Я начинаю активно доказывать, что мне жизненно необходимо попасть внутрь. Ненадолго. Прошу, умоляю. — Ладно, — великодушно разрешает мужчина, который не первый раз за эту неделю меня здесь видит. — Проходи. Взглянув на окна отделения, чувствую, как сжимается сердце. Что я скажу Андрею? Зачем пожаловала? Почему без еды и прочих гостинцев? А вдруг он здесь голодал, пока меня не было? Я быстро поднимаюсь на нужный этаж, перевожу дыхание. Скажу, что завтра утром привезу суп из курицы и творожную запеканку или сырники. Миную пустой пост медсестры, иду по длинному коридору. Сбавляю темп. Думаю, гонщик догадается, что неумелая целка сломалась, не выдержала и снова пришла, потому что по уши влюбилась. Ну и пусть. Интересно, он обрадуется или снова посмеется? Хочется верить, что первое. Я подхожу к двери палаты, берусь за ручку. Вздрагиваю, когда слышу звонкий женский голос. Сначала думаю, что он принадлежит кому-то из медперсонала, но истеричные интонации и жалобные всхлипы сразу же расставляют всё по своим местам. Меня здесь больше не ждут. — Андрей, зачем ты надо мной издеваешься? Голос срывается. — Если планировал меня проучить — у тебя получилось. Моё сердце ритмично отстукивает по рёбрам. И вроде бы следует уйти, но я намертво прилипаю к приоткрытому дверному проёму. — Аль, прекрати, — осекает гонщик и добавляет чуть спокойнее: — Знаешь же, я не люблю, когда ты плачешь. — А меня... меня любишь? Глава 12 Я затаиваю дыхание и боюсь шелохнуться. С детства знаю, что подслушивать разговоры взрослых нехорошо, потому что именно так и узнала (в довольно грубой форме), что у мамы появился новый любимый мужчина — не папа. Но, тем не менее, припадаю к двери и продолжаю начатое. — Я тебя очень сильно люблю, — воодушевлённо произносит Алина. Раздаётся медленный и неуверенный цокот каблуков по кафельному полу. Затем шумный выдох. Гонщик продолжает молчать и испытывать нервную систему жены на прочность. И если раньше я думала, что только меня он воспринимает в штыки, то нет — каждого. Все вокруг – враги. Алине вот тоже не повезло — она пока не успела понять, как именно нужно себя вести с мужем, попавшим в беду и проживающим сложный период. — Больше жизни люблю, Андрюш. Слышишь? — тихо-тихо спрашивает. Я подхожу почти вплотную к дверному проёму и решаюсь не только подслушать, но и подсмотреть. Ненадолго. Буквально на минутку. Кончики пальцев покалывает от интереса. Такие ли Бакурины в реальной жизни, как и в сети? Андрей стоит у окна, агрессивный и хмурый. Алина плавно движется ему навстречу. В коротком откровенном платье, на шпильках. Дизайнерские вещи, которые она создаёт — для меня слишком откровенны. На Бакуриной сидят словно влитые, подчёркивают красивые изгибы талии и груди. Поэтому на Алю я пялюсь даже дольше, чем на гонщика. Она застывает на расстоянии не больше пятидесяти сантиметров и… будто бы боится. Надо же — такая сногсшибательная, уверенная в себе, и боится любимого мужчину, с которым прожила долгих семь лет. Если присмотреться, то можно увидеть, как подрагивают тонкие изящные пальцы, увешанные драгоценными колечками. — Помнишь, на нашей свадьбе звучали слова: и в болезни, и в здравии, и богатстве, и в бедности?.. Бакурин хмыкает и отворачивается — устремляет взгляд на улицу. — Это не мои личные клятвы, Аль. Обыкновенные шаблонные заготовки, которые зачитывают всем парам подряд. В жизни нет ничего стабильного, поэтому я обещал тебе только то, что действительно мог дать. — Не до тех пор, пока смерть не разлучит нас. — Нет. Алина прижимает ладони к щекам, всхлипывает. Хрупкие оголённые плечи дёргаются вверх. — Ты мой единственный мужчина вот уже много лет. Я не хочу ничего менять. И разводиться тоже не хочу. Я бы тоже, наверное, не хотела. На её месте. — Аля, мы вступали в брак с похожими планами и целями. Не знаю, как так вышло, но в последние годы мне приходилось буквально отстаивать свои. Это странно и некомфортно — так не должно быть. Андрей разминает плечо, слегка волнуясь. — Когда меня сбила машина, то первое, что я подумал: Алька, наверное, обрадуется, что придётся завязать с автоспортом. — Прости. — Да брось, — раздражённо отмахивается. — В твоём голосе не было ни грамма сочувствия. Играть не надо, притворяться – тоже. Это вполне честно, но мне не подходит. Алина в считанные секунды преодолевает оставшееся расстояние и прижимается к Андрею. Она беззвучно плачет, тянется губами и коротко чмокает мужа в колючий подбородок. Гонщик не отвечает и даже не предпринимает попыток поделиться каплей нежности. К собственному ужасу, единственное, что я чувствую — это ликование и радость. Наверное, нет ничего хуже, чем влюбиться в несвободного мужчину. — Я сходила с ума без тебя, Андрюш. Бесилась, когда охрана не пропускала мою машину. Множество раз переносила презентацию уже готовой коллекции и не выходила из дома. — Попробуй заново — без манипуляций и давления, — предлагает Бакурин. — С чем конкретно ты пришла? Какие решения видишь? От напряжения у меня между лопаток стекают капельки пота. — Если предложить вложить накопленные средства в бизнес – то мимо. — Андрей… — Аля. Гонщик предупредительно смотрит, Алина опускается с носочков на полную стопу и отрицательно мотает головой. Боже. Ему всего лишь важно услышать, что он восстановится и вернётся в спорт. Разве так сложно просто подыграть в столь непростой период? — Ты долбаный адреналиновый наркоман, — произносит Бакурина. – Думаешь, я не понимаю, как тебя здесь ломает? В четырёх белоснежных стенах? С гипсом и пластиной в руке? Она тычет указательным пальцем в грудь мужа и начинает заводиться. Смахивает слёзы, включает истеричные нотки: — Я устала сидеть дома и ждать: выживешь ты или нет? Вернёшься или разобьёшься в хлам? Может, это знак, что хватит? Пора уходить в завязку на пике карьеры? Андрей крепко сжимает челюсти до играющих желваков, а я вспоминаю интервью, где он говорил, что живёт от одного соревнования к другому. Возможно, нужен новый фокус внимания, но определённо не менее интересный, чем гонки, чтобы Бакурин согласился уйти из автоспорта навсегда. — Я заебалась подсчитывать овуляцию и думать: успеем мы или нет? Получится ребёнок, или снова пролёт? У всех моих подруг давно есть дети, а у нас только ссоры и тренировки двадцать четыре на семь! — Так, может, это знак, Аля? – интересуется гонщик. — Хватит? Пора прекращать планирование, пока не поздно? — Не пойму – у тебя кто-то появился, Андрей? Скажи. Только правду скажи! Жена Бакурина зло ударяет его кулаком в грудь и задевает травмированную руку. Не специально, а потому что пока не привыкла и не смирилась. Забыла. Но я отчего-то вздрагиваю и прижимаю ладонь к левой половине груди, откуда едва не вылетает сердце. — Больно? – спрашивает Аля. – Чёрт. Тебе больно? Она остывает и обвивает шею мужа руками. Тот отрицательно мотает головой. Даже если да — он не скажет. — Давай попробуем, Андрюш? Снова? Без завышенных ожиданий друг от друга? Я буду стараться, обещаю. Алина встаёт на носочки и тянется губами к губам мужа. Целует страстно и пылко, а гонщик… тут же отвечает. Не так, как мне. Без насмешек и издевок. Лаская при этом ягодицы жены, активно сжимая их и толкаясь пахом. Приподнимая платье, обнажая ноги. Натягивая стринги почти до боли. Мне становится адски жарко, и пот уже стекает не только между лопаток, но и по вискам, и по позвоночнику. — Хочешь получить каплю адреналина? — почти шёпотом спрашивает Аля. Приходится буквально прислушиваться, чтобы понять, о чем речь. — Здесь камеры, — предупреждает Андрей. — В палате — нет. Я успела проверить. Девушка пробирается ладошкой под резинку спортивных штанов и сжимает член мужа. Я на долю секунды зажмуриваю глаза, затем открываю. Меня топит стыдом. Неопытные целки так не умеют. Они смущаются — краснеют и бледнеют. Путаются в мыслях, словах. Боятся водить по каменному члену то вверх, то вниз, даря мужчине разрядку и наслаждение. Низ живота наливается свинцом. Когда я целовала Андрея, то чувствовала его эрекцию. Клянусь. Скорее всего, это была нормальная реакция здорового зрелого мужчины на близость с представительницей противоположного пола, но тогда мне казалось, что нет. Опасность быть разоблачёнными заводит Бакуриных. Гонщик не отстраняет жену, опирается бёдрами о подоконник и слегка запрокидывает голову. Он такой красивый в этот момент, что у меня спирает дыхание.