в дверь, дождалась окрика и скромно замерла на пороге. Его величество изволил отдыхать у камина. Бокал вина, блюдо с закусками, верный шут на ковре – Анна не помнила, когда рядом с отцом не было этого маленького человечка с удивительно умными ясными глазами и морщинистым лицом… – Ваше величество. – Анна присела в реверансе. – Ну заходи чего пол подметаешь…