Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 3 из 25 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Мне интересно, что наша звезда забыла в местном ВУЗе? — Инна стучит ногтем по столешнице, ожидая, пока студенты покинут аудиторию, и мы сможем спокойно выйти из нее. — Слышала, как он с Крис разговаривал? Как со вторым сортом, — усмехается, поднимая сумку, и толкает меня локтем в бок, — неужели тебе все равно? — Да, — забираю пустой стаканчик и иду за подругой, — плевать. — Совсем ничего не чувствуешь? — Мне неприятно. На этом все, — хочется закрыть тему Маршала и выгнать его из своей головы. После злополучной вечеринки он не хочет покидать черепную коробку, и я вся дерганная из-за этого. Мне до ужаса не нравится такая реакция на человека, которого я выковыривала из себя на протяжении нескольких месяцев. — И хорошо, — Ростова обнимает меня за плечи и задумчиво прикусывает нижнюю губу, — долго ты с Димой будешь? — В смысле? — Я хотела сегодня с тобой затусить, потому что одну меня предки никуда не отпускают, а мы обязаны отметить начало студенческой жизни! — Тебе не хватило веселья у Дамира? — Мало, Лиз, мне катастрофически мало. Так что? — выжидающе смотрит на меня, а я пожимаю плечами. Сегодня нужно привести квартиру в порядок. Завтра ко мне заедет Степан Андреевич. Я не грязнуля, но хочется, чтобы все сияло в подтверждение моего хорошего душевного состояния. Дядя Степа боялся оставлять меня здесь одну. Вдруг накроет, как в первые недели после переезда к нему. Хочу показать, что все отлично. Я справляюсь, и помощь психолога мне не нужна. — Можем у меня посидеть, — предлагаю, когда выходим из здания. Я ловлю взглядом зеленую Ладу Димки и его самого. Мгновенно улыбаюсь. Сердце переходит на спокойный ритм. Его присутствие на меня всегда так влияет. — Для начала пойдет, — соглашается Инна и тут же мрачнеет, замечая машину своего отца. — Страж моей добродетели уже здесь. До вечера! — чмокает меня в щеку и с понурым видом идет к автомобилю. Я провожаю ее взглядом и приближаюсь к своему парню. Даже мысленно не могу привыкнуть к такому определению. Мой парень. Димка реагирует ожидаемо. За пару шагов сокращает между нами расстояние, обнимает и целует в щеку. — Как твой день? — спрашивает, не переставая тискать, а я превращаюсь в камень, потому что неподалеку в тени деревьев замечаю Маршала. Он щурится, смотрит прямо на нас и подносит к губам сигарету. Травит себя никотином, а легкие почему-то обжигает мне. Еле заставляю себя увести взгляд на Диму, который трется носом о мою щеку. — Хорошо, — наглая ложь легко срывается с губ, и я впервые хочу вытереть кожу, которой бережно касается МОЙ ПАРЕНЬ. 5 Маршал Дождевые капли громко ударяли по лобовому стеклу, пока такси лавировало по дороге. Черный джип отца был маячком, с которого я не сводил глаз. Зубы стискивал так плотно, что каждое движение отдавало тупой болью в челюсти. Таксист уже сто раз пожалел о заказе, за который получит нехилые бабки, потому что я подгонял его ежесекундно. Мне нужно было знать, куда предок направился после очередной ссоры с матерью. Внутри жгло и припекало от необходимости утолить нездоровое любопытство, а все из-за загонов Виктора Алексеевича, поэтому я срывался на рык, и плевать, что человек за рулем порядком старше меня. Установка не лезть в дела родителей плавно трансформировалась в жажду крови. Когда увидел состояние мамы сегодня, в голове щелкнул переключатель. Обычно я оставался рядом с ней, чтобы успокоить и перенаправить ее эмоции в другое русло, но сейчас горел желанием узнать правду. Я столько раз слышал, как она кидает обвинениями в отца, что сбился со счета. Изменщик. Бабник. Наглый лжец. Предатель. Иуда. Это лишь часть определений, которыми она его наградила. Боль, которую испытывала мама, каким-то чудодейственным образом проникала в меня и не выходила обратно. Я ее поглощал объемными цистернами и уже не вывозил тяжелого груза внутри. Он давил на органы, заставлял задыхаться от эмоций и разрушал и без того шаткие принципы. Личное пространство, сын, должно быть у каждого. Нельзя нарушать границы. Если человеку необходимо побыть в одиночестве, то ты должен с этим считаться. Слова отца таранили мозг. Пролетали в нем вновь и вновь, как на перемотке. И я с ним соглашался, потому что мне было удобно. Он не лез в душу, и я мог спокойно сваливать из дома к друзьям, апеллируя его же словами. Но вместо скитаний по городу в гордом одиночестве я проводил время в компании парней, смеялся, снимал годный контент, публиковал его в сети и старался быть счастливым подростком, которого не касаются отношения между двумя взрослыми людьми, его породившими. Я тщательно маскировал жгучие эмоции, которые разгорались из тлеющего уголька, и преуспевал в самообмане, пока не наступил пиковый момент. Стены контроля не просто раскачивались, они стремительно рушились под натиском боли. — Прибыли, — одно оглушающее слово. Свет фар джипа гаснет. Капли дождя усиливают стук по авто и стеклу. Ком в горле разрастается, достигая самых критических размеров. Я толкаю купюры в ладонь таксиста и выбираюсь из тачки. Одежда моментально промокает. Я не двигаюсь. Скольжу взглядом по джипу, знакомому подъезду, темному в сумерках зданию и останавливаюсь на окнах, в которых горит свет. Сердце замирает на доли секунды, а после совершает такой сильный толчок, что я рвано вдыхаю, впуская в легкие обжигающий кислород. У меня остается возможность отступить и закрыть глаза шорами. Пусть разгребают сами. Даже разворачиваюсь, чтобы уйти, но стискиваю зубы, когда в черепной коробке эхом пролетает вой матери. Ломает всего, будто кости дробят. Разворачиваюсь и иду к подъезду. Набираю код, вваливаюсь в пространство, будто нахожусь в гейме, и на голых инстинктах шлепаю мокрыми кроссами по ступенькам, приводя мозги в порядок. Не так-то просто распихать в них все по ящикам, но я пытаюсь. Честно пытаюсь. До нужной площадки остаются считанные метры. Я останавливаюсь, чтобы привести дыхание в норму, и слышу, как открывается дверь. Неспешные шаги. Стук каблуков. Голоса. Чтобы вникнуть в суть разговора, осторожно перемещаюсь ближе к их источнику. — Витя, я не знаю, как тебя отблагодарить, — женский голос льется патокой, — ты так помог мне. — Брось, Жанна, — по спине пролетает озноб. Отец. — На моем месте любой бы так поступил. — Очень сомневаюсь, — всхлипывает, — от меня все отвернулись. — Тише. Ну ты чего? Удары сердца глушат остальные звуки. Еще пара ступенек, и вижу их силуэты. Крепкие, отнюдь не дружеские объятия. Всего заливает жаром. Цепляюсь рукой в перила и сдерживаю порыв обнаружить свое присутствие. — Антон, следи за тем, чтобы твоя мама хорошо питалась. Стройная фигура не стоит таких жертв, — коллега матери кукольно улыбается, похлопывая меня по плечу. Принимаю пакет из рук женщины и растягиваю губы настолько мило, насколько позволяют ткани, поглядывая при этом на маму. Она стоит в коридоре у окна. Кажется, стала еще миниатюрнее, чем была. За грудиной разливается ядовитое тепло. Последнее время на нее больно смотреть. Отец прекратил общение с Жанной после выставки. Все вышло ровно так, как планировал, но удовлетворения я не испытываю. Скорее горечь от того, что мама счастливее не стала.
— Поехали, — глухо произношу, подходя к ней. Оглядывается. Улыбается, прижимаясь к моему боку. Трется носом о грудную клетку. От маленького мальчика во мне осталась лишь щенячья нежность в ее сторону. По физическим показателям давно перемахнул. Макушка на уровне моего подбородка. Чем-то Лизу напоминает. Обнимает осторожно. Будто боится, что я исчезну. Сглатываю противную слюну. Гашу к чертям все эмоции. Перекрываю потоки навязчивой памяти. — Витя не приехал, — отзывается с печальной улыбкой. Хочется сказать, что он тебя, сука, сюда и не привозил, но я молчу, напрягаясь всем телом. — Почему ты не ела? — шумно дышит. Отстраняется от меня. В глаза не смотрит. — Забыла. Закрутилась. Не знаю, сынок… Так получилось… — Он этого не стоит, — выдавливаю через зубы. Мама бледнеет и отрицательно качает головой. Без слов идет на выход, оставляя мои слова без ответа. Уже в машине, устроившись на переднем пассажирском сиденье, поворачивается ко мне и проводит холодными пальцами по щеке. — Раньше хотела, чтобы ты был похож на отца, — огорошивает, ласково глядя в глаза, — а сейчас нет. Лучше будь его противоположностью. — Мам… — Не предавай, Антош, — часто моргает и отворачивается, — никогда не предавай людей, которые тебя любят. 6 Маршал По лбу стекают капли пота, пока я в очередной раз совершаю провальную попытку подать мяч. Игра не завязывается. Лабук старший рвет легкие, пытаясь наставить меня на путь истинный. Бесполезно. Мои мысли далеки от волейбола. Конечности отказываются повиноваться сигналам, поступающим из мозга. Дыхалка срывается. Я, как загнанный болезненный кролик, выжимающий из себя максимум. Мышцы сводит. Пить хочется дьявольски. Такое ощущение, что меня гоняют по полю в несусветную жару. Останавливаюсь, вдавливая ребра ладоней в колени, и жадно тяну воздух через нос, чтобы не добивать органы большим поступлением кислорода. — Пьянки до добра не доводят, Антон, — Иван Александрович выпроваживает всех пацанов, останавливается около меня, глядя куда-то в сторону, и сдерживается, чтобы не зарядить выговор в привычной ему манере, — я понимаю, что ты молодой и горячий, хочешь все в жизни попробовать. У самого такой оболтус в доме, — вздыхает, а я скриплю зубами, продолжая стоять в той же позе, чтобы не смотреть ему в глаза, — не понимаю, что с тобой происходит. Был самым лучшим в команде, а сейчас катишься по наклонной. Если есть, что мне сказать, то говори. Разговор останется между нами. — Нечего мне сказать, — выпрямляюсь, давлю кривую улыбку и маскирую тот самый звездец, который не перестает ушатывать морально после появления Кирьяновой в поле моего зрения, — все в порядке, Саныч. Просто затусил немного. Исправлюсь. — Надеюсь, — скептически поднимает одну бровь и хлопает по плечу, — даю тебе неделю на отдых. Чтобы не видел тебя в зале. Выводи токсины из организма и больше спи. Очередной удар по плечу. Киваю. Держу улыбку до тех пор, пока Лабуков не исчезает за дверью в тренерской. Оглядываю пустой зал. Сетку. Раньше волейбол был для меня способом сбросить напряжение и приобрести энергию для движения вперед. Сейчас необходимость бить по мячу жутко раздражает, вызывает отторжение и желание зайти за угол и втянуть очередную порцию никотина. Кривлюсь и сжимаю кулаки. Нахождение в «СПАРТАКе» наводит на мысли о фестивальных красках и милой улыбке, которую способна выдавать только Лиза. Внутреннее дребезжание усиливается, и я ухожу в раздевалку. Принимаю душ, переодеваюсь и на выходе сталкиваюсь с веселым Кириллом. — Не нравится мне твое настроение, друг, — закидывает мне руку на плечо и вышагивает в такт по направлению к тачке, — нужно развеяться, поднять твой боевой дух, так сказать. У меня даже идеи есть. — Я домой, — скидываю с себя его руку, открываю дверь Лексуса и отправляю спортивную сумку в полет на заднее сиденье. — Не-не-не, — Кир улыбается, съеживаясь от порыва холодного ветра. Вечер сегодня напоминает о том, что наступила чертова осень. Густые сумерки добавляют прохлады и напоминают о том, что внутри у мня такая же черная пропасть. Пока нет и намека на светлые вспышки. Тону, сука, в противной болотной жиже и не могу выбраться. Ноги крепко засасывает. — Серьезно, Кир. Я пить не буду, — хлопаю дверью и иду к водительской. Лабук запрыгивает на соседнее пассажирское и влипает в телефон, пока я завожу мотор. — Я тебе пить и не предлагаю. Дело твое вливать в себя бухло или нет, — загадочно давит лыбу, постукивая пальцами по экрану, — пацаны в боулинг играют. Давай сгоняем? Медленно выдыхаю, простреливая взглядом темное пространство за лобовым стеклом, думаю о том, что может быть дома, когда вернусь, и скриплю оплеткой. Так стискиваю ее, что пальцы на мгновение немеют. Сигнал поворотника скребет по мозгам, и я киваю. Как бы я не любил свою мать, а видеть каждый день бледное лицо и потухшие глаза становится невыносимо. Весь запал вытягивать ее из ямы с тоской по отцу сошел на нет за прошедшие месяцы. Я уже не вывожу. Лабуков довольно присвистывает и говорит адрес. На его лице буквально светится удовольствие. Я тихо завидую. Уже не помню, когда искренне радовался. Хотя нет. Помню… Снова с силой сжимаю руль и ослабляю хватку, как только оказываемся на месте. Привычный торговый центр встречает гулом голосов. Люди мельтешат перед глазами. Проходим через холл первого этажа к залу, где катают шары, и я ищу среди посетителей наших парней. Ни одного. Скашиваю взгляд на довольную рожу друга и стопорюсь, потому что за его плечом в нескольких метрах от нас около стойки находится Кирьянова в компании Ростовой. Похожа на ангелочка. В белом спортивном костюме. Волосы уложены в те самые ушки. На лице бесподобная улыбка. Она заливисто смеется, а я обтекаю, наблюдая за каждым изменением ее мимики. Лиза ежится, словно чувствует меня, ведет взглядом от стойки по направлению к нам и напрягается, когда устанавливаем с ней зрительный контакт. Сердце резко меняет ритм. Словно объемнее становится. Разбухает до размеров волейбольного мяча и давит на ребра. Если бы не Лабук, толкающий меня в бок локтем, то я бы так и стоял, прибитый стопами к полу. — Ты спецом это сделал, да? — рыкаю на него, когда отходим к свободному столику. Злость перекрывает все другие реакции. Бесят эмоции, которые циркулярной пилой проходятся по внутренним органам, стоит лишь посмотреть на НЕЕ. Сглатываю и упираюсь ладонями в спинку стула. Кирилл строит невинные глазки и пожимает плечами. — Я за Наташкой сюда пришел. Не знал, что она тут с ЭТОЙ, — кивает на девчонок и подмигивает Ростовой, которая в ответ выдает ему смачную комбинацию — средний по стойке смирно и четыре плашмя. — И где пацаны? — На подходе, — стискиваю спинку еще сильнее, игнорируя зуд между лопаток, — не злись, Тох. Сядь. — Я домой, — разворачиваюсь, чтобы уйти. Лабуков подрывается с места и перегораживает мне путь. В область зрения врывается другая картинка. Лиза и ее хмырь. Ласкаются, как мартовские киски. — Тоха, я же за тебя всегда, — Кирилл следит за моим взглядом и злорадно улыбается, — тебе нужно сравнять счет. — Не понял? Хмурюсь, фокусируя внимание на довольной роже друга. Он с важностью министерской задницы улыбается.
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!