Сын старосты Рорк упражнялся перед своей компанией в красноречии. Обильно потея, он размахивал руками с активностью мельницы в ветреный день и надрывался, донося до слушателей боль своей души. – Доколе? – Страдальчески закатывая глаза, гримасничал Рорк побитой оспинами физиономией. – Доколе проклятое отродье, пожженное божественным огнем за свои грехи, будет пить нашу кровь и чарами погаными охмурять наших девок?! Неужто мы слабы и не сможем дать отпор этой нежити? – Хорош давить на совесть, агинтатор доморощенный! – прервал его пламенную речь Стин, рассматривая козявку, извлеченную из носа. Он недолюбливал сына деревенского главы за пафосность, которую тот распространял каждым своим движением, но основной причиной нелюбви было их извечное противостояние. Сын старосты и сын кузнеца давно и безуспешно боролись за право обладать первой красавицей Высоких Холмов, Амией. Однако у той были какие-то свои планы на жизнь, совершенно не устраивающие остальных. В этот раз Стин был вынужден признать, что в чем-то Рорк прав и с Анхоровым выкормышем давно пора что-то делать. Слишком много места он стал занимать в жизни девчонки. – Давай ближе к делу! – Махнул рукой сын кузнеца, по-королевски дозволяя продолжать пылкие речи оратора. Рорк зло запыхтел, но в открытый конфликт не полез. Сейчас те, кто раньше был соперниками, стали соратниками, пусть и временно. А уж на Стина у Рорка были особые виды. Взращенный своим отцом как достойная смена, Стин был силен. Гнуть подковы ему пока что не удавалось, но молотом он уже махал с кузнецом наравне. Избить Криса было мало. Урод должен был, при самом удачном исходе, умереть или стать калекой, большим чем есть, а Стин вполне мог не рассчитать удар, на что и была надежда. Расчет был тонким – тепло относящаяся к горелому уродцу Амия лишилась бы его и, как следствие, возненавидела бы Стина. Это было бы идеальное развитие событий – избавиться сразу от двух конкурентов, идущих в соперничестве далеко впереди перед тучным и рябым сыном старосты. Всего лишь возможность, шансы на возникновение которой чуть позже Рорк увеличит, упросив нескольких не сильно догадливых соседей подтолкнуть Криса к Стину поближе, а там судьба сама решит. Впрочем, детали плана все еще были в разработке. Благодаря жарким словам, боевой дух парней рос быстро. Ближе к концу убедительной речи оратора благодарные слушатели были воодушевлены на подвиги. Готовясь к великим свершениям, они волновались, почесывались и тревожно портили воздух, обсуждая меж собой, как им раньше в голову не пришло избавиться от урода. – Дрынами лупцевать будем? – подал голос Нэйлин, сын мельника. Парнем он был, в общем-то, добродушным, но и в нанесении побоев тоже видел свое очарование, поэтому редко пропускал хоть одну драку. – А чего бы и нет, ежели так хочется? – Рорк зло ухмыльнулся. – Каждый должон дела делать в меру своего разумения! «Хорошо, что была озвучена эта идея. А я вроде как и ни при чем», – подумал Рорк и подавил желание растянуть рот в довольной улыбке. Толпа деловито гудела. Не все присутствующие претендовали на руку и сердце Амии, помимо нее в деревне были и другие девки, но чувство солидарности гнало их на подвиги. Калека жил как-то сам по себе, в какие бы то ни было компании вхож никогда не был, да и не нужен он был никому. Странный и пугающий уродец. От такого было проще избавиться, чем принять. И этот подход к решению проблемы парням был понятен. Стин скатал очередную козявку в шарик и метнул ее в сторону. – Завтра вечером пойдем. Шоб все пришли! И не болтайте зря, узнаю, что кто-то проговорился, своими руками голову откручу. Живо обсуждая предстоящее веселье, участники тайного собрания расходились из сарая во дворе Рорка. Староста, все это время подслушивающий за телегой, успел вовремя унести свое пышное тело в дом, прежде чем его заметили. – Достойная смена растет, – довольно пыхтел Орсик себе под нос. – Пусть этот выходец из Бездны кровью умоется! Глава Высоких Холмов так и не смог забыть пережитый страх и позор от того, что жители Высоких Холмов видели его бегущим и верещащим тонким голосом, словно он испуганная маленькая девочка. Память людей длинная, и Орсик был уверен, что над ним до сих пор посмеиваются за спиной. А сын хорошо придумал! А главное, чужими руками все будет сделано… * * * Разбивая в водяной туман застывшие в воздухе хрустальные капли дождя, широкое черное лезвие ножа неслось к моей груди. Миг, длящийся вечность, уступил место настоящему моменту, и листовидный клинок вспорол куртку и начал погружаться меж ребер. Благодаря искореженному и тягучему, словно мед, времени, все происходило как в замедленной в несколько раз видеозаписи. Боль пришла не сразу. И она была странной. Я ожидал всепоглощающей агонии, скручивающей тело в смертельной судороге, но это было больше похоже на эхо далекого крика, слабого и невыразительного. Вялое тупое ощущение в месте ранения и ни капли крови. Как во сне. А затем я почувствовал, что значит быть пламенем. Жарким и неестественно ярким. Растерянный злой вопль понесся мне во след. Но он уже не имел значения для невесомого серого пепла, которым я закружился в воздухе, все еще каким-то неведомым образом сохраняя разум и восприятие окружающего мира. А после пришел леденящий ужас осознания того, что меня не стало… Я судорожно набрал в отсутствующие легкие воздух для крика отчаяния и… проснулся. Сон сразу смазался и почти забылся, оставив меня один на один с реальностью. Осталось лишь блеклое пятно, маячащее где-то на задворках сознания. Неприятное, но естественное и неотделимое. Я осторожно выдохнул воздух, который еще секунду назад мог превратиться в мой позорный вопль. Это ж надо такому случиться! Давненько меня такие реалистичные кошмары не мучили. Интересно, что в голове как миксером прошелся кто-то. Твою же…!!! Сознание поплыло. Мне стало очень нехорошо, когда ворох воспоминаний бессистемно свалился в мою голову и начал пытаться изобразить нечто вроде положенного порядка. Эпизоды моей жизни с щелчками вставали в пазы, вызывая болезненные вспышки в мозгу. Моя жизнь промелькнула лавиной образов и эмоций, их сопровождающих, попутно окутывая мою обнаженную личность в прошлое оставленного мной мира и настоящее мира, принявшего меня. Наверное, окажись я в Альмарионе, будучи прежним, не миновать мне тяжелого шока, но после переноса, по какой-то причине, моя личность уснула. Был лишь некий двойник с чистым сознанием, готовый поглощать знания, не отвлекаясь более ни на что. Настоящий я пробудился только сейчас, впитав опыт и знания меня прежнего и меня нынешнего, и не скажу, что этот процесс проходил безболезненно. Я помассировал виски, и мои пальцы увязли в склизкой массе. Сделав это неприятное открытие, я уселся на лавке, заменявшей мне кровать, и ощупал себя. Судя по ощущениям, неизвестно откуда взявшаяся слизь равномерно покрывала все мое тело, и приятного в этом было мало. Стараясь не создавать много шума, пошатываясь от слабости, я выскользнул наружу, похвалив себя за то, что недавно смазал дверные петли жиром. И, едва оказавшись снаружи, бросился к колодцу, на ходу брезгливо соскребая с себя целые пласты склизкой желеобразной массы. Отбросив в сторону нижнюю рубаху и подштанники, я опрокинул на себя два деревянных ведра до безумия ледяной воды. Это помогло. Тягучая мерзость, имеющая в глубоких предрассветных сумерках однотонный серый цвет, отваливалась легко. Еще пары ведер хватило, чтобы очиститься почти полностью. Когда поднимал из колодца четвертое ведро, до меня внезапно дошло, что моя кожа более не покрыта уродующими ее шрамами. Я провел ладонями по гладким щекам и пригладил довольно длинные и, на удивление, почти не спутанные, достигающие плеч, волосы. К сожалению, нигде поблизости не оказалось отражающей поверхности, но я почему-то был уверен, что мое прежнее лицо снова при мне. Если бы я не знал, что магия – это не плод больного воображения, а другие миры вполне себе существуют, вне зависимости от мнения скептиков, я бы, возможно, воспринял это как-то иначе. Но три последних года приучили меня принимать то, что мне непонятно, как любопытную данность и никак иначе. Головная боль заметно пошла на спад, а кусочки памяти, мечущиеся в черепной коробке, наконец-то успокоились и, как и положено, задремали на своих местах, ожидая, когда я к ним обращусь. Убедившись, что мое тело вновь в порядке, я двумя пальцами поднял с земли так неосмотрительно отброшенное нижнее белье. Ткань была основательно мокрой, с налипшей на нее грязью и сухими травинками. Простым отряхиванием ситуацию тут было не исправить. Хотя на улице было довольно тепло, с голым задом чувствовал я себя некомфортно, но и натягивать грязные портки желания не было. Пришлось приняться за спешную стирку. Занятые делом руки думать не мешали. Гул в голове утих, и я занялся перебором своих знаний, накопленных за эти чуть более чем три года. Начал, конечно же, с периода жизни в родном мире, на Земле, и тут же выяснил, что память вернулась не полностью. Хотя основные моменты были свежи и детализированы, будто произошли только вчера, местами зияли тревожные черные провалы. Итак, мое полное имя Вольшин Данислав Юрьевич. Фамилия довольно распространенная, отчество обычное, а вот c именем родители, кажется, перестарались. Имя имело древнерусские корни и переводилось как «тот, кому богами дана слава» или что-то вроде того. На этимологии своего имени я никогда особо не заморачивался. В быту и в кругу семьи я всегда был Славиком, кроме тех моментов, когда был в чем-то виноват. В этих случаях я превращался в полноценного Данислава, видимо для того, чтобы ощутить всю глубину ответственности за свой проступок. В старших классах средней общеобразовательной школы номер пятнадцать города Залесска, когда подростковое эго потребовало быть уникальным и единственным в своем роде, я превратился в Дана, сменив вторую часть своего имени на первую. Это впоследствии так прикипело, что и по окончании школы при знакомствах я представлялся именно так. В своей, теперь уже прошлой, жизни я был обычным парнем. Интересовался всем понемногу, но каких-то выдающихся талантов за собой никогда не замечал. Однако все эти воспоминания были поверхностными, будто читаешь чужую биографию. Я прекрасно помнил название города и школу, которую окончил. Да и мой дом вспоминался в мельчайших деталях. А вот мои родители и младшая сестра уже присутствовали в воспоминаниях сугубо номинально. Я помнил, что они есть, но не мог вспомнить ни лиц, ни голоса. То же самое с друзьями. Сергей, Макс, Леха и многие другие стали просто именами. Ни внешности, ни каких-то присущих им особенностей. Просто плоские картинки в моем прошлом, рождающие ощущение какой-то вещи, которую забыл во время суетных сборов в дальнюю поездку, а теперь мучаешься, но не можешь даже припомнить, что же не взял. Амнезия была пугающе избирательной. Последним воспоминанием, унесенным мной из родного мира, был момент моей смерти, если это можно так назвать. Деталей было мало. Кажется, парк, вечер, все как-то смазано. Редкий дождь. Рядом присутствует человек, который вызывает у меня негативные эмоции. Потом чей-то крик, удар листовидного вороненого лезвия в грудь и притупленная боль. Затем жар и пепел. Этот эпизод моей жизни закрывал веху существования на Земле, и мое место занял уже Крис, очнувшийся в доме Анхора. Дальше пробелов в памяти не было совершенно. Все люди, события и закачанная в голову любознательным альтер-эго информация воспринимались цельно. Знание двух наречий тринийского языка, являвшегося в этих землях чем-то вроде государственного, было таким же глубоким, как и знание русского. Собранная из рассказов моего приемного отца по крупицам информация о большом мире и его обитателях, дополненная и расширенная Эйрой, была плотно утрамбована в голове и ждала своего часа. Кстати, занятная личность эта целительница. Если не считать мистического способа моего появления в этом мире, как я уже припоминал раньше, имевшем название Альмарион, целительница была вторым доказательством существования здесь магии. В ее исполнении, правда, лично я видел только плавающую за ней по воздуху искорку, которая, невзирая на малый размер, распространяла довольно яркий рассеянный свет. Но даже это давало значительный объем пищи для размышлений. Анхор воспринимался мной одновременно и как старший товарищ, и как родной человек. Конечно же, он не смог бы заменить собой моего настоящего отца, облик которого надо еще постараться вспомнить, но называться, как минимум, приемным отцом у него было полное право. Мало кто будет так заботиться о незнакомом человеке, как он заботился обо мне. Еще одна интересная личность из моего близкого окружения, пожалуй, стоит отдельного, более пристального внимания – Амия, с чьим дедом Анхор водил старое знакомство. Кареглазая и темноволосая девушка лет восемнадцати-девятнадцати была ростом мне по плечо и обладала довольно привлекательной фигуркой. Миловидная и, я бы даже сказал, красивая, она, если верить моим воспоминаниям, была моим единственным другом все эти годы. Что весьма странно, учитывая мой внешний облик, который должен был скорее оттолкнуть, чем вызвать симпатию. Пожалуй, от возникновения вполне естественного влечения к ней уберегла только неестественная эмоциональная толстокожесть того Криса, которым я был. Вот и все. Собственно говоря, только эти три человека были мне близки в этом мире. А остальные… А с остальными была проблема. Покрытого уродливыми шрамами чужака, то есть меня, в местном поселке сильно не любили. И, подозреваю, по большей части, за мои частые контакты с девушкой. Хотя и полагаю, что я ей был интересен с точки зрения человека, заботящегося о подобранной израненной зверушке, но местным интеллектуалам этого было не объяснить. К тому же меня тут считали проклятым, как и местечко, в котором мы обитали, и доказывать обратное ни у меня, ни у моего приемного отца желания не было. Бесполезное занятие. Мы придерживались мнения – пусть считают как хотят, лишь бы не лезли. Надо думать, мое «исцеление» многое может изменить в отношении жителей поселка. И, боюсь, изменения будут совсем не положительными. Как показала практика, люди во всех мирах одинаковы, и с этим ничего не поделать. В процессе размышления я обратил внимание, что слизь выстирывается из моих тряпок довольно быстро, будто бы вода просто растворяет ее, не оставляя совершенно никаких следов. Закончив с полосканием, я бросил подштанники и рубаху на край колодца, чтобы немного просохли, и продолжил дальше копаться в своих знаниях об этом мире. Если я все помнил правильно, то Высокие Холмы располагались на окраине холмистого участка, в дне пути южнее подножия горной гряды Каменный Хвост, примыкающей почти вплотную к Ольскому горному кряжу. Наш поселок был самым северным поселением герцогства. Дальше на севере лежала Мажья долина, в глубине каменного кармана которой располагалась Школа магии, являвшаяся не только учебным заведением, но и целым городом, к нему прилегающим. Далеко на юге, на берегу реки Вела стоит город-крепость Ольд, являющийся столицей Ольского герцогства. С востока к герцогству примыкают баронства, одно из которых упирается северной границей в Чатран, более известный как Земли Прорыва. На юге Королевство Ишрантар, по отношению к которому все местные баронства и наше герцогство имеют официальный вассалитет. Впрочем, политика – дело мутное, и есть там какие-то нюансы. Что-то об этом Эйра рассказывала. И… все. На этом мои небогатые географические изыски, основанные на довольно приблизительных описаниях из разговоров с приемным отцом, заканчивались. Пока я осваивался в «новой» обстановке, начал заниматься рассвет. Местное солнце, носящее имя Элера, ничем не отличалось от обычного земного солнца. А вот лун целых две. Да и рисунок звездного неба тут совершенно иной. Я чихнул и потрогал сохнущее исподнее. Убедившись, что его уже можно одеть, тут же облачился, сразу почувствовав себя несколько увереннее. И, надо сказать, очень вовремя. То, что сегодня утром должна прийти Амия я, вспомнил одновременно с испуганным восклицанием, сказанным приятным мелодичным голоском: – Кто ты и что тут делаешь? * * * – Э-э-э… Амия? – Изобразил я узнавание. Подкачал только хриплый, бандитский, голос, которым я это сказал, что вряд ли добавило доверия к моей персоне. – Кто ты?! Не приближайся, или я закричу! – отреагировала девушка на мою неосмотрительную попытку сделать шаг в ее сторону и недобро прищурила глаза, обрамленные густыми ресницами. Я, не делая резких движений, развел в стороны руки, повернутые ладонями к ней, чтобы показать, что в руках у меня ничего нет и злых намерений я не имею. Универсальный мирный жест. В голове тем временем была чехарда из вариантов фраз, после которых я, возможно, не получу поленом в череп. Внезапно я припомнил фрагмент разговора, в котором девушка делилась со мной информацией касательно того, что наставница говорила ей о грядущей поездке в Школу магии, чтобы провести безопасную активацию ее магического дара. Наверное, должно хватить для подтверждения личности. – Это я… Крис. – Я вовремя спохватился, едва не назвавшись своим настоящим именем. Так или иначе, нужно вести себя так, как обычно, откликаться на Криса и как можно лучше играть роль того меня, с которым знакомо мое окружение. И так, слишком радикальные изменения вызовут кучу ненужных вопросов. И если отвечать на них честно, то трудновато будет объяснить тот факт, что я из другого мира. – Помнишь, совсем недавно, ты рассказывала мне о своей будущей поездке в Школу магии? Это действительно я. Девушка удивленно расширила глаза и, судорожно сжав ладошки в кулачки, начала ощупывать взглядом черты моего лица. Понятное дело. Трудно узнать в нынешнем мне прежнего урода с бугристой слоновьей кожей, лишенной волосяного покрова. – Мы разговаривали с тобой там, у реки, когда я помогал тебе собрать прибрежный пустоцвет по просьбе Эйры. Девушка беззвучно зашевелила губами, пытаясь уложить в голове мысль о том, что некий лохматый незнакомец в сыром нательном белье и есть ее подопечный Крис, еще вчера покрытый страшными шрамами с ног до головы. Пару мгновений спустя Амия пришла в себя и, судя по ее следующему вопросу, заданному мне, она мне поверила. С контрольной фразой о Школе магии я удачно угадал. – Как такое возможно?! – Понимаешь… – Я демонстративно пожал плечами. – Тут такое дело, ближе к утру я вдруг проснулся, весь в какой-то слизи, будто улитки облизали. И вот… – Я широко развел руками. – Причины всего этого мне непонятны и неизвестны, – добавил я на всякий случай. Амия, не сводя с меня глаз, медленно кивнула и закричала: – Дядя Анхор, дядя Анхор! Скорее сюда! – Ой, что будет… Реакцию приемного отца предугадать не сложно. Вот так вот, спросонья, выскочив на вопли Амии, он мне и вмазать может, так, что мало не покажется. Поэтому первой реакцией на крик девушки была мысль «будут бить, надо линять». От пинка сонного Анхора дверь сторожки за малым не слетела с петель. Девушка тут же указала на меня пальцем, и я, судорожно сглотнув ставшую вязкой слюну, собрался бежать. Однако приемный отец, увидев меня, почему-то застыл на месте. И даже топор, который сжимал в руке, в меня не кинул, что меня весьма обнадежило. Ведь, как подсказывала мне память, Анхор этим навыком владел не плохо. Не так давно он даже взялся меня учить кидать ножи, перевязь с которыми вручил в качестве подарка на очередную годовщину моего пребывания на Альмарионе. На всякий случай, не отрывая взгляда от опасного орудия труда, я начал судорожно собираться с мыслями и совершенно упустил тот момент, когда лицо приемного отца сменило выражение с тревожно-агрессивного на растерянное. – Крис, сынок? – Узнал? Фигасе! Я б себя точно не узнал в такой ситуации. Хотя, может, он по порткам определил? Уж очень характерные заплатки на моем нательном белье. – Э-э-эм, ага. Это я… – Закивал я как китайский болванчик.